Читаем без скачивания Общество поглощения. Человечество в поисках еды - Марк Биттман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Карта семейных ферм была бита. Крупные компании хотели, чтобы фермеры имели больше земли, больше производили и глубже увязали в долгах. В то же время независимые, казалось бы, консультанты были убеждены, что, если мелкие хозяйства так или иначе обречены исчезнуть перед лицом преимущества компаний, использующих промышленное оборудование и химикаты, почему бы просто не помочь укрупниться тем, кто на это способен? И плевать на миллионы земледельцев, выращивавших еду для своих общин.
После Первой мировой войны фермы стали умирать ускоряющимися темпами. С 1920 по 1932 год – до начала экологической катастрофы, которую мы называем пылевыми бурями, – 25 % ферм исчезли, не выдержав долгового или налогового бремени{123}.
Механизация и рост сделали экономическое положение фермы более нестабильным, поскольку вследствие возросшего долга, дохода и объемов производства пики стали выше, а спады глубже{124}. К 1930 году, когда Deere & Company и ее главный конкурент International Harvester захватили рынок сельскохозяйственного оборудования, внук Джона Дира, генеральный директор компании Чарльз Дир Уиман, выкупил местный банк и расширил льготное кредитование{125} в годы Великой депрессии, понимая, что спасение находящихся в сложном положении фермеров – это не только хороший маркетинг, но и выгодный бизнес. Со временем покупки в кредит стали нормой, и в 1958 году компания создала John Deere Credit Company, ставшую одной из крупнейших финансовых организаций в стране.
Крупногабаритное оборудование играет принципиальную роль в промышленном сельском хозяйстве, однако цены на него недоступно высоки, чтобы любой человек, которого можно считать владельцем семейной фермы, мог купить его под расчет. Современный, но далеко не ультрапродвинутый комбайн стоит полмиллиона долларов. Подобная покупка требует сложного финансирования, владения огромными посевными площадями, чтобы такие расходы окупились, и использования монокультуры для максимально эффективного производства товарного продукта. В 1945 году, когда на полях американских ферм работало столько же тягловых животных, сколько и тракторов, средняя стоимость единицы сельхозтехники составляла 878 долларов, что эквивалентно 22 000 долларов на 2020 год; сегодня средняя стоимость в шесть раз выше.
Финансирование привязывало фермеров к производителям оборудования, химических веществ и семян, а также к банкам. Пока компания Deere & Company демонстрировала добрую волю в отношении борющихся за выживание фермеров, ее успех в их финансовом закабалении практически гарантировал, что в долгосрочной перспективе кредиторы останутся в прибыли. Это также одна из главных причин того, что сегодня промышленное сельское хозяйство так трудно изменить.
Сегодня компания получает от выдачи кредитов почти в четыре раза больше прибыли, чем от продаж. Однако именно сочетание кредитов и продаж поддерживает ее могущество. Если дела у фермеров идут хорошо, они покупают новую технику, возможно, на условиях, не идеальных с точки зрения прибыльности в финансовой части. Если же они испытывают трудности – а рано или поздно это происходит практически со всеми, – то покупают новую технику на гораздо более обременительных условиях. В любом случае Deere выигрывает. Ее прибыли за 2019 год составили 11 млрд долларов{126}, что несколько больше 10 % совокупной прибыли всех двух с лишним миллионов ферм, имевшихся в Соединенных Штатах в том году{127}.
7
Пыль и Депрессия
Еда всегда имела политическое значение, но со временем наши отношения с едой – то, как она нам достается, – все в большей степени определялись властями и политикой.
Иногда власти остаются в стороне, а мелкие и крупные фермеры делают за них работу. Обычное следствие такой пассивности – никто не защищает бедных от богатых, что приводит к укрупнению ферм. Однако политика может определять, что именно следует производить и в каком количестве, улучшать (или ухудшать) питательную ценность продукции, способствовать производству избыточного продукта для торговли и даже провоцировать нехватку продовольствия. Все эти результаты предопределяет политика.
Влияние политики может быть болезненным. Начиная с картофельного голода вплоть до наших дней эпоха современности демонстрирует примеры преступного равнодушия, жестокости и отсутствия сострадания, повлекшие за собой смерти миллионов людей от голода. В некоторых случаях власти даже превращали еду в оружие геноцида.
