Читаем без скачивания Наша тайная слава - Тонино Бенаквиста

Он прервался, чтобы раскурить свою довольно пухлую сигарету. Сделал первую затяжку и удерживал ее в себе как можно дольше, потом выпустил дым со вздохом удовольствия, словно это была первосортная марихуана.

— Другими словами, я предлагаю тебе разделить со мной мой великий секрет в обмен на твой.

— …

— Ну а теперь скажи: как тебе это удается?

Ответа не было, но что-то в лице ребенка расслабилось.

Жюстен с трудом выдержал вторую секунду неподвижности, потом испустил хриплый вздох, в котором смешались усталость и облегчение. Статуя вдруг растрескалась, и ребенок отдался странному балету, ритуальному и привычному танцевальному номеру — сначала похрустел всеми косточками от затылка до талии, потом попрыгал немного с ноги на ногу, чтобы оживить мышцы и размять затекший скелет. Прочистил горло, чтобы вернуть себе голос, помассировал затекшие щеки и скорчил несколько гримас, чтобы восстановить эластичность лицевых мускулов.

— Дело привычки, доктор.

И хотя доктор ожидал этого, все равно застыл от изумления с сигаретой во рту.

— Чего только не сделаешь ради счастья родных, — продолжил Жюстен. — А счастье родных порой требует жертв. Ах, если бы родители только знали, на что я пошел ради них! Если бы только хоть на миг представили, сколько терпения и внимания требуется, чтобы вести их по жизни!

— Сколько ты еще продержишься?

— Они пока не готовы. Боюсь, опять наделают тех же ошибок; они еще слабоваты, я чувствую. Но как только справятся, тут и я вернусь. И я рассчитываю на вас, доктор, чтобы подготовить мое возвращение.

— Что я могу для тебя сделать?

— Назначить мне два сеанса в неделю, только вы и я, — хочется немного расслабиться и поговорить, что уже неплохо.

— Это все?

— Нет. На прошлой неделе меня посадили перед телевизором. И там показали рекламу нового шоколадного бисквита со слоем орешков в карамели. Ужасно хочется попробовать!

— Я наведу справки.

Доктор открыл окна, помахал руками, чтобы разогнать запах табака, потом повернулся к Жюстену:

— Мне позвать их?

Кивнув в последний раз, Жюстен вновь обрел свою неподвижность и мертвые глаза.

Родители погладили его по голове. Рошбрюн все так же благодушно улыбался:

— Не скажу, что мне удалось вступить с ним в контакт, но кое-что все-таки произошло — пока слишком рано говорить, что именно. На первое время нам понадобится два сеанса в неделю. Но заверяю вас, в ближайшие месяцы он сделает головокружительные успехи.

В глазах матери и отца заблистала надежда. Жюстену очень хотелось встретиться с ними взглядом в этот момент.

Выкликала

Под номером 61 на улице Драгон, за каменной оградой, украшенной медальонами с аллегорическими мотивами, скрывается частный особняк. В 1667 году герцог де Бейнель, интендант судебного ведомства в правительстве короля Людовика XIV, доверил его строительство архитектору Никола Леришу, ученику Мансара. Здание в две тысячи квадратных метров состояло из главного корпуса между двором и садом, единственного крыла и большой лестницы с двумя навесными пролетами. Реквизированный Французской революцией, потом заброшенный, особняк Бейнель был продан маршалу Империи, а тот завещал его, за отсутствием прямого потомства, своему племяннику, акцизному чиновнику. В 1924 году он был объявлен национальным памятником — за расписной потолок конца восемнадцатого века кисти Бастьена Бержере. В особняке в разное время перебывало несколько знаменитостей: американский пианист Луис Моро Готшалк, предтеча регтайма, дал тут в 1851 году приватный концерт для сотни избранных, среди которых были Берлиоз и Теофиль Готье; а в марте 1947 года тут останавливалась актриса Вероника Лейк по случаю съемок в Париже. Сегодня особняк принадлежит господину Кристиану Гримо, президенту группы «Гримо Техноложи», обладателю исключительного патента на распределитель превентивного канала, главный компонент микропроцессоров, которые в 80-х годах произвели коренной переворот в бытовой информатике. Не имеющий ни семьи, ни привязанностей, Кристиан Гримо любил говорить женщинам, бывавшим у него в особняке Бейнель, что живет тут один.

