Читаем без скачивания Сыч – птица ночная - Лев Пучков

Вспомнил свою несчастную жену, которая сполна испытала все прелести чеченского плена, и до того вдруг захотелось стрелять — аж зубы свело. А лучше — не стрелять. Лучше голыми руками. Хрясть — в височек! Шарах — ребром ладони по кадыку! И подхватить могучее тело падающего врага, вобрать в себя его последний трепет, впитать частичку его воинского умения, боевого духа, истекшего из умирающего в виде конвульсивной дрожи. И так далее в том же духе — хэй-йя!!! Раззудись плечо, развернись во всей красе боевая пружина — это мы умеем. И вообще — о чем разговор?! Какое там, к чертовой матери, «соскочить по-тихому»!

— Валера! — позвал я выбравшегося на дорогу Поликарпыча, пыхтевшего от напруги — помимо свертка с обивкой и поролоном, он подцепил еще и подушку сиденья. — А ну ответь на вопрос не задумываясь!

— Да ну тебя в задницу, — угрюмо пробурчал Валера, укладывая добычу в багажник «Нивы». — У тебя семь пятниц на неделе — с утра зубы скалил, после обеда фырчишь — гонор свой показываешь, а к вечеру опять анекдоты будешь рассказывать. Бабу тебе надо…

— Ну, извини — вот такой я сатрап, — покаянно признался я. — Валера — это важно для меня. Ответь не задумываясь. Представь на миг такую картину. Пришли на твою землю супостаты. Отняли твой дом. Затрахали до смерти твою жену. Перебили друзей. И живут припеваючи в твоем доме, гады мерзкие, продают оружие и наркоту детям твоих соседей, которые колются, становятся от этого дебилами и стреляют друг в друга. А соседок твоих, тех, что посимпатичнее да помоложе, эти супостаты тащат к себе в дом — точнее, к тебе в дом, в котором они живут припеваючи, опять же — трахают до посинения, а потом продают в рабство на чужбину… Представил?

— Ты хочешь сказать… хочешь спросить, что бы я сделал, если бы так было? — Поликарпыч понимающе прищурился. — Ну ты вообще! Ты тут такой беспредел нарисовал — хоть ложись да помирай… — Он достал «беломорину», постукал по пачке, изучающе рассматривая меня, словно видел в первый раз, и качая неопределенно головою. — Я понял… Знаешь, я бы их всех мочил бы, пока руки целы. А как руки отказали бы, я бы их грыз зубами. И думаю, любой…

— А у тебя — представь на миг — альтернатива, — решил я усложнить задачу. — У тебя, представь, бабки есть. Есть хорошие профессиональные навыки. Жену твою заморили давно — боль, сам понимаешь, со временем утратила свою остроту и уже не так сильно режет душу. Ты можешь спокойно убраться куда-нибудь подальше. И жить там припеваючи. А если ты начнешь мочить супостатов, они тебя быстро вычислят, навалятся всем скопом и изничтожат. Потому что ты один против всей этой нечисти — опереться тебе не на кого. А один, сам понимаешь, в поле не воин. Ну так что — как бы ты поступил?

— Не, я так бы не смог, — решительно махнул рукой Поликарпыч. — Это что за жизнь — «припеваючи», — когда у тебя все так испохабили? Не, я бы грыз их… — Тут он вдруг снизил голос до шепота, подмигнул мне и сообщил заговорщицким тоном:

— И это… ну, того… Короче, ты не один — ты понял? Я, думаешь, зря в армии служил? Ты мне ствол дай какой-никакой да посади где надо — я им покажу, где раки зимуют! Или вон — смотаемся в Литовскую, целый взвод казаков привезем! У меня там полстаницы родственников.

— Спасибо, Валера, — растроганно пробормотал я. –

Спасибо. Ты меня здорово поддержал — а то я что-то усомнился на миг… Но пока никого стрелять не надо. И взвод не нужен. Пока надо все тщательно подготовить…

В 19.00 я в гордом одиночестве торчал под фонарем при въезде в переулок, соединяющий улицу Пушкина с площадкой третьего микрорайона. Поликарпыча решил не привлекать, поскольку дело предстояло деликатное, требующее полнейшей конфиденциальности, а при определенном стечении обстоятельств чреватое большущими неприятностями как для меня лично, так и для всех, кто в этот момент окажется рядом со мной. Не хотелось без нужды подставлять славного парня, который и так рисковал, работая на меня за какие-то паршивые двести баксов в месяц. Погода стояла чудесная. Падал крупный снег — весьма редкое явление для данного региона. Я давно не стоял вот так, бездумно глядя на фонарь, в световом пятне которого падающие снежинки кажутся искристыми жемчужинами, ниспосланными на землю каким-то великодушным божеством в награду за добродетельность и долготерпение людское. Ах, прелесть какая! Опять возникло мимолетное желание бросить к чертовой матери эту войну и жить по-человечески. Это я расслабился — от рук оборзел. Мирная жизнь подточила психологию пса войны, размягчила очерствевшую душу закаленного бойца, нанесла удар по формировавшимся годами прочным установкам типа «убей первым, дабы не умереть самому», «хороший враг — мертвый враг», «лучше всех убить, а потом пожалеть об этом, чем кого-то пожалеть, а потом быть им убитым», и так далее. Надо взять себя в руки — этак недолго до полной дисквалификации. А что такое полная дисквалификация для воина? Кто не в курсе, поясняю: это СМЕРТЬ…

