Читаем без скачивания Герои Смуты - Вячеслав Козляков

Нелепость произошедшего убийства была понятна даже недоброжелателю Ляпунова Ивану Никитичу Ржевскому, тоже оказавшемуся в тот момент среди казаков. Иван Ржевский в конце 1610 года получил от короля Сигизмунда III чин «окольничего», однако когда он приехал в Москву со своим «листом», то его назначение в Думу перессорило между собой бояр и главу московского гарнизона Александра Госевского. В земском ополчении притязания Ржевского на чин окольничего тоже не были приняты, что и могло стать причиной его вражды с Ляпуновым. Ржевскому, видимо, надо было много раз подумать, прежде чем ехать в казачий «круг», где с ним также расправились всего лишь за невинное замечание: «за посмешно де Прокофья убили, Прокофьевы де вины нет»[143]. О степени ненависти, которую вызывал Ляпунов у казаков, свидетельствует и тот факт, что тело главного воеводы «держали собакам на снеденье на площеди 3 дни»[144]. Лишь несколько дней спустя Ляпунов всё же был похоронен в церкви Благовещения на Воронцовом поле — видимо, на ближайшем к месту расправы кладбище. И только в 1613 году сын Прокофия Ляпунова Владимир перенес прах отца в Троицесергиев монастырь, где останки одного из самых ярких героев Смуты были преданы земле на почетном месте у входа в Успенский собор. Прокофий Ляпунов и Иван Ржевский, погибшие в один день 22 июля 1611 года, так и были похоронены рядом[145].

Смерть Ляпунова случилась именно тогда, когда земское ополчение достигло реальных успехов и захватило почти все башни Белого города, едва ли не впервые устроив полноценную осаду Москвы. На подходе к Москве оказалась «понизовая сила», собранная в Казани… Однако после смерти главного воеводы всё пошло по-другому, и это еще раз свидетельствует о той значимой роли, которую сумел сыграть Прокофий Ляпунов в начальной истории земского движения. За ошибочность своего порывистого стремления к организации общего союза и расчета на казаков Заруцкого Ляпунов заплатил жизнью. Но на его ошибках будут учиться воеводы следующего, нижегородского земского движения, которым и суждено будет стать настоящими освободителями Москвы в 1612 году.

ИВАН ЗАРУЦКИЙ

Иван Заруцкий — редкий человек Смуты, сумевший пройти невозможный в обычное время путь — от казака до боярина. Пусть боярский чин ему дал самозванец в Тушине, но Иван Мартынович сумел подтвердить его земской службой в подмосковных полках Первого ополчения и сам же стал главным зачинщиком его распада. Человек, которого в повседневной жизни Московского царства никто бы даже не заметил, стал покровителем русской царицы Марины Мнишек и опекуном ее сына, «царевича» Ивана Дмитриевича. Его удостаивал аудиенции король Речи Посполитой Сигизмунд III, ему писали грамоты царь Михаил Романов и Боярская дума, он правил Астраханью именем царя Дмитрия, с ним вел переписку персидский шах. За Иваном Заруцким тянется кровавый след, среди его деяний даже организация покушения на князя Дмитрия Пожарского в Ярославле в 1612 году. Не удивителен и печальный конец казачьего атамана, собиравшегося если не стать царем, то уж точно править Россией…

Заруцкий появляется в русской истории как-то сразу — тоже верный признак Смутного времени. Человек, о котором еще вчера никто ничего не знал, становится очень заметным и влиятельным. Русские летописцы особенно не интересовались биографическими подробностями жизни казачьего атамана. Им они были совсем ни к чему. Сведениями о начале его жизненного пути мы обязаны гетману Станиславу Жолкевскому. В Речи Посполитой, напротив, хотели побольше узнать о Заруцком, видимо, числя его по разряду «своих» — тех подданных короля Сигизмунда III, кто пришел воевать под знамена Лжедмитриев. Начиная рассказ о ляпуновском ополчении, гетман в своих «Записках» вспоминал и о казачьем вожде:

«Об этом Заруцком, как о человеке, игравшем важную роль в сей комедии, надобно сказать несколько слов. Отец его был родом из Тарнополя. Романовские татары, воевавшие Русские земли, захватили его небольшим еще мальчиком; в Орде он достиг совершенного возраста и каким-то случаем ушел от татар к Донским казакам. Потом, во время смут, пришел с Донцами к первому самозванцу, по умерщвлении коего в числе первых пристал к другому, и в первых порах славы этого самозванца Заруцкий был ему великою помощию; как неугомонная голова, ему доставало сердца и смысла на всё, особенно ежели предстояло сделать что-либо злое. Впоследствии, когда партия самозванца пришла в силу, он имел большой доступ к его милости и предводительствовал Донцами; ежели нужно было кого взять, убить или утопить, исполнял это с довольно великим старанием. В стане Тушинском достаточно приметна была неусыпность его, ибо, при всегдашней почти нетрезвости князя Рожинского он заведовал передовыми стражами, подкреплениями, а также собиранием известий; когда же самозванец ушел из стана и с ним почти все Донцы, Заруцкий остался при нас и приехал к его величеству королю под Смоленск, а потом с гетманом в Белую; был в Клушинском сражении и при взятии острожка, где и отличил себя. Но по причине питаемой им ревности к молодому Салтыкову, который, как человек знатного происхождения, и в милости гетмана и во всем имел пред ним преимущество, Заруцкий, не в состоянии будучи стерпеть этого, когда пришли под Москву, снова предался к самозванцу и находился при нем до самой смерти»[146].

Гетман Жолкевский перечислил все основные биографические вехи жизни Заруцкого, но в этом перечислении есть немало загадок и темных мест. Тарнопольское происхождение отца Заруцкого — мещанина Мартына (или по-польски Марцина) — единственное, что по-настоящему связывает с «Литвой» будущего предводителя донских казаков. По сведениям, собранным гетманом Жолкевским, Иван Заруцкий с малых лет уже находился на территории Московского государства. Упомянутая гетманом война романовских татар в «Русской земле» (так назывались земли Древней Руси, оказавшиеся на территории Речи Посполитой), скорее всего, заставляет связать пленение мальчика Заруцкого с каким-то из походов Ливонской войны, в котором участвовали служилые татары. Если это так, то вывезенный татарами из соседней Речи Посполитой молодой пленник родился на рубеже 1560—1570-х годов. К этому же времени можно отнести и предполагаемое время рождения Прокофия Ляпунова. Следовательно, оба руководителя ополчения вполне могли быть сверстниками: к 1611 году им обоим было около сорока лет. Правда, стоит оговориться, что возраст их можно вычислить лишь приблизительно по косвенным упоминаниям в источниках.