Читаем без скачивания Одарю тебя трижды (Одеяние Первое) - Гурам Дочанашвили

Тут к Джузеппе пробился тщедушный парнишка и ловко, изящно двинул его в челюсть. Джузеппе рухнул. Это было равносильно чуду, но кому сейчас было до чуда — сумятицей умело воспользовался деверь Розалии: подкрался к степенному сеньору Джулио сзади и стукнул кулаком по голове...

Женщины визжали, вопили, наиболее разумные рину­лись к выходу...

Беспорядком воспользовались все, у кого имелся на кого-нибудь зуб, в кутерьме и давке каждый лупил свое­го недруга, и драка приняла всеобщий, массовый, гран­диозный характер.

— Люди! — взывал со сцены Александро. — Неужели вас так накалила моя умиротворительная речь?!

Но в зале все смешалось, происходило невероятное, люди дружно бранили и колотили друг друга, и даже, представьте себе, Винсенте, весь в крови, остервенело, всласть топтал Антонио.

— Чего вы с ума посходили, люди?! — пытался обра­зумить сограждан Александро. — Развлекаться пришли, в конце концов!

— Здесь, в вашем городе... — Доменико был сму­щен, — пожалуйста, не поймите меня как-нибудь не так... мне просто любопытно... есть ли воровство?

— Здесь, в нашем городе? Нет, что ты, — оскорбился Тулио. — Бывает, понятно, но редко, очень редко.

— А почему он сказал, что Кумео украл у Микела зо­лотую цепочку?

— Тип вроде Кумео на что угодно способен, — возму­щенно заметил Тулио. — Он исключение. В каждом горо­де найдется два-три негодяя. А что, у тебя деньги есть?

— Нет, совсем немного.

— Сколько все же?

— Шестьдесят драхм.

— Шестьдесят?! Где ты взял столько?!

— А это много?

— Ха! — махнул рукой Тулио. — Мало сказать — мно­го... А сколько было всего?

— Всего... Всего... семьдесят.

— Спустил уже десять драхм? На что, Доменико?

— Два костюма купил.

— Это — драхма, а... а еще?

— Почему драхма, четыре драхмы.

— Кто содрал с тебя четыре? Артуро?

— Да.

— У-у, ворюга... А Тереза знает про твои деньги?..

— Нет, откуда ей знать?

— Честно?.. Не пойму, чем же ты ее пленил тогда!.. Вообще Тереза не падка на деньги, а все же... Не оби­жайся, но... С виду ты недурен, но все равно... с первого разу понравиться...

— Значит, нет воровства? — переспросил Доменико, пристально смотря на Тулио. — Нет, значит, да?

— Нет, конечно. Разве что облапошит кто, вроде Ар­туро, а из кармана не вытащат, не ограбят. Радуйся, что в Камору не попал, — там бы тебя давно прирезали.

— В Каморе? Что это за город?

— Ха, этого просто не объяснишь... Но горло тебе перерезали б, не сомневайся.

— Почему... Из-за чего... Я же никому ничего плохо­го не делал...

— Для каморца это ничего не значит.

— Поистине надо изгнать из города окаянного Алек­сандро. — Тетушка Ариадна бросала корм в аквариум. — Как он посмел оболгать господина Джулио, приписать ему такого рода связь с Розалией, я доподлинно знаю: нет у Джулио подобных отношений с Розалией — это первое; к тому же они соседи, а разве Джулио способен коварно вступать в непристойную связь с соседкой! Во-вторых, мне часто доводится видеть их в обществе, и я ничего такого за ними не замечала, хотя непременно заметила бы, потому что при подобной связи, при подо­бных отношениях между мужчиной и женщиной всегда что-то где-то видно... Не надоела вам со своими разгово­рами?

— Нет, нет, что вы, я сам люблю говорить, — сказал Дуилио. — Золото добывают из глубин земли, а знания — из разговоров.

— Прекрасно сказано! — Тетушка Ариадна стряхнула с ладони корм, отходя от аквариума. — Права я, защи­щая интересы Джулио?

— Еще бы, разумеется, — одобрил ее Дуилио, та­кой, каким был. — При необходимости Джулио отли­чается многими положительными качествами, достоин­ствами.

— Поистине достойный человек, редчайший.

— Да, да. — Дуилио был задет, но виду не подал. — Положительный человек... Однако, если угодно знать мое мнение, на свете редко попадается человек без изъя­на. Крайне редко.

— Да, конечно, что и говорить, — поспешила согла­ситься тетушка Ариадна. — У сеньора Джулио, надо при­знать, взгляд несколько мутный. Иной раз меня, пожи­лую женщину, так оглянет, представляете!..

— Нет, нет, не говорите о себе так, вы рождены под знаком вечной юности, не говорите о себе так, не желаю слышать!

— Хорошо, хорошо, — расцвела тетушка Ариадна, и протянула руку для поцелуя. — Кончетина, принеси нам ароматной воды... — И снова к Дуилио: — А каким пред­ставляется вам истинно хороший человек, умоляю, ска­жите мне...