Он избегал уточнять, что его личный секретарь, горничная и повариха проживали тут круглый год. Мсье Кристиан, как они его величали, смотрел на них как на высокопроизводительные орудия, усовершенствованные и отполированные до блеска за долгие годы практического применения. Максим, секретарь с повадками дворецкого, организовывал распорядок его дня, сглаживал промахи его забывчивости, избавлял от докучливых визитеров — с терпением, на которое сам хозяин был уже не способен. Кристель, повариха, предупреждала любое его желание, не переставая удивлять, — ей удалось даже воссоздать вкус любимых кушаний его детства. Марика, горничная и талантливая рукодельница, сумела вернуть каждой гостиной ее исконные черты. Накануне Нового года он пригласил их в ресторан, чтобы воздать им по заслугам.

— Скрипки и садовые секаторы — самые прекрасные вещи на земле, потому что их форма беспрестанно совершенствовалась, пока не достигла той, которая лучше всего соответствует их функции.

И поскольку приглашенные молчали, осторожно на него поглядывая, он добавил:

— Вы — мои Страдивари.

Кроме женщин, которых Кристиан Гримо желал покорить, ужинавших с ним в «итальянской гостиной», он принимал мало. Иногда его вынуждали к этому обстоятельства, когда какой-нибудь министр или финансовый магнат проявлял любопытство к особняку Бейнель, столь скромно упомянутому в путеводителях. Тем не менее в первый раз с начала века тут собирались устроить умопомрачительное празднество, достойное блеска былых времен. Кристиану Гримо исполнялось пятьдесят лет.

В назначенный день Максим встал в пять часов утра, чтобы в последний раз проверить по пунктам список поставщиков всевозможных кушаний и услуг, которым предстояло сменять друг друга в течение дня. Прибывшие первыми декораторы обтянули жемчужно-серыми драпировками стены перистиля, которому предстояло принять гостей, квадратного зала, где надлежало устроить буфеты с закусками, и разнообразных гостиных, каждая из которых имела свое точное предназначение. Незадолго до четырнадцати часов Кристель открыла кухню поставщикам блюд, и те заполонили все ее закоулки — организованные, молчаливые, готовые исполнить заказ, специально разработанный шеф-поваром звездного ресторана. В семнадцать часов вызванный из Швейцарии специалист установил в курительной комнате свой поставец с гаванскими сигарами разнообразного калибра. Вскоре вслед за ним прибыл флорист со своим подручным и начал располагать на буфетных стойках композиции из едва раскрывшихся амариллисов, на столах букеты белых гвоздик и, в зависимости от гостиных, высокие вазы бакарди с торчащими оттуда ветками аронника. Наконец ровно в восемнадцать часов в парадный двор вошел человек с сумкойиз грубого полотна и зачехленным костюмом на вешалке. Максим провел его прямо в кабинет хозяина дома, как тот потребовал. Из всех, кому предстояло сыграть свою роль во время престижного вечера, это был единственный, с кем Кристиан Гримо захотел побеседовать лично, — выкликала.

— Вас мне рекомендовала Элизабет Вейс из Сен-Реми-де-Прованс. Вам о чем-нибудь говорит это имя?

— Имена — мое ремесло, мсье. На том вечере присутствовали граф де Марманд, вице-президент группы «H. A. G.», и господин Рюо с супругой — печатники. Предполагалось двести пятьдесят гостей, но в итоге явилось около трехсот. Мадам Вейс осталась довольна.

— Сегодня вечером будет ровно пятьдесят, ни больше ни меньше. Я хочу, чтобы у каждого сложилось впечатление, что его принимают как принца. Для большинства это будет наверняка единственный случай в жизни — услышать, как их имя объявляет выкликала. Я не выйду из этого кабинета, пока всех не представят, но хочу слышать отсюда каждое имя по мере прибытия гостей. Надеюсь, что у вас достаточно зычный голос?

Человек прикинул на глаз расстояние:

— Никаких проблем, мсье.

— Не могли бы вы надеть ваш костюм? За этой дверью гардеробная.

Выкликала вышел оттуда со всеми атрибутами своей должности: черный фрак, поверх лацканов которого красовалась серебряная цепь, белые перчатки, пришпиленная к жилету медаль и высокий жезл с набалдашником из слоновой кости. Теперь он смело мог встречать гостя и во всеуслышание объявлять его имя собравшимся. И в тот короткий миг, что длится это звучное представление, внезапно вырванный из безвестности гость почувствовал бы себя признанным, удостоенным высокой почести, это была бы минута его славы — выкликала наверняка и короля Франции сделал бы вполне приемлемым. Он обладал талантом превращать незнакомца в исключительное существо: вы робко шептали ему на ухо свое имя, и он своим зычным голосом властно возвещал его. Мужлан сходил за владетельного князя, простолюдин за аристократа, заурядный имярек за нотабля. Банальнейшая фамилия, самая распространенная, самая обыкновенная, казалась снабженной незримой дворянской частицей и воображаемой высокородностью.