Читаем без скачивания Заговор генералов - Владимир Понизовский

Да, как несвоевременно оказалось событие, которое два месяца назад всполошило всех. Поторопились его племянник с великим князем и Пуришкевичем. Гришку Распутина надо было отправить в преисподнюю теперь. И не Юсупову со своими приятелями, а этим — из толпы. Вина за все неурядицы в государстве легла бы на тобольского конокрада. Получили бы его голову на выданье — и успокоились. А теперь на кого ляжет?.. Тяжкий крест…

— Что добавить желаете, господа?

Никто ничего добавить к воззванию не пожелал. Он с ожесточением ткнул перо в чернильницу и размашисто вывел: «Председатель Государственной думы Михаил Родзянко. 27 февраля 1917 года». Вызвал служителя:

— Распубликовать и распространить по городу. Служитель кинулся в типографию.

Тут же и вернулся — с новым известием:

— Фабричные… студенты… солдаты… привели под ружьем их превосходительство… Ивана Григорьевича Щегловитова!

Как понимать: под ружьем? И кого! Бывшего министра юстиции, председателя Государственного совета, сенатора — одного из высших сановников государя!.. По чьему распоряжению привели? Зачем?

Родзянко тяжело выбрался из-за стола. Но, опережая его, уже выскочил из комнаты Керенский.

Александр Федорович подбежал к группе, ведшей через Екатерининский зал белого как лунь и смертельно бледного экс-министра, недавнего вершителя судеб. Вот какие сальто-мортале выкидывает судьба.

— Господин Щегловитов! От имени народа!..

Но тут подоспел Родзянко. Гостеприимно повел рукой:

— Иван Григорьевич, пожалуйте ко мне в кабинет.

Между председателем Думы и министром вдруг протиснулся тощий небритый юноша в студенческой куртке с петлицами:

— Бывший министр Щегловитов арестован от имени народа!

Родзянко поверх головы студента гневно уставился в лицо Керенского.

— Господин Щегловитов арестован! — с пафосом воскликнул тот. — Но ваша жизнь, Иван Григорьевич, в безопасности — Дума не проливает крови!

С его губ так и слетали слова-афоризмы. Какая удача: он, он совершил первый арест революции!..

— Куда отконвоировать арестованного? — не обращая внимания на багрового Родзянку, обратился студент к Керенскому.

Действительно, куда?.. Не в полицейскую же камеру… Нашелся:

— В министерский павильон.

И в этом был остроумный парадокс: министерский павильон пристроил в свое время к крылу Таврического дворца Столыпин. Меж думскими заседаниями там отдыхали члены правительства, не желавшие вне службы якшаться с «народными избранниками».

Керенский обернулся к солдату, вместе со студентом приведшему Щегловитова:

— Какого полка?

— Четвертой роты Преображенского унтер-офицер Федор Круглов!

— Поручаю вам охрану арестованных.

Почему: «поручаю»? Какими полномочиями?.. Александра Федоровича несло.

А люди все прибывали. Они заполонили Таврический, набились в залы, толклись в коридорах.

В вестибюле и на лестнице стояли, обращенные рыльцами на Шпалерную, «максимы», «гочкинсы», «кольты». Сменяли друг друга на постах часовые.

Никто не знает, что делать дальше. Где же верные войска с фронта?.. Только бы продержаться… Родзянке сообщили:

— В левом крыле… в комнате бюджетной комиссии… Собрался еще какой-то комитет. Исполнительного Совета. Рабочих депутатов!

Каких еще депутатов? Какой комитет, когда уже есть Временный, думский? Какого совета, когда совет — они?

Керенский, на этот раз без Родзянки, метнулся в левый флигель.

Оказалось, явочным порядком здесь же, в Таврическом, уже образован Временный исполнительный комитет Совета рабочих депутатов — как прямой преемник того самого Совета, который возник в октябрьские дни пятого года и просуществовал тогда 52 дня. И этот Временный исполнительный комитет разослал по всем питерским заводам и фабрикам телефонограммы с предложением прислать в Таврический дворец своих представителей на первое заседание, а кроме того, уже образовал и штаб восстания из нескольких фронтовиков, оказавшихся в столице в отпуске или в командировке. Этот штаб выставил команды для охраны вокзалов и послал разведчиков на дороги, ведущие в столицу.

Дело принимало неожиданный оборот. Дума распущена царем на каникулы и как бы не существует. Ее Временный комитет — учреждение, не установленное никакими законами и не располагающее никакими правами. А Совет рабочих депутатов хоть и самочинный, зато опирается на рабочую толпу и солдат… Как бы не просчитаться! Керенский сновал между кабинетом Родзянки и комнатой в левом флигеле. Он должен быть и здесь и там. Депутат Думы, а в то же время и лидер трудовиков. Иными словами, представитель трудовых масс.

