Читаем без скачивания Жернова. Книга 1 - Вик Росс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ему велели встать на узкую решетку в центре механизма, стиснули шею, запястья и лодыжки широкими ремнями. Служитель нажал на рычаг, решетка резко опустилась, и Бренн повис на ремнях. Еще одно нажатие и ремни на щиколотках дернули вниз. Его растянули крестом, и он завис как муха в паутине из ремней и железок, не имея возможности шевельнуться. Видя напротив растянутое ремнями дебелое тело Сироса, похожее на огромную бледную медузу, Бренн зажмурился. Он старался уговорить себя, что весь этот кошмар происходит не с ним.
Служитель достал маленький, похожий на коготь, нож, и, полоснув Бренна по животу над пупком, стал собирать его кровь в склянку. То же самое проделали и с Сиросом. Было больно и страшно. Еще неприятнее стало, когда голову зажали между двух металлических дисков, а кожу в области сердца и пупка оттянули и зажали холодными шипастыми железками, от которых тянулись длинные, скручивающиеся шнуры.
Дознаватель нажал на рычаг, и, противно скрежеща, кольцо, где висел Бренн, стало вращаться против солнца, постепенно ускоряясь. Грудь и живот жгло так, будто туда вонзили раскаленные штыри, тело выгибали судороги. И чем быстрее вращалось кольцо, тем сильнее становилась боль. Казалось, что его вот-вот разорвет на части. Кричать он не мог — пробка плотно запечатала рот, растягивая челюсти. Вращение повторяли несколько раз, и каждый раз болезненные ощущения менялись, но не становились слабее.
Когда механизм, наконец, остановили, Бренн затрясся от холодного пота, лившего с него ручьем. С трудом открыл крепко зажмуренные глаза. Перед металлическим столом Старший дознаватель, держа склянку с его кровью, добавлял в нее дымящуюся желтую жидкость. Потом что-то капал и мешал, внимательно наблюдая за процессом. Затем быстро защелкал бронзовыми шариками на причудливом инструменте, похожем на счетную доску абакус. Это длилось несколько минут, которые показались бесконечными, пока Бренн, сверлил глазами затылок жреца, ожидая результата испытания.
— Этот пустышка! — бросил дознаватель помощникам, равнодушно кивнув в его сторону. У Бренна вырвали изо рта пробку, ободрав горло, отстегнули от устройства и столкнули с решетки. С трудом натягивая одежду на мокрое тело, он продолжал трястись. Этого не может быть! — в нем не обнаружили даже слабой яджу, не нашли и следа скверны…
Тем временем, Дознаватель проделав те же процедуры с кровью Сироса и пощелкав шариками на абакусе, подошел к обвисшему на ремнях пекарю. Громко и, казалось, с тайным удовольствием, он огласил результат проверки:
— Гнилой урод!
Этого тоже не могло быть! Ведь Сирос пуст, как вылаканная пьяницей до дна бутыль синюхи… Пекарь завыл, задергался, его опухшее лицо стало красным, он хрипел — пробка затыкала его горло, а через сломанный забитый кровавыми корками нос почти не проходил воздух. Сдернутому с решетки Сиросу не позволили одеться и голым погнали в Судейскую.
— Гнилой урхуд, ранее считавшийся горожанином Сиросом Лоном, — пронзил зал холодный гулкий голос, — обвиняется в убийстве Джока Фубани. За ужасное преступление с применением яджу он приговаривается к публичным пыткам и медленному прокалыванию его тела тупым колом через задний проход. До процедуры наказания в течение трех дней урхуд будет находится в карсере без еды и питья. Ротовую пробку удалять не рекомендуется, дабы не подвергать отравлению людей ядовитыми миазмами.
В бесстрастном голосе судьи Бренн слышал нотки тщательного скрываемого удовольствия при перечислении мучений, ожидающих невинного пекаря. Сироса позорно и мучительно казнят. За то, чего он не совершал.
— Исполнение приговора над гнилыми уродами Шрин и Лоном назначается на день отдохновения с предварительным оповещением всех жителей Бхаддуара, желающих принять участие в их наказании.
Воздух превратился в смердящий кисель — от ужаса Сирос обделался, и по его рыхлым толстым ляжкам потекли испражнения. Скривившиеся от вони эдиры без жалости вонзили копья в грязные ягодицы Сироса, и, когда он упал, потащили крюками к Черной двери. Бренн видел, как содрогалось бледное тело пекаря, а на полу оставались пятна крови, смешанные с фекалиями. Но дурной запах, похоже, не доходил до ноздрей судей, не проявлявших никаких признаков отвращения, — яджу надежно охраняло их от вони, стонов и воплей, веками наполнявших этот зал.
Затем голос равнодушно произнес: — Бренн Ардан, ученик кузнеца, объявляется невиновным.
И опять — будто легкое разочарование промелькнуло в безликом голосе судьи. Стражник толкнул Бренна в спину, направляя к правой — Зеленой двери — в Судейском Зале. Она вела прочь из Пирамиды, на воздух, на волю! Неужели кошмар кончился? Ноги подкашивались. Горло драло, язык был сухим и шершавым. Натыкаясь на ползающих порх, усердно отмывающих обгаженный пол, Бренн, как пьяная мокрая мышь, двинулся к выходу.
С трудом открыл тяжелую скрипящую дверь, и свежий, пахнущий солью и пряностями ветер омыл его с ног до головы. Ощущение было такое, будто он вырвался из сырого затхлого подземелья. Теплый бриз обдувал тело, смывая с сердца грязь, боль и унижение. Ему повезло, неслыханно, невозможно повезло! Жизнедатель или Перу-Пели спас его? В ответ на его просьбы или на мольбы старой Ойхе? Это не столь важно — главное, что его оправдали — значит, он чист и ни в чем не виновен.
Но за что же наказан бедняга Сирос?
Как за что — Судом доказано, что он убил Джока! Значит, пекаря видели у Трех Углов, когда порешили Гнусавого мясника. Значит, все так и есть…
Бренн повторял и повторял эти правильные утешающие слова, но тут, налетевший из прошлого холодный ветер, несущий мерзкие запахи дерьма и крови, ударил его в лицо…
***
Он стоял на пятачке у Трех углов напротив здорового, как откормленный кабан, Джока, желавшего отомстить за выбитый в последней драке зуб. Гнусавый зло скалил щербатый рот, рычал, делал обманные выпады, резко взмахивал ногами в новых кожаных сапогах… Но сегодня рядом с ним не было его кузенов. Именно на это Бренн и рассчитывал. Он давно знал — именно этой короткой дорожкой, проходящей через проулки и Три угла, сын мясника таскается в Веселый дом потешиться с хусрами. Причем ходит Джок один, избегая лишних пересудов, поскольку его отец уже сосватал ему перезревшую толстомясую дочь богатого ювелира, и очень дорожил связями с ее семейством.
