Читаем без скачивания Чтоб услыхал хоть один человек - Рюноскэ Акутагава

партии, но, как я вижу, ни в Японии, ни на Западе не находится тех, кто сегодня «безусловно требует идти к романтизму». Если же я просто недостаточно осведомлён, то пусть Хомма-кун ещё раз поучит меня. Хотя должен сказать, что до сегодняшнего дня никаких соображений на этот счёт я от него не услышал. Итак, мне не остаётся ничего иного, как перейти ко второй причине. Мысль Хоммы-куна весьма смелая, но, чтобы обосновать её – поскольку не признается различий в романтизме каждой эпохи, – приходится утверждать, что это явный анахронизм, хотя обновление этого «изма» идёт в истории литературы обычным путём. По-моему, на это намекает и сам Хомма-кун. Но представлять требование идти к романтизму как анахронизм только на основании известного в истории литературы факта, что после романтизма возник реализм, равносильно тому, чтобы назвать требование идти к реализму, что делает сам Хомма-кун, анахронизмом только на основании того, что после реализма возникли символизм и так называемый неоромантизм. Если это не нанесёт ущерба природной скромности Хоммы-куна, я бы сравнил его с Гёте – то, что он в последние годы жизни следовал классицизму, можно с полным основанием назвать анахронизмом, исходя лишь из известного в истории литературы факта, что после классицизма возник романтизм. Такая дилемма, разумеется, комична.

Как было сказано выше, Хомма-кун, нападая на романтизм, никак не обосновывает свою позицию. Он лишь беспрестанно поносит эпигонов романтизма. Поэтому нет ничего удивительного в его утверждении, что спасти литературу от краха, происходящего на наших глазах, может только «натурализм, являющийся основным течением реализма в нашей стране» (ненавидя всякие сложности, я не буду касаться вопроса, можно ли назвать натуралистов, особенно японских, основным течением так называемого реализма Гюйо). В общем, Хомма-кун провалился в нападках на романтизм и, таким образом, провалился в передаче права наследования реализма натуралистам, преуспев лишь в том, что дал определение реализма. Определить один из «измов» – дело не такое простое, и одно это уже можно признать успехом его литературного обзора, но, поскольку француз по имени Гюйо говорит то же самое и Хомма-кун служит лишь его рупором, не нужно увенчивать Хомму-куна лаврами первооткрывателя.

И всё же было бы неверно утверждать, что литературный обзор Хоммы-куна сплошной вздор. Логика, правда, хромает. Не приводят в восхищение и аргументы. Но теми, кто хотя бы в какой-то мере сочувствует взглядам Хоммы-куна, должен быть отмечен тот факт, что в беспорядочно выстроенных им рядах силлогизмов хотя и смутно, но намечена определённая истина. Какова же эта истина? То, что мы называем реализмом, не идентично, а прямо противоположно тому, что делают натуралисты и романтики.

Мне всё время не терпелось отметить недостатки работы Хоммы-куна, а теперь, переходя к сильным её сторонам, я должен отметить, что нельзя недооценивать и той истины, которая содержится в его литературном обзоре.

Он пишет: «Видения, скрытые в недрах реальности, мечты, таящиеся в её недрах, не простые видения, не простые мечты. Это реальность, превосходящая ту, которую обычно называют реальностью». Хомма-кун утверждает, что проникать в реальность или не проникать в неё зависит не от описываемых событий или обстоятельств. Если не ограничивать себя материалом, который в обиходе именуется романтическим, – например, как Коно Моронао отправился в баню или как Ли Тайбо превратился в рыбу, – то удастся отразить «реальность, превосходящую ту, которую обычно называют реальностью».

Таким образом, призывы Хоммы-куна идти к реализму, требуя отображения реальности, базирующейся на определённом материале, превращаются в расхожую истину, не имеющую никакой цены. Тут же приводя пример, он фактически опровергает себя: «Видения и мечты Бальзака, бывшего романтиком, позволили нам гораздо ощутимее почувствовать реальность, чем картины человеческой жизни, нарисованные Золя, провозгласившим реализм». Будь то реализм, будь то романтизм, будь то натурализм – любой из них существует лишь в произведениях, «заставляющих почувствовать вид реальности». Другими словами, романтик Бальзак был именно таким реалистом. В этом смысле и японские писатели-романтики в будущем, безусловно, должны стать реалистами. Явно ошибочным является утверждение, что наблюдаемые в нашей литературе сегодня «недостаточно глубокое исследование действительности, монотонный, однообразный взгляд на действительность, её вульгаризаторство… не могут быть уничтожены или изменены с помощью романтизма». Мопассан, который «другими словами, чем Гюйо, выявил сущность реализма… предлагал иллюзии фактов ещё более полные, ещё более поразительные, ещё более достоверные, чем сами факты», как о само собой разумеющемся говорил о неимоверных усилиях, требуемых от писателя. Когда писателю, такому же, так сказать, иллюзионисту, как он, удаётся в такой же степени вскрыть действительность, проникнуть в суть человеческого существования, произведение, принадлежащее к любому «изму», сразу же превращается в реалистическое. Следовательно, в этом случае требование идти к романтизму не есть «некий анахронизм», и можно совершенно не опасаться «возникновения дурной тенденции бегства от действительности». Вот почему вопрос, которого я не коснулся в начале своей критики литературного обзора Хоммы-куна, а именно – вопрос о том, что реализм и романтизм несовместимы, как лед и пламень, полностью доказывает в своей полемике сам Хомма-кун. И можно только пожалеть, что то ли от неудержимого стремления опорочить романтизм, то ли от неудержимого стремления поддержать натурализм он, отвернувшись от наполовину приоткрытой им истины, грубо опрокинул повозку логики, в результате чего пришёл к умозаключению, прямо противоположному выводам, к которым сам же подводит.

В древности пророк Валаам, желая проклясть Израиль, добился обратного – благословил его. А сейчас Хомма-кун, желая искоренить романтизм, добился обратного – прославил его. Не знаю только, послужит это славе его как критика или наоборот. Сам того не ведая, он сумел избегнуть того, чтобы его литературный обзор свёлся к пустой болтовне. Во всяком случае, за это я могу похвалить его.

IV

Вначале у меня было намерение, рассмотрев парадоксальное утверждение, что реализм выходит за рамки всяких «измов», снова вернуться к проблеме таланта и проанализировать связь между реализмом и натурализмом в моем собственном понимании, после чего вновь перейти к вопросу мастерства и на этом поставить точку в дискуссии. Но слишком подробный анализ литературного обзора Хоммы-куна привёл к тому, что я исчерпал установленный листаж, да и время, которое я отвёл на эту работу, тоже подошло к концу. Поэтому приходится на этом закончить; хочу только заметить, что, поскольку слово «талант» я толкую не в дурном смысле, оно не противоречит движению к реализму – надеюсь, это понятно. (Что же касается моего толкования таланта, я его уже высказал, теперь хотелось бы услышать точку зрения Хоммы-куна.)

Я уже говорил и могу повторить вслед за Сатоми-куном, что пренебрежительно относиться к таланту и мастерству не годится. Но хотя наши точки зрения в