Читаем без скачивания Столичная штучка - Галина Гордиенко

Днем Рита заказывала такси – по московским меркам оно стоило всего ничего – и ехала к Богдану. Вытаскивала его в кафе и искренне радовалась, когда своими веселыми рассказами о московских подругах вызывала улыбку на смуглом, вечно равнодушном лице.

Вчера Рите удалось уговорить Богдана сходить на дискотеку. Наконец-то! На Набережной они встретили Олега с Оксаной. Рита гордо познакомила их со своим новым другом.

Заинтересованный взгляд Оксаны заставил Риту насмешливо хмыкнуть: зря старается. Богдан на такую простушку вряд ли обратит внимания.

Рита грустно вдохнула: он и ее-то едва замечает. И совсем не видит, какими глазами на Риту смотрят другие парни. Будто ослеп!

«Все из-за Леськи, – враждебно думала Рита о троюродной сестре. – И что в ней интересного? Мышка серая…»

Рита танцевала с Богданом, и сердце щемила горькая обида – Богдан словно повинность какую отбывал. Рита прижималась к нему. Поднимая лицо, шептала всякие глупости. Звонко смеялась, встряхивая гривой чудных волос так, чтобы они обязательно коснулись в полете лица Богдана…

Каменный!

Лишь раз равнодушные глаза Богдана вспыхнули. Когда Рита мельком, словно случайно, упомянула, что Леся привезла из Симферополя новый протез. И они спрятали его в комнате тети Шуры. Ведь совсем скоро день рождения деда.

Рита не рассказала, насколько была потрясена Лесиным портретом, висящим в тети Шуриной спальне. Леська на нем… Она…

Рита неприязненно фыркнула: девчонка на картине вовсе не выглядела красавицей. Анатолий Федорович ничуть не старался польстить внучке. Наоборот, если вдуматься – ничего особенного. Тощая, смуглая, глазастая, лохматая, колени расцарапаны – вылитая Леська!

И все-таки… небольшое полотно дышало жизнью. И обещанием счастья. Странная чистота, беззащитность и в то же время внутренняя сила были в «нарисованной» Леське.

Рита почувствовала себя оскорбленной. Почему-то подумалось: Леська в самом деле такая. Просто сразу эти качества не заметны, а на портрете они как бы высвечены. Повезло сестрице с дедом!

Мучительная, острая зависть заставила Риту впервые обратиться напрямую к Анатолию Федоровичу. Раньше Рита его сторонилась. Странный старик отпугивал девушку, его пронзительный, всепонимающий взгляд тревожил ее.

Рита попросила написать ее портрет. На память о крымских каникулах. Кто знает, когда она здесь окажется, все-таки другая страна…

Анатолий Федорович долго молчал, и Рита сгоряча едва не предложила ему деньги. Вдруг он просто не хочет терять зря время? Ведь Лесин дедушка на своих картинах зарабатывал.

По счастью, что-то удержало ее. Сейчас Рита не сомневалась: брякни она подобную глупость – беда. Отказал бы! Еще и высмеял бы. А так согласился. Правда, очень неохотно.

Теперь Рита перед обедом позировала Анатолию Федоровичу. По два часа неподвижно сидела в беседке, оплетенной виноградом. Рассматривала сквозь зеленые плети сад и отвечала на редкие вопросы Анатолия Федоровича о жизни.

Очень осторожно отвечала. Как учителю. Не откровенничала. И видела, что Анатолий Федорович недоволен.

Потом Рита подолгу стояла перед мольбертом и заворожено изучала оживающий на глазах кусочек Лесиного сада. И себя, в беседке. В красивом – лучшем! – платье с глубоким вырезом и новых босоножках на высоких шпильках.

Анатолий Федорович поморщился, когда Рита вышла первый раз позировать, но ничего не сказал. Даже не заставил снять массивные золотые – мамины! – серьги и золотую же цепочку с кулоном.

Рита после каждого сеанса восторженно ахала, рассматривая на картине прозрачные, красивые камни в своих сережках. Яркие блики, отбрасываемые ими, как-то особенно подчеркивали нежность ее кожи.

Вот только лица у двойника до сих пор нет. Анатолий Федорович на расспросы Риты сухо пояснил, что не видит ее, не чувствует. Мол, если просто скопирует ее физиономию, Рита получит лубочную картинку, не портрет. Хочет элементарное сходство – пожалуйста. Для этого есть фотографии, а портрет маслом – нечто большое.

Рита хрипловато рассмеялась и спросила:

– Вы что, душу мою пишите?

– Почти, – серьезно отозвался Анатолий Федорович.

Рита раздраженно посмотрела на него и убежала. Она и сама не знала, какая она. И, если честно, не хотела знать!

Зачем? Ей и так хорошо.

Сегодня после купания Рита поднималась по бесконечной лестнице и невольно думала о троюродной сестре. И об изменениях в ней.

Леська стала странной. Погасшей. Все делала по дому, как обычно, но… Огонь в ней исчез.

Она автоматически копалась в саду, пропалывая или поливая свои грядки. Готовила обеды. Просматривала кулинарные книги в поисках чего-нибудь экзотического для праздничного стола. А потом надолго исчезала из дома.

Рита лишь вчера случайно это отметила. Просто так получилось: Леська убежала до обеда, а вернулась после ужина. И есть не стала. Сразу легла в постель. А когда Рита попыталась расспросить ее, сделала вид, что уже спит.

Рита пожала плечами: подумаешь! Разыгрывает «местечковую» трагедию. Прямо Джульетта керченская! Еще немного, начнет яд себе подыскивать. Мол, жизнь не жизнь без милого.

Дурочка!

Рита озабоченно нахмурилась: вчера Анатолий Федорович осторожно поинтересовался у нее, что происходит с Лесей. Якобы внучка никогда не смотрелась такой несчастной. Мол, не поссорились ли они? И почему Даня перестал заходить? Машенька с Дашенькой почти каждый день здесь, а Даня словно забыл к ним дорогу.

Рита вскинулась: она-то при чем? И клятвенно заверила Анатолия Федоровича, что с Лесей не ссорилась.

Вот еще! Ссориться с ней!

И все-таки проницательный взгляд старика смущал девушку. Рита вчера даже не стала задерживаться у картины. Как только Анатолий Федорович отпустил ее, она сразу же убежала в дом. А потом уехала к Дане.

Выходя к такси, она удивленно отметила, что старик все еще стоит у мольберта. «Что-то долго сегодня, – весело подумала Рита, ныряя в машину. – Может, наконец-то решил закончить? Без моего душевного стриптиза?»

Рита неторопливо шла к дому и улыбалась, уж очень хороша утренняя Керчь. Солнце пока стояло невысоко, длинные тени от деревьев сохраняли прохладу. Пронзительно пахло близким морем и цветущей ленкоранской акацией. Рита тронула пушистую гроздь: никогда она не видела ничего подобного.

Высокие деревья чем-то напоминали экзотические зонтики. Макушку словно ровно подстригли. Она казалась плоской и розовой от цветов – странных, пахучих, собранных в один пучок тонких ярких нитей. Опав, они валялись под ногами на серых плитках тротуара, их горьковатый запах кружил голову.

Рита звонко рассмеялась от полноты чувств и открыла калитку. Прислушалась к знакомым голосам на кухне и снисходительно хмыкнула: сони! Только встали, и Керчь их встретит жарой, солнце уже начинало ощутимо припекать.