Читаем без скачивания Жрец смерти - Антон Леонтьев

Но умирать Автоген не собирался.

Как-то он вызвал меня к себе, чего раньше не делал, потому что сразу понял – разговорами на меня не повлиять. И вот – такая неожиданность.

Дело было уже вечером, после отбоя. Автоген восседал за своим письменным столом и вертел что-то в руках. Я с гордо поднятой головой вошла к нему в кабинет – и обомлела. Потому что он держал фотографию той самой красивой женщины, относительно которой я была уверена: это моя мама. Как директор ее нашел? Видимо, одна из так называемых подруг, став предательницей, выдала мой тайник.

– Ах, Соловьева… – проблеял мужчина и улыбнулся.

Улыбка у него была крайне неприятная, фальшивая, как у крокодила. И у меня создалось впечатление, что он в самом деле намерен меня проглотить.

– Откуда это у вас? – вырвалось у меня, но тут же смолкла, понимая, что допустила оплошность.

Автоген взглянул на меня и, швырнув фотографию на письменный стол, осведомился:

– Что именно ты имеешь в виду? Фотографию? А что, разве она твоя? Насколько я в курсе, раньше снимок прилагался к твоему личному делу. Так, по крайней мере, значится в документах. Но как портрет оказался у тебя?

Я молчала, понимая, что Автоген нащупал и мое слабое место.

– Так, так, решила играть в пленную партизанку… Ну, на Зою Космодемьянскую ты не очень-то похожа… – промурлыкал Автоген и снова взял в руку фотографию. Затем вытащил коробок спичек, чиркнул одной – и поднес ее к карточке.

Инстинктивно я кинулась к столу. Но Автоген ловко отскочил и заорал:

– На директора бросаешься? Власть не уважаешь? Да ты понимаешь, что тебе за это будет? Ты ведь осознаешь, что я могу отправить тебя в места не столь отдаленные?

– Отдайте фотографию, – буркнула я, понимая, что с мужчиной, пусть и тощим, мне никак не справиться.

Автоген задул спичку и проблеял:

– Ах, она тебе, оказывается, дорога… Но почему, Соловьева? И что ты вообще знаешь о своих родителях? В личном деле, которое ты, как я подозреваю, незаконным образом читала, информации никакой нет. Но при желании можно кое-что выяснить.

Директор снова осклабился, и у меня зачесались руки.

– Тебе же наверняка интересно узнать свою родословную, Соловьева? Только она тебя ничуть не обрадует. Потому что твой папаша убил твою мамашу.

– Вы врете! – крикнула я, чувствуя, что в горле у меня встал комок. – Вы нагло врете!

Автоген дернулся и заявил:

– Но-но, Соловьева, полегче с выражениями, не забывай, кто ты и кто я! Но, может, я и вру. А может, и нет! Тебе ведь не терпится узнать, кто ты такая? И заполучить фотографию. Да, твоя мать была женщиной определенно симпатичной…

Он провел длинными пальцами по фотографии, что вызвало у меня бурю негодования.

– Так и быть, можешь забрать снимок. И я даже расскажу тебе кое-что о твоих родителях, – продолжал притворно-ласковым тоном Автоген. – Но ты должна оказать мне кое-какую услугу…

Я уже поняла, к чему директор клонит. Хочет сделать стукачку и из меня. Желает, чтобы самая вольнолюбивая личность в подвластном ему детском доме перешла на его сторону. Не бывать такому!

– Работать на вас не стану, – заявила я резко. – У вас и так достаточно осведомительниц!

Автоген усмехнулся и сказал:

– Ты же девушка умная, понимаешь, что теперь у меня достаточно источников информации и лишний уже ни к чему. Мне нужно другое, совершенно другое!

Директор вышел из-за стола, подошел к двери и повернул ключ в замке. А затем уселся на софу, стоявшую у стены.

– Давай поговорим не как начальник с воспитанницей, не как педагог с бунтаркой, а как… как мужчина с женщиной, – сказал он и похлопал по софе рядом с собой. – Ну, не бойся, иди сюда, я тебя не укушу!

Не понимая, чего именно хочет от меня Автоген, я осторожно опустилась на софу.

– Ты ведь далеко не дура, Соловьева. Да, далеко не дура. Думаю, в действительности ты намного умнее, чем стараешься казаться. Но зачем-то скрываешь свои истинные способности. Весь вопрос – зачем? Но ничего, мы это выясним!

Автоген резво подвинулся ко мне. Мне было противно находиться так близко от этого странного слащавого типа, но поделать я ничего не могла.

– Ты не только умная, но и красивая девушка! – продолжил тот, и носок его ботинка как бы невзначай коснулся моей ступни. – Ведь ты превращаешься в женщину, а это такой удивительный процесс! Да, определенно, рано или поздно ты станешь такой же красавицей, как и твоя матушка.

Красавицей себя я не считала, наоборот, была уверена, что черты лица у меня незапоминающиеся и какие-то… какие-то никакие. И чего ради Автоген вызвал меня к себе вечером? Чтобы сообщить, какая я обаятельная и привлекательная?

Директор подвинулся ко мне еще ближе, и его ладонь неожиданно легла мне на коленку.

– Давай с тобой договоримся так, Соловьева. Мы зароем топор войны и будем общаться цивилизованно, как заведено между взрослыми людьми.

Его рука тем временем лезла мне под юбку. Я попыталась вскочить, но Автоген удержал меня и вдруг полез ко мне с поцелуями. Не долго думая, я ударила мужчину коленкой в пах. Директор повалился на пол, утробно завывая. Я бросилась к двери, забыв, что та заперта.

Но Автоген настиг меня, швырнул на пол и… То, что произошло дальше, навсегда осталось у меня в памяти. Поэтому говорить об этом не хочется. Но все же скажу: мерзавец овладел мной, то есть, попросту говоря, изнасиловал у себя в кабинете.

А завершив свое грязное дело, поднялся, застегнул ширинку и заявил:

– Думаю, именно это тебе и требовалось, Соловьева. Теперь станешь вести себя как и надлежит. И будешь обслуживать меня раз в неделю. Ну, или чаще, уж как мне захочется.

Я беззвучно плакала, давясь слезами. Автоген же, довольный собой, посмотрел на меня и сказал:

– Чего ноешь? Хочешь сказать, что не понравилось? Не поверю! Все вы, девчонки, до этого охочи!

Затем он снова извлек из кармана фотографию и показал ее мне.

– А фотокарточка пусть пока побудет у меня. В качестве, так сказать, залога того, что ты будешь вести себя вменяемо. Ну, а теперь собирайся и проваливай, мне надо делами заняться!

Я медленно поднялась с ковра, поправила одежду, кое-как привела себя в порядок. Директор наконец выпустил меня из кабинета, и я поплелась в туалет, а там бурно разрыдалась. И плакала довольно долго, не имея сил совладать с обуревавшими меня чувствами.

Но вдруг до меня дошло – Автоген сам загнал себя в ловушку. Мое тело было лучшим доказательством того, что он – преступник. Более того, насильник. И его жертва – несовершеннолетняя. Именно так я и избавлюсь от него. Причем не только я, но и весь наш детский дом!

Поэтому, вместо того чтобы вернуться в спальню, я покинула здание и направилась в город, в ближайшее отделение милиции. Мне стоило определенных усилий, чтобы убедить дежурного милиционера в том, что меня только что изнасиловали. Наконец на милицейском «уазике», в сопровождении трех защитников порядка, я отправилась обратно в детский дом. Было уже раннее утро, и все еще спали.

Именно таким – сонным, недовольным, напуганным – милиционеры и застали Автогена. И я, указав на него пальцем, повторила то, о чем уже рассказала в отделении милиции:

– Он меня изнасиловал! По нему тюрьма плачет!

Я заметила мечущийся взгляд Автогена, его дрожащие губы и налившиеся кровью уши. Он попытался возразить, но один из милиционеров, чем-то похожий на нашего прежнего директора, сухо сказал:

– Геннадий Януарьевич, вам есть что сказать? Вы хотите сделать заявление?

– Это неслыханно… – проблеял Автоген. – Да, хочу! Только не в присутствии этой особы! Уведите ее!

Мне пришлось выйти в коридор, где уже толпились разбуженные визитом милиции воспитанницы и учителя. Судя по тому, что Автогена допрашивали, причем долго, его короткой эре пришел конец.

Я уже представляла себе, как его, закованного в наручники, выведут прочь из детского дома, запихнут в «уазик» и увезут туда, где и положено быть подобным ему преступникам.

По коридору промаршировала Морковка, спешившая на выручку своему боссу. Она на ходу бросила на меня полный ненависти взгляд. Ничего, этой особе тоже придется убраться восвояси. Потому что такие, как она, здесь явно не нужны!

Наконец дверь распахнулась и оттуда, как я и ожидала, вышли милиционеры в сопровождении Автогена. Только наручников на нем не было, и это несколько подпортило общую картину. Но какая разница – в наручниках или без, главное, что мы от него избавимся, окончательно и бесповоротно.

Но милиционеры и не думали брать директора под белы рученьки и уводить вниз по лестнице к «уазику». Вместо того они обступили меня, и Морковка, тыча в меня пальцем, заголосила:

– Врет, курит, пьет! И теперь, как выясняется, еще и поклеп на честных людей возводит! Ну что же вы, товарищи милиционеры? Вам надо ее как следует допросить!

Милиционеры взяли с собой не Автогена, а меня. И вместе с нами поехала и Морковка, у которой, как оказалось, папаша и старший брат работали в милиции и были хорошими знакомыми начальника отделения, куда я обратилась.