Читаем без скачивания Куда исчез Гитлер, или Военные тайны ХХ века - Ада Петрова

Мы показали Лили пленку, на которой ее муж был снят в лечебнице. Она долго молчала. По ее лицу катились слезы.

– Боже мой, – сказала она, – он в той самой кепке, в которой покинул дом.

– Как вы думаете, он был советским шпионом?

– Мне кажется, такой точки зрения придерживается не Советский Союз, а наше правительство. И оно не даст согласия на его возвращение из-за обстоятельств с его исчезновением. Если он вернется, его ждет суд. А для человека, которому за семьдесят, это станет еще одним жестким испытанием. Согласно нашей Конституции, помогая врагу, вы являетесь соучастником преступления. Так они и будут интерпретировать это. Советский Союз тогда был нашим врагом. Это сейчас все делают вид, что мы друзья.

– Если бы это было возможно, его можно было бы отправить к родственникам в одну из стран, где они живут.

– Я была бы бесконечно благодарна, если бы нам удалось сейчас с вашей помощью поехать в Россию, повидаться с ним, и попытаться что-то сделать. Мне тяжело представить, что все эти годы он содержался в психиатрической больнице. Господи, какое это испытание, как ему тяжело – ведь он так далеко от нас, на другом конце земли. Если бы я что-то могла! Только кому есть дело до какого-то чужого человека… Фотография, которую вы привезли, была сделана, когда мы поженились. Он был очень симпатичным мужчиной и интересным человеком. Мы любили друг друга. У меня был удачный брак. И когда он исчез, у меня не было причин для того, чтобы подать на развод. Я всем говорила, что замужем. И у нас две дочери.

С помощью ветеранов вьетнамской войны и нашей собственной настойчивости (немало пришлось походить по инстанциям) нам удалось добиться разрешения на приезд жены и дочери Гамильтона в Россию.

Они хотели его забрать, договорились с его племянником, у которого были обширные связи в Саудовской Аравии, и он готов был на любую помощь.

Если понадобится, дать деньги на лечение в лучших клиниках Европы.

По нашей просьбе их привез в Москву Эдд Артис – один из ветеранов вьетнамской войны. Они привезли с собой врача, который должен был осмотреть его. В тот же день мы поехали в подмосковную клинику. Они захватили с собой массу мелочей, которые он любил и которые бы напомнили ему о доме и близких.

Дочь Хилари с Библией в руках бросилась ему на шею: папочка, папочка, наконец-то я тебя нашла. Но он оттолкнул и дочь, и жену и с воплями «Изыди, Сатана» убежал в палату: «Моя жена давно умерла на электрическом стуле. Вы – агенты КГБ».

Персонал – врачи, сестры, нянечки, наблюдавшие эту душераздирающую сцену, рыдали. Он не захотел говорить ни с женой, ни с дочерью, ни с Эддом Артисом: «Уходите, я никуда не поеду».

Вместе с его близкими мы пытались выйти на чиновников КГБ, чтобы ему вернули документы, сотрудников американского посольства, чтобы они посодействовали его выезду в любую другую страну, кроме США. Консул сказал, что в его стране существует закон о свободе личности и без письменного согласия самого Гамильтона с изложением обстоятельства своего поступка, они не могут решить этот вопрос положительно…

Из интервью с Эддом Артисом:

– Мне очень тяжело. Я приехал, чтобы помочь, но ничего не могу сделать. Он не хочет верить, что его жена и дети живы. Я не знаю, что делать, – это причиняет мне боль. Это трагедия. Люди разбили все вдребезги. Он потерялся в канцелярских бумагах и бездушии чиновников. Я понял, как можно пропасть, когда в деле замешано КГБ. Мое правительство посчитало, что он находится там, где хотел быть. Сейчас я думаю о том, что аналогичная судьба могла постигнуть наших военнопленных в Азии и ваших в Афганистане. После того, что я увидел здесь, я совсем в этом не сомневаюсь. Гамильтон очень интеллигентный человек. После почти сорока лет психушки он, конечно, болен. Но врач, который приехал с нами, сказал, что еще возможно помочь, улучшить его состояние – ведь он будет с родными людьми. Он не верит всем нам после стольких лет обмана. И все-таки я, как и вы, надеюсь на счастливый конец…

Но мы все ошибались. Счастливого конца не было. После наших настойчивых попыток помочь, свидания с родственниками, репортажа в программе «Время» (мы сочли нужным сделать его) несчастного срочно перевели в больницу Кащенко.

Это было в 1992 году. Все тщательно скрыли не только от близких, но и от нас. Вывезли тайно. Впору было все начинать сначала…

Пока мы искали, куда человек исчез, этого не знал даже главный врач больницы, в которой Гамильтон провел столько лет, визы у жены и дочери кончились. Они уехали в шоке и страданиях.