В девять вечера в Таврическом собралось несколько десятков рабочих посланцев заводов и фабрик. Тут же оказались и Чхеидзе, и Скобелев — еще один эсдек-меньшевик, тоже депутат Думы. Александр Федорович ревниво поглядывал на них. Шустры. Тоже быстро сориентировались!..

Рабочие, делегаты от разных предприятий Питера, не знали друг друга. Но они знали по газетам и Чхеидзе, и Скобелева, и Керенского. Когда начались выборы Исполнительного комитета, их троих и выбрали: Чхеидзе председателем, Скобелева и Керенского — товарищами председателя.

Посланцев пролетарских районов заботила нехватка продовольствия — уже какой день не было хлеба. Тут же и решили: реквизировать запасы муки в казенных, интендантских, общественных и иных складах и снабдить ею хлебопекарни. Кроме продовольственной комиссии образовали военную руководить революционной работой в армии; литературную — чтобы наладить издание газет, листков и воззваний. Выбрали десять временных комиссаров для организации районных Советов депутатов.

— Как относится Совет депутатов к Временному комитету Думы? — будто бы между прочим-спросил Керенский.

Ни Родзянке, ни Шульгину, ни Милюкову — никому из правых думцев и представителей центра рабочие не верили: буржуи, капиталисты, царские лизоблюды!..

— Я и Чхеидзе тоже входим во Временный комитет, — сказал Керенский. Вы все знаете: своих фабрик или банков у нас нет. И Николай Степанович и я в тюрьмах за народное дело сиживали…

— Вас обоих и делегируем от Исполкома Совета в ихний комитет.

Керенскому этого и надо было. «Младенцы. Как легко обвести вас вокруг пальца».

Совет решил: заседания будут непрерывными. Спать по очереди. Как солдаты в карауле.

От имени рабочих депутатов составили свое «Воззвание», совершенно отличное от родзянковского:

«Солдаты! Народ и вся Россия благодарят вас, восставших за правое дело свободы.

Вечная память погибшим борцам.

Солдаты! Некоторые из вас еще колеблются присоединиться к восставшим вашим и нашим товарищам.

Солдаты! Помните все ваше тяжелое житье в деревне, на фабриках, на заводах, где всегда душило и давило вас правительство. Присоединяйтесь к народу, и народ даст вам и вашим семьям новую, свободную жизнь и счастье…

Будьте тверды и непоколебимы в своем решении бороться за свободу до смерти.

Поклянемся лучше умереть, но не отдать врагу свободы. Жертвы, службы и чести вашей никогда не забудет Россия. Да здравствует свобода!»

Из комнаты Совета Керенский вернулся в кабинет Родзянки. Представился как делегат Исполкома, доверительно рассказал о том, что творится в левом крыле Таврического дворца.

Родзянко сразу же оценил обстановку. Растормошил дремавших членов Временного комитета.

Перед тем, отлучившись из дворца, он навестил князя Голицына. Премьер сообщил, что государь решительно не согласен на преобразование кабинета министров. Уже по дороге от князя у Родзянки созрел план действий. Рассказ Керенского укрепил его решимость.

— Мы должны, пока не поздно, взять правительственную власть в свои руки! — твердо заявил он теперь. — Не возьмем мы — ее захватит этот, как его… Совет рабочих депутатов!.. Мы должны в противовес их штабу восстания создать свою военную комиссию и немедленно назначить военного коменданта Петрограда. Какие будут предложения по составу кабинета министров?

Начались дебаты. Пока думцы раскладывали пасьянс, Михаил Владимирович увлек Керенского в коридор. Охватил за талию, прижал к мягкому боку:

— Как вы полагаете: кто более всего подходит в премьеры?

Керенский не ожидал, что Родзянко снизойдет до того, чтобы по-приятельски советоваться с ним. Смутился. Пробормотал:

— По-моему, лучшей кандидатуры, чем вы, нет.

— Не пройду! — хохотнул Родзянко. — Для всех я — буржуй, вы же сами говорили, как они обо мне… Нет. Я буду помогать со стороны. Что до меня, то для преемственности власти наилучшим в министры-председатели смотрится князь Львов, как думаете?

Еще два дня назад председатель Думы чурался Александра Федоровича. Едва терпел, как надоедную жужжащую муху. А нынче такое расположение… С чего бы? Керенский почувствовал себя как бы прихлопнутым его огромной ладонью. Тем более неожиданным явилось последующее: