Читаем без скачивания Два капитала: как экономика втягивает Россию в войну - Семен Уралов

Итак, финансовый капитал проникает в суверенную экономику двумя главными способами: с помощью инвестиции либо кредита, связанного внеэкономическими обязательствами, а также с помощью финансовой инфраструктуры, которая стимулирует создание глобального класса и формирует номенклатурный рынок.

Получается, что государство, которое отдало свой внутренний рынок на откуп финансовому капиталу, начинает стремительно терять суверенитет, а чем меньше у государства суверенитета, тем более агрессивным и бесцеремонным становится финансовый капитал. Это хорошо видно на примере разложения Украины: после победы Евромайдана министром финансов стала гражданка США Яресько, которая двадцать лет проработала в иностранных инвестиционных фондах; премьер-министром стал банкир Яценюк, который много лет был лоббистом олигархии и корпораций; пост президента занял обычный украинский олигарх Порошенко; пост губернатора Днепропетровской области отдали олигарху Коломойскому, а Одесской — бывшему грузинскому президенту Саакашвили. Для финансового капитала нет границ, он готов расставлять своих топ-менеджеров в любых юрисдикциях. Главное, чтобы государство было слишком слабо для сопротивления. Аналогично устроена политика в крошечной пятимиллионной Молдавии, где олигарх Влад Плахотнюк контролирует и власть, и оппозицию.

Главная угроза, которая исходит от финансового капитала, — разложение государственности на периферии. Формирование номенклатурного рынка приводит к монополизации власти финансовым капиталом. Неспешно год за годом менеджеры корпораций и младшие партнеры олигархии приватизируют государственную власть. Государство оказывается не способно выполнять свои базовые функции. В обществе скапливаются противоречия, которые выходят наружу сначала в виде радикального голосования на парламентских выборах, затем растут националистические настроения — как реакция на несправедливое устройство. Так как левые партии подвергаются репрессиям и подкупаются финансовым капиталом, местной олигархией, то весь протест уходит к правым. Тем более что правящему классу выгодно представлять дела так, будто несправедливое общественное устройство есть вина инородцев внутри и соседей снаружи, а вовсе не политэкономическая модель. Мы же помним, на чем держится идеология «незалежности» и национального эгоизма.

Изменение социальной структуры, формирование глобального класса, усиление противоречий в обществе на фоне роста номенклатурного рынка — такое деградирующее государство рано или поздно обречено на взрыв и конфликт. Государство не может обеспечить баланс сил в обществе, а финансовый капитал давит извне и заставляет идти на уступки и открывать внутренний рынок все шире и шире. Номенклатурный рынок раздувается, чиновники начинают брать миллионами. Производства закрываются, потому что внутренний рынок завален импортом. Банковская система скуплена на корню международными банками, и все основные предприятия страны — их должники. Растут трудовая миграция и безработица.

Создается уникальная ситуация, которую классики называли революционной, — в обществе формируются значительные разрушительные силы, которые способны к смещению политической власти с помощью бунта. И вот тут перед финансовым капиталом становится новая (уже политическая) задача: как быть с государствами, которые по вине колонизации дошли до состояния бунта? Если пустить ситуацию на самотек, то возможно появление новых Кастро, Чавесов и Каддафи. Если пытаться поддерживать номенклатурный рынок и спасать неэффективное государство, надо закачивать миллиарды в неэффективных чиновников, которые уже разучились выполнять свои функции. Поэтому в интересах финансового капитала поддержать бунт, однако не позволить ему перейти в восстание. То есть надо обеспечить выплеск агрессии и негативных эмоций, но перенаправить энергию масс в безопасное русло, нужен бунт, который приведет к смене актеров на политической сцене, однако не тронет политэкономическую модель. Причем в идеале бунт должен сопровождаться дефолтом, в ходе которого оставшиеся у государства активы сильно подешевеют.

Чаще всего бунт, поддерживаемый финансовым капиталом, в современной политологии называют цветной революцией, которых, как мы помним, только в нашей части Евразии было много: дважды на Украине и в Киргизии; в Сербии, Молдавии и Грузии — по разу. Это удачные бунты. Неудачные попытки спровоцировать бунт уже были в России, Беларуси, Армении и Казахстане.

Периферия уязвима для бунта особенно, потому что периферийные государства обладают неполноценным суверенитетом и зачастую полагаются на гарантии внешних игроков, которые больше всего заинтересованы в сохранении собственных инвестиций, а не в устойчивости политического режима. Особенно если он откровенно прогнил и не устраивает ни инвесторов, ни налогооблагаемые массы. Однако каким бы неэффективным ни было государство и какими бы сильными ни были противоречия, ключевую роль в подготовке и реализации бунта играют местные элиты. Потому что финансовый капитал выступает всего лишь инвестором, а гнев народных масс — инструментом.

Глава 6. Ликвидация государства как глобальный бизнес

Центральный вопрос современной политологии, изучающей глобализацию, заключается в том, возможно ли создание корпорации, которая охватила бы весь мир. Ведь может современная корпорация управлять научными, инженерными, производственными, логистическими и сбытовыми процессами и при этом внедрять неплохие социальные программы для своих работников. Значит, корпорация могла бы подменить собой государство. Некоторые корпорации, такие как Google, создают для своих сотрудников искусственный мир, в котором человек взрослеет, развивается и выходит на пенсию. Правда, массовых пенсионеров из корпораций еще не наблюдалось, и какая она, корпоративная пенсия, мы еще не понимаем. Не исключено, что корпоративный труд выжимает из человека все соки и до пенсии мало кто доживает. Вернее, не исключено, что корпоративные менеджеры работают до самой смерти, потому что корпоративность становится идеологией — и ты должен положить все силы на благо корпорации.

То есть ключевой вопрос: «А не стоит ли отдать всю экономическую и политическую деятельность корпорациям?» Чтобы как можно раньше образовалась всемирная корпорация, которая все отрегулирует, и наконец-то наступит мир без войн и лишений.

Эта идиллическая концепция имеет огромное количество приверженцев. Собственно, вся идея либерального глобализма основана на этой концепции: не надо ничего делать, лишь выполнять реформы, которые спускают извне, полностью открыть внутренний рынок и расставить везде иностранных консультантов. Мол, все равно наши чиновники воруют, а бизнесмены их коррумпируют, не лучше ли отдаться воле внешних управляющих и слиться в глобалистском экстазе? Собственно, такой политический период в новейшей истории уже был. Правительства, начиная от Гайдара и заканчивая Черномырдиным, были филиалами МВФ, Всемирного банка и пользовались услугами сомнительных консультантов. Да и правительство Михаила Касьянова по большому счету двигалось в этой же логике. Финансовый же блок правительства продолжает руководствоваться монетарной либеральной идеологией до сих пор. Промышленное лобби в правительстве РФ не намного сильнее, чем в 90-х, — представлены только газовики и нефтяники. Немного усилились лоббистские позиции военно-промышленного комплекса, что сразу же сказалось на развитии отрасли.

В новейшей истории Евразии достаточно примеров государств, которые пошли полностью по внешнему сценарию реформирования. Аскар Акаев проводил образцово-показательную либерализацию Киргизии — государство ушло из всех отраслей экономики. В кратчайшие сроки было продано все, кроме ГЭС. Даже богатейший золоторудный комбинат «Кумтор», и тот продали канадцам, причем по идеально-либеральной схеме — через распределение прибыли, когда инвестор получает полный доступ к недрам и отдает государству незначительную часть. Остается государству столько, сколько от своих щедрот отсыпет инвестор, потому что понять реальную добавленную стоимость невозможно, так как государство не контролирует недра. Так, за три квартала 2014 года в бюджет Киргизской республики было перечислено около 80 миллионов долларов, притом что за этот же период было реализовано золота на 362 миллиона долларов. Куда и кому ушли 250 миллионов? Почему государство не вернет под свой контроль стратегическое предприятие? Зачем было отдавать контроль над извлекаемыми запасами золота иностранному капиталу? Ответить на эти вопросы с точки зрения здравого смысла невозможно. Но логика либеральных реформаторов иная: в реформы надо верить, потому что все мы трудимся на благо глобализации и создания всемирной корпорации; да, сначала будет тяжело, местами даже до войны может дойти, но потом придут корпорация и глобальный капитал и все расставят по своим местам. Вера в либеральные реформы стала особой формой светской религии. На унавоженное другой светской религией — социализмом — мышление очень плотно легла вера в либеральный глобализм. Вчерашние преподаватели диалектического материализма с таким же рвением, как доказывали верность политэкономии Маркса, стали доказывать верность идей Макса Вебера и поклоняться невидимой руке рынка.