— Прямо сейчас?

— Да, да, прошу вас.

— Это весьма трудно. — Дуилио поднялся, прошел­ся. — Однако попытаюсь... Спасибо, Кончетина, замеча­тельный напиток... Итак, истинно хороший человек... Я знал одного истинно хорошего человека. Отношения у нас были добронравные и добросердечные — с точки зрения человечности, разумеется, — и мы своей человеч­ностью сумели устранить всех главных соперников, что вызвало в свете массу разговоров. Мы всегда соблюдали великолепные традиции предков, а также много внима­ния уделяли многим положительным свойствам челове­ка, что стало предпосылкой наших беспримерных, безус­ловных успехов. В ту пору я, — Дуилио возвел очки к потолку, — я был жизнерадостным, жизнелюбивым юношей со своими душевными муками, а помимо того, простите за выражение, мы оба обладали благородной натурой, а помимо того, мы умели с присущим нам ма­стерством вылепить и выразить свою мысль, а это хоро­шо. А если мы обнаруживали в человеке несомненно хо­рошие, полезные качества, пылко приветствовали это обстоятельство...

— Ах, какой вы положительный, какой положи­тельный! — У тетушки Ариадны увлажнились глаза. — А это чудесно...

— О! —Дуилио углубился в мысли. — Превращение в положительного человека требует огромного мастер­ства и глубинного психологического мышления...

— Почаще навещайте нас, сеньор Дуилио, почаще. — Тетушка Ариадна прижала к груди скрещенные руки.— Ваши речи пробуждают во мне дивные воспоминания...

Вокруг фонтанов на главной площади сидели краса-горожане, упиваясь недолгой благодатью солнца, и громко переговаривались — перекрывали шум хлестав­шей воды. Хрупкая, изящная Кончетина, нарядная — в новом красном платье, — разговаривала с Тулио и, заме­тив стоявшего поодаль Доменико, слегка присела, при­ветствуя его, а тот ловко щелкнул каблуками, низко на­клонив голову, на этот раз отлично справившись с обычаем краса-горожан и не вызвав ничьей усмешки, Винсенте — воротничок был застегнут — чинно прохажи­вался под руку со своей недавно обретенной супругой, галантно раскланиваясь со знакомыми. Был час прогул­ки, и одинокий Эдмондо не знал, к кому пристать — при­клеивался глазами то к одному, то к другому, — однако его старались не замечать, зато Дуилио, степенными шажками обходившего вокруг фонтанов, одаряли во­сторженными улыбками. А Дуилио, такой, каким был, время от времени изрекал: «Не уноси стакан с родника». Винсенте же от имени всех заверял: «Нет, нет, не уне­сем!» Ах, что за день был, чудесный был день, и был бы еще чудесней, если бы на лицах кое-кого из горожан не темнели синяки. «Ах, этот негодный Александро! — воз­мущалась тетушка Ариадна. — О, смотрите, и сюда по­жаловал!..»

Прогуливался весь город, женщины с веерами, с пре­лестными зонтиками; солидно-степенные мужчины с достоинством приветствовали друг друга, в клетках заливались певчие птицы, легкий ветерок разносил звук инструмента, у которого душой была птица. Кумео, зави­дев одинокого старого музыканта, недобро сверкнул гла­зами и, подкравшись к нему сзади, сорвал шапку, бросил в бассейн. Рассерженный старик бессильно замахнулся дрожащей рукой, но Кумео отскочил, скалясь и изде­ваясь: «Давай пляши, мартышка, пляши...» Тут Винсенте — воротничок у него расстегнулся — проявил себя: «Пляши, пляши давай, старикан!» — но, перехватив уко­ризненный взгляд Джулии, застегнулся и изысканно по­клонился кому-то. Александро, передернув плечами, про­бормотал: «Поразительно — я ненормальный, а они нормальные?!» День был чудесный, и прогуливались все... Напомаженный Цилио с красной гвоздикой в пет­лице что-то нашептывал Розине, взяв ее за руку, стоя спиной к Сильвии, дожидавшейся подружки. Потупив глаза, Розина отрицательно качала головой; потом, ког­да резко выдернула руку, Цилио, поколебавшись, повер­нулся к Сильвии и проникновенно сказал: «Пока говорил с ней, в вас влюбился! Не угодно прогуляться в ро­ще?» — «Что, что вы сказали?» — будто бы не поняла Сильвия...

Где-то недалеко жгли опавшие листья, ветерок доно­сил горьковатый запах дыма. Александро, подставивший лицо солнцу, проводил дремотным взглядом Цилио и Сильвию, с любопытством посмотрел на взбешенную Розину и понял — дружбе двух девушек раз и навсегда наступил конец, между тем дружба их служила краса-го­рожанам образцом и примером. Потом Александро за­метил Уго — юного безумца, кому-то грозившего, — и подошел к нему, начал мягко вразумлять, полный сил и энергии: