Читаем без скачивания The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century - Jürgen Osterhammel
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рискуя недопустимым англоцентризмом, декоративное слово "викторианство" можно было бы отнести к безымянным годам между Sattelzeit Козеллека и fin de siècle: то есть к "настоящему" XIX веку. Это избавило бы от необходимости выбирать из множества более узких, содержательных терминов: "век первой капиталистической глобализации", "золотой век капитала" или, может быть, "век национализма и реформ". Почему викторианство? Название отражает удивительное экономическое и военное, а в некоторой степени и культурное превосходство Великобритании в мире в те десятилетия (не раньше и не позже). Кроме того, это относительно устоявшаяся категория, которая в большинстве случаев не совпадает точно с годами пребывания королевы Виктории на троне. Г.М. Янг в своем знаменитом портрете "Викторианская Англия" (1936) называл только годы с 1832 г. до того момента, когда на страну опустилась "мрачная тень восьмидесятых". Многие другие последовали его примеру и рассматривают годы с середины 1880-х до Первой мировой войны как период sui generis - трансмогрификацию «высокого викторианства».
Глобальный Sattelzeit?
Какие факторы являются наиболее важными для придания глобальному Sattelzeit целостности? Что следует из предложения Рудольфа Вирхауса освободить XVIII век от узкой ассоциации с "классическим" ранним модерном и открыть его как «преддверие современного мира». Какие аспекты этого периода мировой истории позволяют рассматривать примерно шесть десятилетий около 1800 года как самостоятельную эпоху?
Во-первых, как показал, в частности, К.А. Бейли, в этот период кардинально изменилось соотношение сил в мире. XVI-XVII вв. стали эпохой, когда наиболее успешные крупные организации европейского происхождения (колониальная империя Испании, межконтинентальные торговые сети голландских и английских чартерных компаний) не смогли добиться явного превосходства над Китаем и "пороховыми империями" исламского мира (Османская империя, Могольская Индия, Иранская империя сефевидских шахов). Только появление в Англии и других странах военно-фискального государства, организованного для завоеваний на основе рационального использования ресурсов, позволило Европе получить значительно больший вес в мире. Государство-завоеватель в разных обличьях появилось в Британии, в России Екатерины II и двух ее преемников, в революционно-наполеоновской Франции. Все три империи расширялись с такой силой и в таких масштабах, что период между 1760-70 и 1830 годами можно назвать «первой эпохой мирового империализма». Семилетняя война (1756-63), которая велась в обоих полушариях, уже была войной за гегемонию между Англией и Францией, в которой значительную роль с обеих сторон играли североамериканские племена и индейские князья. Великий конфликт империй между 1793 и 1815 годами вышел далеко за пределы Европы. Военные действия велись на четырех континентах, это была настоящая мировая война, которая оказала непосредственное влияние даже на Юго-Восточную Азию, а в 1793 году затронула даже Китай, когда лорд Макартни отправился в Пекин, чтобы направить первые дипломатические запросы к императорскому двору.
После 1780 г. к "смеси" Семилетней войны добавились два новых фактора: с одной стороны, борьба за независимость поселенцев британской Северной Америки и (позднее) испанской Южной и Центральной Америки, а также черных рабов на Гаити; с другой стороны, ослабление азиатских империй, отчасти по причинам, характерным для каждой из них, что впервые привело к их отставанию от Европы в военном потенциале и в игре за власть. Взаимодействие этих сил изменило политическую географию мира. Испания, Португалия и Франция исчезли с американского континента. Экспансия азиатских империй окончательно остановилась. Британия создала плацдарм для дальнейшего наступления в Индии, надежно закрепилась в Австралии и покрыла весь земной шар сетью военно-морских баз.
Если ранее историки говорили об "атлантической революции" на всем пути от Женевы до Лимы, тем самым исправляя зацикленность на европейских двойниках (политическая революция во Франции и промышленная революция в Англии), то мы можем пойти дальше и рассматривать европейскую "эпоху революции" лишь как часть общего кризиса и смены власти, которая также проявлялась в американских колониях поселенцев и в исламском мире от Балкан до Индии. Общий кризис десятилетий около 1800 г. был одновременно кризисом монархии Бурбонов, британского, испанского и французского колониального господства в Новом Свете, а также таких некогда могущественных азиатских держав, как Османская и Китайская империи, Крымско-татарская федерация и государства-преемники империи Моголов на южноазиатском субконтиненте. Вторжение французов в Алжир в 1830 году, когда это "пиратское гнездо" де-юре еще входило в состав Османской империи, и поражение Китая в Опиумной войне 1839-42 годов - первое военное поражение династии Цин за последние двести лет - драматически осветили новые отношения, сформировавшиеся в период Саттельцайта.
Во-вторых, временная политическая эмансипация поселенческих обществ в Западном полушарии около 1830 г. (за исключением Канады, которая оставалась в составе Британской империи), а также колонизация Австралии в это же время привели к общему укреплению позиций "белых" в мире. Хотя американские республики оставались экономически и культурно привязанными к Европе и выполняли функциональные функции в мировой экономической системе, они действовали более агрессивно, чем в колониальные времена, по отношению к охотничьим и скотоводческим обществам в своей среде. В Соединенных Штатах в 1820-х годах это достигло такой степени, что "коренные американцы" перестали рассматриваться как партнеры по переговорам, а стали объектами военного и административного принуждения. Австралия, Новая Зеландия и Россия, а в некоторых отношениях и Южная Африка, вписываются в эту картину репрессивной, захватнической колонизации.
В-третьих, одним из главных новшеств Sattelzeit стало появление инклюзивных форм социальной солидарности и нового идеала гражданского равенства. Этот "национализм" стабилизировал коллективную идентичность и отграничивал ее