Прошло еще несколько месяцев, пока нам удалось узнать, куда именно упрятали Гамильтона, где провел последние годы своей жизни этот талантливый, одаренный, образованный человек, который отважился приехать в нашу страну в поисках справедливости. Периодически мы звонили в 25-е Отделение, где он находился, наводили справки о его состоянии, иногда носили передачи, но принимал ли он их – не известно.

…Он умер 11 ноября 1997 года в возрасте 78 лет.

Лечащий врач сказала, что звонили в американское посольство, но они отказались хоронить его, а тем более сообщать об этом близким. Только поспешно приехали, чтобы забрать все его дневники. КГБ это было уже не нужно. В больничном морге нам назвали людей, которые «проводили» его в последний путь – без гроба, без одежды, без отпевания. Он погребен, если это можно назвать погребением, на «перенаселенном» пограничном кладбище, где-то у ограды вырыли яму, чем-то прикрыли покойника, закопали и сровняли землю. У этой «могилы» нет адреса. Нет креста. Нет хоть какой-нибудь дощечки с его настоящим именем. Да и зачем? Этот человек провел в нашей стране лучшие годы своей жизни даже без права переписки. И никто никогда не придет на место, где должна была бы быть его могила…

Кажется, у Александра Кушнера есть такие печальные и скорбные строки: «Времена не выбирают. В них живут и умирают».

Бутово. Когда палачи повторяют путь своих жертв

Если зовет своих мертвых Россия,

Значит не все у нее хорошо…

Слышали вы когда-нибудь о таком местечке в пригороде Москвы – Бутово? Когда несколько лет назад первый раз приезжала я сюда, кроме печально известной Сухановской тюрьмы, никто ни о чем особенном здесь не знал: ни о подземных тоннелях, ни о страшных подземных сооружениях, ни о спецполигонах. Кроме тех, естественно, кто там работал. Кругом были старенькие, времен царя Гороха, деревеньки с серыми покосившимися избами, слепыми окошками да чахлыми палисадниками. Иногда к полуразвалившимся магазинчикам подходили люди: испуганные, безликие, кое-как одетые. Поискала глазами школу, да так и не выглядела. Не дай бог жить в таком местечке. Только подумала, а тут откуда ни возьмись – тетка выскочила. Поздоровались.

– Весело у вас тут…

– Ой, и не говори…

– А что это за казематы такие, откуда вы со связками ключей выскочили?

– А это, скажу тебе по секрету, не болтай только никому, от шкафов, в которых хранится добро всякое: меха, шелка, костюмы, драгоценности – да чего там только нет! Это еще с 1930-х да 1940-х годов осталось, когда сюда много арестованных свозили. Их это добро и есть… Многое уже растащили местные да московские начальники. Приедут на черной машине, мне под нос бумажку с печатями сунут: открывай, мол, нам положено. Открываю и иду с ними, а сама поглядываю: роются в огромных самодельных шкафах, грубо сколоченных ящиках, вытаскивают что-то, в сумки свои складывают. Пиши расписку, говорю: кто такой, что взял? А он в ответ: свое, мол, беру, мне разрешено. Бывает, Бога молю, чтобы обошлось. Я ж человек маленький, где ж еще тут работу найдешь? Разве что в тюрьме?

– А что за тюрьма тут была? – спросила я, а женщина в ответ креститься начала, на глазах слезы…

– Не знаю я, что за люди были, да только жалели их. За что муку приняли? Бывает, встретишь в наших закутках человека, а он дрожащим голосом просит конверт с письмом в ящик бросить, да только не здесь, а где-нибудь подальше, чтобы перехватить не могли. Никогда не отказывала, ведь семьи, дети, жены ничего о них не знали. Хоть какую-то весточку отправить. Тюрьма да склады с добром, что я сторожу, вот и все наши достопримечательности…

Прошли годы, и вновь угораздило меня в эти места попасть. Да только поначалу не узнала ничего: вместо полусгнивших сереньких избушек новые дома поставили, веселенькие заборы, колодцы-журавли, садики с огородами ухоженные. На скамеечках у резных ворот людишки сидят, семечки лузгают да шелуху в целлофановые пакетики собирают. Вот диво-то!

У одного из домов на скамеечке благообразный такой старичок сидит, прутиком по песку чертит. Господи, да это ж старый знакомый! В прошлый еще приезд виделись. Постарел, конечно, голова вся белая стала.

– Добрый день, дедуля!

– Ой, да я ж тебя знаю, девица. Сколько лет прошло, а помню…