Читаем без скачивания Английский дневник - Елена Никова

Но я вижу «но» – ту маленькую щелочку, в которую я пытаюсь протиснуться: «в будущем, возможно, вернутся», однако не уточняют когда. Может быть, это вежливый отказ? Но я делаю вид, что не понимаю. Хорошо, мы подождем.

Месяца через три пишу снова и получаю осторожный ответ: «После тщательного рассмотрения мы вынесли решение попробовать два ваших парных натюрморта “Цветы от Штрауса” и “Цветы от Шопена”».

Yes!!!

Сегодня эта компания выпускает в принтах около сорока работ Андрея. Он лидер по количеству принтов. Они растиражированы по всему миру.

Мое эго ждет благодарности по сей день. Но может быть, оно о себе слишком большого мнения?

У этой женщины чисто русское лицо. Прямой нос, правильный овал, серые с легким прищуром глаза. Когда она говорит, она немного манерно их закатывает. Длинные русые волосы гладко зачесаны назад и забраны сзади в хвост. У нее явно выраженный московский акцент, хотя она из Ульяновска. Но, может быть, там тоже так говорят? И имя самое что ни на есть отеческое – Наташа.

По разговорам она сноб. А кто не сноб? Она мне не нравится. В ней много наносного, наигранного. Почистить бы всю эту шелуху… А зачем? Может быть, она этим прикрывается как щитом. Может быть, ей так жить легче.

И, в то же самое время, в ней есть что-то домашнее, такое теплое и родное. И все это ее поверхностное начинает отходить кудато на второй план.

Мы сидим в уютном лондонском кафе на Хай-стрит Кенсингтон. Я расслабляюсь и просто слушаю ее.

– В этом кафе неплохо. У них тут чай с sea buckthorn – мне очень нравиться.

– Какой чай?

– С облепихой. Sea buckthorn – это облепиха по-английски. И разные pastries[21] у них тут вкусные. Вот мы сейчас что-нибудь такое закажем.

Она по-свойски обращается с меню, будто это ее настольная книга.

– Так, чизкейк, кароткейк – это неинтересно. О, вот: никербокер глори, банофи пай, фрут фул.

Я улавливаю только первое и последнее. Первое я хорошо знаю по работе в «Чапини». А у последнего смешное название – фруктовый дурак.

– Нет, нет. Это не дурак. Это с французского. Просто название такое, – предвосхищает мой вопрос Наташа. – Так, вот, нашла: итон мес. Вот это вкусно. Смесь клубники, безе и взбитых сливок. Итонский беспорядок. Просто тает во рту.

Она в очередной раз закатывает глаза, демонстрируя, как это, должно быть, вкусно, и обращаясь к официанту, заказывает:

– Нам, пожалуйста, чай облепиховый в чайничке и две чашки. И итон мес дважды.

Она отдает меню официанту, складывает руки в замок и рассказывает:

– Итон мес – это старинный английский десерт, известный еще с девятнадцатого века. Его подают в Итон-колледже на ежегодной игре в крикет против учеников Харроу-скул.

– Вы такие подробности знаете.

– Я читаю. Читаю по-английски. Я же знаю английский. Это моя специальность.

– Вы переводчик?

– Нет. Я учительница. Учительница английского языка.

– Так это одно и то же.

– Нет. Вовсе нет. Вы просто не знаете. Это совсем разные методики, и даже уровень знания языка. И вообще, не обращайте внимания на мои ремарки и поправки. Я профессиональная учительница. Я на подсознательном уровне всех должна учить, – она улыбается. – Итак, перейдем к делу. Смотрите, комната на две недели 250 фунтов. Завтракать и ужинать ваш сын будет дома. За еду не волнуйтесь. Я за этим прослежу. А на ланч дайте ему деньги. И, если вы не возражаете, давайте сразу перейдем на «ты».

Снять комнату для Лёшки у Наташи посоветовала мне Лара. У Лёши в школе ворк экпириенс – рабочий опыт, по-нашему – практика. Он уже четвертый год учится в средней школе Dane Court Grammar School. И теперь у него должна быть практика по той профессии, которую он выбирает себе в жизни.

Художником, как папа, он не будет. Мы не советуем, да он и сам не хочет. А вот искусствовед – это, наверное, неплохо. В школе он изучает искусство, как один из обязательных предметов. И мне удается договориться в аукционном доме Phillips, что двухнедельную практику он пройдет у них.

Лёша счастлив. В воскресенье он отправится в Лондон, в один из крупнейших аукционных домов мира, проходить свой ворк экспириенс.

Я прощаюсь с Наташей, но уже хочу увидеться с ней снова. Она совсем не такая, как те женщины, с которыми сталкивала меня здесь жизнь. Теперь мы часто разговариваем по телефону, и через три недели я еду к ней в Лондон забирать Лёшу.

– Ну, заходи, раздевайся, мой руки и сразу за стол. Будем ужинать, – говорит Наташа с порога.

Я пытаюсь протиснуться в приоткрытую дверь – мешает прибитая на стенке вешалка с одеждой, из-за которой эта дверь полностью не открывается. Наконец я попадаю в коридор, шириной с входную дверь, посредине которого стоит пылесос, загораживая проход.

– Это Ванька, бестолочь, не успел пропылесосить. Ва-ань, ну, уберешь ты пылесос или нет? Ведь пройти же нельзя!

Из комнаты появляется Наташин сын Ваня:

– Здравствуйте! Как ваши дела? Извините… сейчас я его уберу. Не обращайте внимания. Она всегда так орет. Делать ей нечего.

– Не «делать ей нечего», а давай убирай.

Позже я понимаю, что эта перебранка – как обычная разминка у спортсменов.

У Наташи маленькая трехкомнатная квартирка в районе Ист Эктон. Первый этаж. Кухня четыре метра. Как мы говорили в Союзе, совмещенный санузел. Комнаты крохотные, но раздельные. По всем признакам – точно наша хрущевка, но в Лондоне. Книги, аквариум, простая мебель создают с детства знакомый уют миниатюрной жилплощади. Но снаружи дом очень приличный, на хрущевку совсем не похож. Парадное чистое, а первый этаж в Англии – это преимущество.

Эту квартиру Наташе с семьей дал местный муниципалитет как беженке, когда она попросила убежище в Великобритании.

Она еще успела. Позже уже так просто ни статус, ни квартиры не давали.

У Наташи двое детей: пятнадцатилетний Ваня и взрослая дочь от первого брака Алла. Алла работает и живет с бойфрендом в его квартире. Вот в ее комнате и прожил две недели Лёша.

Вначале в Лондон приехала Наташа с мужем и сыном. Через год подтянулась Алла. Но у мужа отношения с Англией не сложились. И в семье разладились. А еще через год муж уехал обратно в Россию. Оказалось, что так проще всего: ни ответственности тебе, ни алиментов.

У Наташи четкая жизненная позиция. Никаких сомнений по поводу отъезда у нее не существует. Напротив, она уверена, что коренным образом изменила свою жизнь и жизнь своих детей к лучшему. И еще, у нее есть отличное качество – где бы и кем бы она ни работала, она вполне удовлетворена. Ну, не то чтобы удовлетворена, но лучше, чем в Ульяновске. Я понимаю, что это бравада. Но она помогает ей жить и