Рассеянно глядя на снежинки, вальсирующие в световом кругу, я взвешивал свои шансы на успех. В принципе мне нужно было совсем немного. Я ждал одного человечка, который запросто мог дать мне это «немного». Ну, в долг, разумеется, — не в этом суть. Важно, захочет он дать или скорчит холеную физиономию в недоуменной гримасе и пролепечет: «А вы, собственно, кто такой будете»? Во втором случае даже и не знаю, каким образом мне поступить. Я, конечно, могу сломать ему шею или умертвить каким-нибудь другим способом — у меня их в арсенале как минимум десятка три. Но толку от этого не будет. Человечек этот хитер чрезвычайно, прошел огонь, воду и медные трубы, имеет свою устойчивую шкалу ценностей, и заставить его сделать что-либо против его воли можно только с помощью психотропных препаратов. А у меня их нет — у меня сейчас вообще ничего нет. Своенравность данного субъекта можно проиллюстрировать одним примером: человечек этот давно и успешно торгует дорогостоящим оружием и амуницией, заключает многомиллионные сделки, но до сих пор ездит на старенькой «Ауди-100», ютится с многодетной семьей в хрущебе и носит майорские погоны. Я за сутки до встречи наводил справки: все осталось, как было два года назад, — ничего не изменилось. При его связях и многочисленном протекторате мог бы уже давно в генералы пробиться. Не хочет — нынешнее положение вещей его вполне устраивает. Да — познакомьтесь: Андрей Федорович Попцов. Заместитель командира одной из стародубовских воинских частей по технике и вооружению. Симпатичный голубоглазый мужик тридцати пяти лет от роду — на мафиози похож так же мало, как я на Лео Ди Каприо. Два года назад этот парниша (ну, Попцов, естественно, а не Лео!) неоднократно оказывал нам услуги в приобретении разнообразной экипировки и вооружения. Драл он втридорога, но был надежен, как скала, гарантировал конфиденциальность и отвечал головой за качество товара — за это, собственно, и терпели. Потом, когда мы развернулись, Шведов отказался от Попцова — столичная «крыша» позаботилась о создании своего канала для обеспечения нашего предприятия экипировкой и вооружением. Связь, однако, не прервалась: мы неоднократно подкидывали Андрею Федоровичу по сходной цене кое-какие выдающиеся прибамбасы, которые удавалось выудить в ЗОНЕ. Это был хороший деловой партнер, на которого можно положиться. Почему был? А многое изменилось. Прошел год, дяди Толи нет, команды — тоже. Кто я такой, отдельно взятый индивид? Каковы перспективы сотрудничества со мной, отдельно взятым? А вдруг от меня навар будет совсем мизерный, а неприятностей — выше крыши? Может, вообще не стоит связываться со мной таким — отдельно взятым…

Темно-синяя «Ауди» вырулила из-за киоска и поехала по переулку. Я подошел поближе к фонарю, чтобы водитель мог рассмотреть мое лицо, и, скрестив руки на груди, принялся сосредоточенно изучать обрывки объявлений, наклеенных на столбе.

Вообще-то эффектные сцены не мой профиль. Вот мой боевой брат Джо — тот большой любитель театрализованных представлений. А я предпочитаю все делать обстоятельно, тихо и незаметно. Но в данном случае внезапность и ошеломляющий эффект были необходимы по сценарию — без них могли возникнуть непредвиденные осложнения. Позвони я Попцову заблаговременно, с целью назначить встречу, он предсказуемо впадет в шок, промямлит что-нибудь и пообещает подумать, назначив повторный перезвон на следующие сутки. А за эти сутки торговец смертью все взвесит, наведет справки и наверняка трижды призадумается, стоит ли иметь со мной дело. А тут, представьте, — на! Свалился на голову внезапно оживший мертвец, выглядит вполне еще свежо, не пахнет, пышет здоровьем, уверенностью и желает сотрудничать. Сильное удивление на грани истерического припадка будет обязательно. И продлится сие удивление довольно долго, и обязательно будет чревато смятением мыслей, сумбуром в умонастроении и неспособностью трезво взвешивать ситуацию как минимум в течение ближайшего часа. А мы его тепленького — оппочки! — иди сюда, мой красивый! Давай делом займемся. И хватит этого смятенного часа за глаза — тут ехать минут двадцать, не более.