Читаем без скачивания Подкидыш - Джорджетт Хейер

Утро было пасмурное и сырое. Герцог пожалел, что не запасся пледом, но кучер заверил его, что к тому времени, когда они достигнут Ислингтон Грин, распогодится, и получил за это полугинею. Правда, пока ехали по улицам Лондона, кучер больше молчал, озабоченный тем, чтобы не столкнуться со встречными экипажами и повозками со скотом, но на выезде из Метрополиса разговорился и на постоянные нервозные вопросы и замечания тощего, сидевшего позади герцога, ответил с юмором, что водит экипаж ухе тридцать лет и ни разу не перевернул его. Тощий хмуро сказал, что при всех случаях обгона на дороге следовало бы сообщать об этом владельцу, и добавил, что обыкновенно путешествует в почтовых экипажах, где отличное обслуживание и вооруженные охранники, а возчики строго соблюдают правила. Кучер дружелюбно подмигнул герцогу и начал рассказывать всякие жуткие истории об ужасных происшествиях с почтовыми каретами, которые, по его словам, постоянно налетали друг на друга, а кучера не обращали никакого внимания на безопасность пассажиров. Что до охраны почтовых карет, то он мог бы рассказать тощему, что было время, когда ни один уважающий себя разбойник не терпел неудачи, нападая на них.

Первой станцией должен был быть Барнет, где пассажиры, которые еще не позавтракали, могли перекусить за четверть часа. Но за заставой Ислингтона, когда показались высокие вязы, кучер вдруг остановил лошадей. Судя по количеству карет, стоявших у гостиницы «Павлин», остановка эта бала обычной. Конюх выкрикнул наименование кареты, и из гостиницы, торопясь и застегивая плащ на ходу, вышел мужчина с саквояжем. Какая-то женщина в шали вступила в переговоры с охранником, нельзя ли доставить двух уток в какой-то из следующих пунктов. Тощий подозрительно заявил, что мужчины с саквояжем нет в путевом листе, но его сосед, человек более терпимый, возразил, что не будет ничего страшного, если немного потесниться. На это кучер ответил едким трактатом о доносчиках, которые-де на каждом повороте только и шпионят за честными кучерами, отнимая у них кусок хлеба. Герцог ответил ему что-то одобрительное; дело с женщиной в шали было к этому времени улажено, и карета снова тронулась, мимо деревенского загона, где мычала одинокая корова, и магазина, продававшего, судя по вывеске, старые касторовые шляпы.

Вскоре выехали на дорогу Холлоуэй, и тут кучер решил подбодрить тощего воспоминаниями о разных отчаянных персонажах, не раз бывавших в этих местах.

— А не здесь ли некогда ограбили Гримальди? — спросил герцог, в детстве слышавший эти истории.

— Точно! — одобрительно кивнул кучер. — Лет десять назад. Но, знаете, когда у него забрали часы и увидели, что на них нарисована его физиономия, и услышали, как они играют «Я и мой Недди», их ему отдали назад, потому что его очень любили.

— Я видел его однажды, — сказал герцог, — кажется, в Сэндлеровых Ключах. Он тогда меня очень насмешил.

— Ну, еще бы, сэр, глядя на него, попробуй не рассмеяться. А до какого места я имею удовольствие вас везти?

— Только до Бэлдока, — ответил герцог. Кучер покачал головой и сказал, что жаль, так как есть несколько участков со стороны Бигглсвэйда, где он бы рискнул передать вожжи тому, кому видать, прямо не терпится самому вести карету. Тощий, услышав это, поднял такой шум, что герцог счел нужным успокоить его, заверив, что этого не случится. Покладистый человек, которому, видно, не нравился его сосед, высказался насчет тех, кто портит людям настроение, особенно о тех, у кого постная физиономия. А самонадеянный джентльмен разразился длинной историей о том, как он когда-то управлял чистокровными лошадьми.

Когда оставили позади Финчли Коммон, считавшийся опасным, пассажиры уже думали только о завтраке в Барнете. Когда же приехали во двор гостиницы в Барнете, все кинулись в кофейню, где пара усталых официантов деревянными голосами кричали: «Сейчас, сэр!».

Герцог не был удовлетворен едой на бегу в «Голове сарацина», но ему не хотелось толкаться из-за кофе с ветчиной, и он решил лучше пройтись, чтобы размять ноги. Во время прежних поездок на север он, бывало, менял лошадей в «Красном льве», но в этой гостинице не снисходили до рейсовых экипажей, хотя ее хозяин имел довольно скверную манеру перебивать клиентов у ненавистного соперника из «Зеленого человека», расположенного немного подальше. Бывало и так, что его конюхи перехватывали на дороге частную карету, хозяин которой вовсе не думал о перемене лошадей, и заводили ее во двор, чтобы силой поменять лошадей. Герцог сам был свидетелем потасовки между двумя парнями в желтом из «Красного льва» и тремя в синем из «Зеленого человека» и видел, как старый джентльмен пытался убедить кучеров «Красного льва», что он едет только до Вель-вина и ему не нужны новые лошади.

Когда герцог вновь забрался на крышу, то обнаружил, что все были на месте, кроме кучера, который после царского угощения с крепкими напитками был в беспорядочном состоянии духа. Даже покладистый пассажир сказал, что платить полную цену за завтрак, когда едва успеваешь проглотить два глотка кофе, и не хватает ножей и вилок, — это скандал.

Герцог пришел к выводу, что езда на крыше не согласуется с его конституцией. Первые несколько миль это давало ощущение новизны, но ухабистая дорога в сочетании с очень неудобным сиденьем сдедали его равнодушным даже к поучительным разговорам с возницей. Начала болеть голова; он вспомнил, что вообще не очень хорошо переносил дорогу. Бэлдок казался очень далеким, и, когда около Стевениджа кучер попытался соблазнить его пари насчет того, какой из Шести Холмов дальше всех, он ответил вяло: — Первый и последний. Я узнал это еще в детстве.

Кучер был разочарован упущенной возможностью выпить на следующей остановке. Он начал думать, что у молодого пассажира испортился характер, но пересмотрел эту точку зрения, когда, высадив его в Бэлдоке у «Белой лошади», получил целую гинею. Он решил, что этот парень добрый, хотя и глуповатый, и пожалел, что расстается с ним.

Охранник снял чемодан и поставил его перед герцогом, и его светлость остался стоять на дороге, словно ожидая, что сейчас кто-нибудь явится и внесет чемодан в гостиницу.

Но, увы, гостиницы, обслуживавшие дилижансы, не имели в избытке слуг, ожидающих прибытия гостей, так что герцогу пришлось взять чемодан и внести в гостиницу.

Он прошел в вестибюль, откуда вела лестница на верхний этаж. К коридору примыкали распивочная и кофейня; последняя была просто старой комнатой с единственным длинным столом.

Герцог поставил свой чемодан на пол. Дверь в глубине помещения открылась, и вышла дородная хозяйка. Она приветствовала герцога вежливо, но сухо.