Читаем без скачивания Французова бухта - Дафна дю Морье

— А если та команда превосходит числом вашу?

— Это та доля риска, на которую идешь сознательно. На моей стороне преимущество во внезапности нападения, оно меня еще не подводило.

Он взглянул на нее сверху. Его позабавило выражение недоверчивости на лице Доны и невольное пожатие плеч, будто она сочла его за умалишенного.

— Как вы думаете, чем я занимаюсь, когда запираюсь в каюте? Поверьте, я не валяю дурака и не делаю ставку исключительно на везение. И пока я прохлаждался в бухте, мои люди тоже не бездельничали. Несколько человек прочесывали округу, но в их намерения не входило причинять страдания бедным женщинам. Страдания — штука печальная.

— Так они знают английский?

— Конечно. Поэтому я и поручил им это задание.

— Что ж, сдаюсь, вы чрезвычайно предусмотрительны.

— Просто я не выношу работы, сделанной спустя рукава.

Мало-помалу линия берега обозначилась яснее — они входили в широкий, далеко простирающийся залив. Вдалеке на западе виднелись белые песчаные дюны, в сумерках казавшиеся серыми. Корабль забирал севернее, направляясь к темному мысу, хотя, на первый взгляд, там не было ни бухты, ни заводи для якорной стоянки.

— Вы не знаете, куда мы идем? — спросил Француз.

— Нет, — покачала головой Дона.

Он принялся насвистывать, выжидающе глядя на нее. И снова Дона отвела глаза, которые имели свойство выдавать самые сокровенные тайны. Она смотрела на гладкую поверхность моря, на видневшуюся впереди незнакомую землю. Вечерний бриз доносил до нее теплый запах травы, покрывавшей утесы, играл в ветвях деревьев и остывающем после знойного полдня песке. Дона подумала, что вот это и есть счастье, к которому она стремилась всю жизнь. Прекрасное мгновение минет, и на смену ему придет опасность, может быть, это будет смертельная схватка. Но и она пройдет, и они снова будут вместе создавать свой собственный мир, состоящий из тишины, покоя и красоты… Закинув руки за голову и смело посмотрев на Француза, она спросила:

— Так куда же мы заходим?

— Мы заходим в гавань Фой.

Глава 12

Ночь выдалась теплая и тихая. Какой бы силы ветер ни задувал с севера, здесь, под прикрытием мыса, он совсем не ощущался. Лишь изредка пробегавшая по черной поверхности воды зыбь да посвистывание в снастях говорили о том, что в нескольких милях от берега ветер не спадал. Шхуна бросила якорь у края небольшого заливчика, к которому очень близко подступали огромные мрачные скалы, плохо различимые в ночи. Корабль почти бесшумно подошел к намеченному месту. Ни команда капитана, ни оклики матросов не нарушили мертвого безмолвия, якорная цепь, выброшенная через обитые войлоком клюзы, издала лишь короткий приглушенный всплеск. Но этого было достаточно, чтобы колония чаек, сотнями гнездившихся на уступах скал, заметалась над водой. Их вопли долго отдавались эхом среди скал, но, поскольку со стороны корабля больше не последовало никаких звуков, птицы наконец угомонились, и снова воцарилась тишина.

Дона стояла на корме у перил, всматриваясь в очертания незнакомого берега. Чудилось в них что-то жуткое, сверхъестественное. Ей казалось, что они вторглись в заколдованную страну: ее обитатели находятся под влиянием злых чар, они спят беспробудным сном, а чайки сторожат их, и стоит появиться в заливе кому-то чужому, как они поднимаются и криком своим извещают об этом злых демонов. Эта земля и эти скалы были частью ее родного берега, но сегодня ночью они враждебно ощетинились, превратились для нее в неприятельскую территорию. А горожане порта Фой, мирно спавшие в своих постелях, стали для нее чужеземцами.

Команда «La Mouette» собралась на палубе. Неподвижные молчаливые матросы выстроились плечом к плечу. И впервые, с тех пор как они отправились в поход, Дону кольнуло дурное предчувствие, по спине пробежал холодок страха. Она — Дона Сент-Коламб, жена английского землевладельца и баронета — забылась настолько, что позволила банде бретонцев втянуть себя в безумную авантюру. А что она знает о них? Только то, что они пираты, опасные преступники, неразборчивые в средствах. Их предводитель ничего толком не рассказал о себе, а она полюбила его, что само по себе нелепо и необъяснимо. Должно быть, потом ей придется стыдиться своего поступка. А что, если план провалится, Француза, его людей и ее вместе с ними захватят? И, прежде чем установят ее подлинную личность, они все вместе предстанут перед правосудием! Из Лондона как ошалелый прилетит Гарри… Дона представила себе, как слухи об этой истории расползутся по всей стране. Какая порочащая грязь навсегда пристанет к ее имени! Друзья Гарри, конечно, присочинят непристойности, каких не было, а сам Гарри, возможно, лишится рассудка, и тогда их дети останутся без родителей. Им запретят даже упоминать имя матери, которая удрала с пиратом французом, словно кухарка за грумом.

Мысли тяжелым грузом ложились на сердце Доны. Глядя сверху на построившуюся команду, она с тоской вспоминала свою уютную постель в Навроне, прогулки по саду, радость от возни с детьми. Внезапно она почувствовала, что рядом с ней стоит Француз. Не было сомнений, что он все понял, стоило ему заглянуть ей в лицо.

— Сойдем вниз, — спокойно сказал он.

Дона повиновалась, словно ученик, заслуживший наказание от строгого учителя. Как она сможет оправдаться, если он упрекнет ее за малодушие? В каюте было полутемно, две свечи отбрасывали на стены тусклый отблеск. Француз присел на краешек стола и посмотрел на нее в упор. Дона стояла перед ним, судорожно сцепив за спиной руки.

— Вы вспомнили о том, что вас зовут Дона Сент-Коламб! — не допускающим возражения тоном сказал он.

— Да, — не стала отрицать Дона.

— Стоя на палубе, вы мечтали вернуться домой и никогда больше не встречать «La Mouette»?

Ответа не последовало… Нависла гнетущая тишина. Дона спрашивала себя: неужели все женщины, когда любят, разрываются между желанием признаться в своем чувстве, забыв скромность и благоразумие, и страхом объясниться первой, заставляющим таить любовь иногда всю жизнь.

Ей захотелось оказаться в другом месте, на другом корабле, где она могла бы, бесшабашно насвистывая и засунув руки в карманы штанов, обсуждать с другим капитаном замыслы предстоящей атаки. Или пусть бы он был ей безразличен, перестал быть тем единственным человеком в мире, которого она любила и желала.

Как случилось, что она, которая всегда смеялась над любовью и презирала сантименты, в считаные недели дошла до такого униженного состояния, до такой постыдной слабости?