Вопиющий пример продовольственной политики геноцида – это политика Иосифа Сталина, который пришел к абсолютной власти в 1924 году, когда Советский Союз едва начал индустриализироваться. Восхищение Сталина Америкой не было секретом. «Соединение русского революционного размаха с американской деловитостью – в этом суть ленинизма»[16], – верил он{128}. Многие сторонники революции с этим не согласились бы, но сам Ленин не имел возможности возразить: он уже умер. Сталин же ничего так сильно не желал, как создать экономику, способную конкурировать с экономикой Соединенных Штатов на международной арене.
В 1861 году царь Александр I отменил крепостную зависимость, почти рабское состояние, существовавшее в России и некоторых частях Восточной Европы несколько столетий. После освобождения крепостные стали свободными крестьянами, что означало, что они могут владеть землей. (Во всем мире слово «крестьянин» до сих пор означает «мелкий, бедный фермер» и не имеет уничижительного оттенка.) Они стали вольны достичь относительного благосостояния, если смогут, а если не смогут – вольны голодать. Можно с уверенностью утверждать, что их жизнь осталась очень тяжелой.
Сталин считал, что для успеха революции и превращения Советского Союза в мировую силу нужно любой ценой увеличить эффективность и производительность труда. К тому времени активно растущая американская модель сельского хозяйства убедительно продемонстрировала, что крупные фермы должны поглотить мелкие. Сталин последовал этой схеме, не считаясь с жизнями конкретных людей.
Сталин и поощрял, и вынуждал крестьян переселяться в центры промышленного производства, где численность фабричных рабочих удвоилась всего за несколько лет. Между тем началась механизация сельского хозяйства и его концентрация на товарных культурах. Однако нехватка техники, низкие цены на урожай и оброк вместо налога – крестьяне должны были отдавать государству определенную долю своей продукции – привели в конце 1920-х годов к нехватке зерна{129}. Государство в ответ ввело первый пятилетний план, давший Сталину полный контроль над экономической политикой и спровоцировавший войну государства и крестьянства, основная масса которого хотела мира, земли и независимости.
Сталин, однако, продвигал коллективизацию, превращение частных хозяйств в крупные предприятия с коллективным руководством, на которых крестьяне в соответствии с обычной на сегодня схемой производили бы такие товарные культуры, как сахар, свекла и хлопок, – пригодные для продажи, но практически бесполезные для личного выживания. Одновременно он снизил закупочные цены на эту продукцию, так что крестьяне не могли выжить на вырученные деньги.
Вместо задуманного рационального, научно обоснованного центрального планирования на практике реализовывался процесс произвольный, жестокий и по большей части неуспешный. Поля год за годом засевались одними и теми же культурами, что гарантировало истощение почв, – это было примерным эхом того, что происходило в то же самое время в американском хартленде со столь же катастрофическими последствиями.
Бесправные, безземельные, жившие в невыносимых условиях, крестьяне восстали, начали забивать скот и уничтожать оборудование. Производство снизилось еще сильнее. Однако по-прежнему находились сельхозпродукты для экспорта – в значительной мере потому, что цены были слишком высокими для многих людей, не имевших возможности покупать коллективно произведенные продукты, что искусственно снизило внутренний спрос. Это улучшило торговый баланс страны, что позволило Сталину заявить об успехе коллективизации.
Голодавшие думали иначе. Однако подобно колониалистам XIX и XX столетий Сталин не питал симпатии к крестьянам и не считал обязательным облегчение их доли. Фактически он использовал голод, чтобы преподать урок «уважаемым хлеборобам»{130} – по его саркастическому выражению в письме писателю Михаилу Шолохову, – которых считал ведущими «"молчаливую" войну против советской власти».
Разразился масштабный голод. В своей книге «Сталинизм, коллективизация и Великий голод» (Stalinism, Collectivization and the Great Famine) мой друг, итальянский историк Андреа Грациози, отмечает четыре ключевых фактора этого голода{131}. Первый: Сталин и его правительство осуществляли политику, открыто ставившую целью разрушение крестьянства. Само государство, утверждает Грациози, было построено
