Читаем без скачивания Скрижали - Владимир Файнберг

Не без опаски ступил он обратно в дом. Стены тоже были прозрачны.

Беспомощно лёг ничком на кошму. Под ней, под полом, далеко внизу просматривалось небо с мигающими звездами… Не было верха и низа. Как вчера там, у пруда.

Артур уткнул лицо в сгиб руки. Боль под лопатками почти прошла. То, что осталось, было приятным жжением, теплотой. Снова закружилась голова.

Вдруг увидел он остывающий зев голландской печи в давно разрушенном доме своего детства во Втором Лаврском переулке Москвы. В печи среди догорающих голубоватым пламенем углей и головешек светится раскалённое золотое колечко — единственная семейная драгоценность, перешедшая к матери от бабушки.

Колечко однажды упало со стола. Мать искала его, искала несколько дней. Все места, куда оно могло закатиться, были исследованы, тщательно выметены. Кольцо словно испарилось.

Теперь Артур увидел — через столько лет! — как оно подкатывается к одному из сосновых поленьев, лежащих на железном листе у печи, подлипает к янтарному натёку смолы…

Но вот страница перевернулась. Да, буквально с хрустом перевернулась страница какой‑то книги. Много одних и тех же страниц, много разных людей, читающих одну и ту же книгу. Именно это место — про то, как Артур Крамер лежит сейчас один в сторожке егеря, в заповеднике, в Средней Азии, на Земном шаре, не имеющем ни верха, ни низа. Читающих со скептической усмешкой книгу, которую он ещё не написал, даже в мыслях не было…

Чтоб не сойти с ума, он заставил себя встать. Хотел все‑таки попытаться войти в систему привычных координат. Для этого была необходима какая‑то очень конкретная цель. И Артур решил к возвращению егерей приготовить обед. Готовить обед. Больше ничего не замечать. Ни о чём другом не думать.

Это простое решение оказалось действенным. Голова перестала кружиться. Стало возможным передвигаться по двум комнаткам.

Кроме початой пачки соли, мешочка с изюмом, половины привезённого Стахом батона, цибиков зелёного чая да бутылки с хлопковым маслом, никаких запасов у Исмаила не было. Зато рядом с сетью, сырой грудой лежащей справа от двери, он нашёл моток лески с двумя ржавыми крючками на поводках и таким же ржавым болтом вместо грузила.

С закидушкой и куском хлеба в кармане он снова вышел.

И увидел солнце. Сквозь него просвечивал чей‑то лик.

«Господи, помилуй! — прошептал Артур. — Господи, помилуй…»

Ящерица сидела на своём месте. Узкий рот, казалось, таил усмешку. Из него торчало крылышко какого‑то съеденного насекомого. И право ящерицы на это насекомое было не менее неоспоримо, чем право солнца — пылать.

Он двинулся к обрыву. Сойти по крутой лесенке, состоящей из движущихся частиц, стало сущим испытанием. Но ещё большим испытанием было ступить на помост, который тоже представлял собой живое прямоугольное облако. Другие облачка в виде стола и двух скамеек парили над ним.

«Господи, мне надо накормить двух егерей — Исмаила и Юсуфа», — твердил Артур, осторожно подходя к краю помоста. Он размял хлебный мякиш, нацепил на крючки и забросил закидушку в скопление живых пузырьков, называемых «озеро». Конец натянувшейся лески он держал между большим и указательным пальцами.

Пузырьки, отрываясь от всей поверхности озера, цепочками тянулись к солнцу. Становилось жарко.

Внезапно по леске будто кто‑то постучал, потом дёрнул. Артур подсёк и поднял на помост небольшого сазана.

Так он поймал ещё двух сазанов и одного толстолобика. Всякий раз, освобождая крючок из округлого рта этих существ, Артур с особой силой испытывал чувство греха. Казалось, он выдёргивает крючок из самого себя.

Ему пришлось проделать ещё одно путешествие в дом и обратно. Принесенным ножом на краю помоста почистил, выпотрошил рыбу. Встал на колени, чтобы обмыть её в том, что когда‑то называл водой.

Какая‑то сила приподняла помост, повела в сторону. Фиолетовое свечение возникло со дна озера. С колотящимся сердцем Артур стоял на коленях, придерживая лежащих на помосте скользких рыб. Пульсирующий фиолетовый свет исходил от горных хребтов, отовсюду. За домиком, в джунглях, раздавался вой.

Помост тряхануло ещё. И ещё раз.

Когда всё утихло и он с рыбой в руках подошёл к сторожке, ящерицы на кусте тамариска уже не было.

Большую сковородку и электроплитку Артур нашёл под лежанкой Исмаила. Он поставил плитку на табурет, выдернул из розетки шнур телевизора, воткнул в неё штепсель плитки. Потом налил в сковородку хлопкового масла, нарезал на куски и подсолил рыбу.

Как гром, ударил звонок телефона. Артур снял с рычага непривычно тяжёлую трубку с деревянной ручкой.

— Товарищ Крамер! Где вы? Звоню–звоню — вас нет, Исмаила нет. Тухтаев это — заместитель директора заповедника, помните? По рации с гор спрашивает Иван Степанович, как вы? Землетрясение прошло. Живой?

— Грациас, — почему‑то опять произнесли губы. Он поправился: — Живой. Спасибо.

Сковородка постепенно накалялась. Масло шипело и пузырилось. В две смены он поджарил рыбу. В домике от чада стало нечем дышать.

Со сковородой, доверху наполненной жаревом, он вышел. Когда спускался по лесенке, краем глаза заметил в углу помоста переплетенье стволов или толстых ветвей и пожалел о том, что не увидел их раньше — мог приготовить рыбу на костре, на вольном воздухе.

Он поставил ещё горячую сковородку на стол, сел возле него на скамью спиной к обрыву. Перед его взором длинными цепочками и поодиночке продолжали взлетать мириады пузырьков. Иногда им навстречу, как искры, пролетали совсем другие. После их пролёта в глазах на долю секунды оставалась яркая зелёная вспышка.

«В конце концов, — думал Артур, — удивительно только то, что я все это вижу. Элементарный школьный курс физики, астрономии. Элементарный. Но почему обрыв дышит? Где грань между живым и мёртвым? Наука только описывает то, что есть. Не отвечает на главный вопрос — почему? До сих пор никто, ни один человек не может толком объяснить, что такое электричество. Для чего сотворены я, солнце, ящерица? Фантазия Бога, которому нечего делать? Где во всём этом Аня? Откуда раздался её голос? Почему, увидев звезды сквозь земной шар, я не увидел того, что внутри него? Запрет? Почему у девочки — сколько ей там лет? — развилась саркома? Если этот мир причинно–следственный, то должна же быть причина…»

— Эй, Артур, здравствуйте!

Он оглянулся. Да, на обрыве стояла машина, стояли люди. Но то, что было ниже, в углу помоста, заставило его сорваться, опрокинув скамейку, кинуться к лесенке.

Запнулся об одну из железных ступенек, упал. Им сверху не было видно, что происходит. Они смеялись.

А в углу помоста с поднятыми овальными головами нежилось на солнце переплетённое семейство кобр. Вовсе не стволы и ветви. Кобры подняли головы выше. Раздувались их капюшоны, часто–часто мелькали раздвоенные язычки…

Артур взлетел по лесенке на обрыв. Заорал на Исмаила:

— Какого рожна не предупредил, что здесь эти твари?! Кобры?! Разве так можно? Панически боюсь змей, понимаешь? Даже ужа, даже угря, прах тебя побери! Я здесь один, весь день. Оказывается. Среди них.

Бобо Махкамбаев, а это был он — элегантный, в белом пиджаке, белых вельветовых брюках, подошёл к самому краю обрыва, глянул вниз. Потом потянул ружье с плеча Исмаила.

— Слушай, не надо! — взмолился Исмаил. — Добрый змейка, умный змейка. Никого не обижал. Крыска кушал. Под настилом живёт, детей имеет.

— Не надо, — сказал Артур, отводя руку Бобо от ружья.

Всё вернулось на круги своя. Звезды словно смелоʹ с дневного неба. Бобо, Исмаил и Юсуф — самый старший из них — все они видели: человек потрясён, и думали, что причина этого только кобры.

— Не будь сердитый, — сказал Юсуф. Его морщинистое, до фиолетовости продублённое многолетним загаром лицо озарилось печальной улыбкой. — Идем немножко кушать. Нет, на настил не пойдём, в доме будем, в доме.

— Наловил рыбы. Нажарил, — Артур показал на помост, где стояла сковородка.

Исмаил с готовностью кинулся к лесенке.

…Вчетвером они сидели по–турецки на кошме в полутьме и прохладе сторожки, обедали. Вдруг Исмаил встал, объяснил: должен сходить домой в кишлак, скоро вернётся.

Артура никто не трогал. Юсуф и Бобо разговаривали на своём наречии. Тем не менее, то ли оттого, что звучало много слов на русском и других языках, то ли по какой‑то иной причине, Артур понял — ночью с запредельной стороны вооружённые люди прорвались на советском «КАМАЗе» на соседний участок заповедника, где дежурит Юсуф. Старик успел позвонить на ближайшую заставу и до прибытия пограничников в одиночестве принял бой. Единственное, что осталось непонятным Артуру, зачем, с какой целью объявилась здесь, в этих глухих местах, банда.

Да это его и не особенно интересовало. Он пытался разобраться в причине своего дикого срыва, истерики. «Только ли кобры тому виной? — думал Артур. — Как мгновенно отбросило от всего! Всё закрылось. А может, это взорвалась досада на то, что приехали, своим появлением отвлекли, выдернули из того мира? Или реакция на Бобо, на то, что придётся ехать к девочке?..»