Читаем без скачивания 69. Все оттенки голубого (Sixty-Nine. Kagirinaki tomei ni chikai buru) - Рю Мураками

Мы договорились сделать это на Рождество.

Мы встретились на автовокзале. Ради этого я в течение двух часов массировал плечи своей матери и говорил ей: «Университет? Конечно же я туда поступлю. Возможно, я даже стану учителем, это же у меня наследственное. Наверное, из-за того, что ты учишь малышей, ты и выглядишь такой молодой. Знаешь, что недавно мне сказал Ямада? „Кэн, твоя мать похожа на Ингрид Бергман в фильме „По ком звонит колокол““. – „Ты несешь чушь“. – „Мамуля, как ты можешь говорить такое своему сыну?“ – „Бергман такая красивая. Мы видели ее вместе с отцом давным-давно. В последний раз в фильме с Хэмфри Богардом“. – „Да, знаю! „Касабланка““. – „Точно“. – „Послушай, у нас в альбоме есть мои фото времен детсада, когда мы отправлялись на пикник? Тогда я был настоящим слабаком“. – „А теперь ты стал таким приспособленцем. В кого ты пошел?“» После этой беседы я уговорил мать купить мне плащ с капюшоном фирмы «McGregor».

Он был с двумя молниями, кремового цвета, на оранжевой подкладке. Помимо этого, все на мне – туфли, носки, брюки и свитер – было также высшего класса. Смазав лицо отцовским лосьоном после бритья, я представил, как иду в таком обличье вдоль берега моря в маленькой рыбацкой деревеньке и говорю: «Что это за рыба вялится, камбала? Или это летучая рыба?» И местные жители решат, что я приехал из Токио.

Ангелица поджидала меня в голубом плаще, в сапогах со шнуровкой и с корзинкой на локте. Когда я пробирался через толпу на автобусной остановке к глазам, похожим на глаза диснеевского олененка Бемби, мне казалось, что это напоминает сцену из фильма. Если бы все люди чувствовали себя так, как я тогда, намереваясь отправиться в небольшое путешествие в канун Рождества с подружкой с глазами олененка, одетым в модный свитер, в плаще от «McGregor», то во всем мире сразу исчезли бы все конфликты. Не стало бы войн, и всюду царили бы только лучезарные улыбки.

Нашей целью был Карацу.

Автобус был почти пустым, если не считать парочки лирически настроенных старшеклассников, любителей Саймона и Гарфанкела, направляющихся в канун Рождества к морю, и семейной пары, которая, возможно, в отчаянии решила совершить совместное самоубийство до наступления Нового Года.

Карацу славился своими сосновыми рощами, пляжем с очень сильным прибоем и керамическими изделиями.

– Мацуи, ты собираешься поступать в университет? – спросил я.

– Да, подумываю.

– А уже решила куда?

– Я подала документы в колледж Цуда, в Токийский женский и в Тонтон.

Поскольку последний год я не читал студенческих журналов, то не имел никакого представления о том, что такое Тонтон. Но само название сулило много веселья, и я сказал, что, пожалуй, тоже поступлю туда.

Ангелица рассмеялась:

– Тонтон – это жаргонное название женского колледжа Тондзё в Токио.

– Я знаю, просто пошутил, – покраснев, ответил я.

– Ядзаки-сан, а у вас весь класс поступает на медицинский факультет?

– Да, девяносто процентов, но у меня нет шансов.

– Нет? Было бы здорово, если бы вы стали врачом.

Я не вполне понял, что она имела в виду. Чтобы я приподнял ей блузку и прощупал грудь? Или попросил бы ее лечь на спину и раздвинуть ноги? От таких фантазий кровь прилила у меня к голове. «Чего доброго, мне станет плохо с сердцем», – подумал я и представил лицо Адама, который говорит мне: «Перестань об этом думать!», после чего немного успокоился.

Конечной остановкой автобуса был центральный квартал Карацу. Кондуктор сказал нам, что не в сезон автобус не идет на побережье. Я предположил, что он нам просто завидует и ехидничает.

До берега было довольно далеко. Я начал прикидывать: сейчас десять утра, до берега ходьбы полчаса, значит, мы будем там в пол-одиннадцатого; сколько же у нас остается времени провести у зимнего моря? Наверняка у ангелицы в корзинке есть бэнто, а в нем такие вкусные вещи, что слюнки потекут. Но если к полудню мы все съедим, что нам останется делать? Мы начнем замерзать, сидя без дела на холодном ветру, и придется возвращаться обратно. Я мечтал о романтическом ЗАКАТЕ, когда все вокруг нежно растворяется в бледно-фиолетовом воздухе и уже от самого этого воздуха люди начинают терять рассудок.

– Мацуи, а ты любишь кино?

В торговом квартале Карацу у входа в аркаду был кинотеатр. Там шел фильм «Хладнокровное убийство», которому предстояло разрушить наш пикник.

– Да, люблю, – ответила ангелица.

– Посмотри сюда! Ты видела «Хладнокровное убийство»? – изобразил я из себя всезнайку.

– Нет, я о нем даже не слышала.

– Он сделан по книге Трумэна Капоте, одному из величайших шедевров нашего времени.

Поскольку мне страшно хотелось увидеть закат на морском берегу, я решил затащить Мацуи на «Хладнокровное убийство», но этот социальный фильм по книге Капоте был совершенно неподходящим для семнадцатилетней парочки, мечтающей о первом сладостном поцелуе. Фильм, сделанный в откровенном документальном стиле, о двух мужчинах с убогим прошлым, которые убили целую семью и закончили на электрическом стуле. Убийц играли беззубые актеры, фильм был черно-белым, а сцена удушения исполнена настолько реалистично, что даже я несколько раз отводил глаза от экрана. Кинотеатр был обветшалым, сиденья с порванной обивкой и запах, как в общественном туалете.

«Хладнокровное убийство» утомило ангелицу. Не считая жуткой реалистической сцены преступления, ужас был в том, что фильм шел два часа сорок минут. Ангелица несколько раз закрывала глаза рукой и шептала: «О нет!», «Не может быть!»

Я настолько устал и раскаивался в выборе именно этого фильма, что потом не сказал ей ни слова.

Всю дорогу до побережья мы шли молча.

– Ядзаки-сан, может быть, перекусим? – предложила она, когда мы прибыли на обдуваемый ветрами пляж, и достала из корзинки обернутые в фольгу бутерброды с сыром, ветчиной, яйцами и овощами, а также салфетки и веточки петрушки, а в завершение – жареных цыплят, у которых ножки были обернуты фольгой, чтобы было удобнее их держать. Поверх фольги они были перетянуты розовыми резиночками.

– Какая вкуснятина! – громко выпалил я.

Шок от просмотра «Хладнокровного убийства» еще не прошел, и я продолжал ощущать сухость в горле, пищеводе и желудке. Тем не менее я уминал бутерброд за обе щеки.

Ветер усилился, вдали в море вздымались белые гребешки, время от времени ветром взметало песок на берегу, и нам приходилось закрывать лица и корзинку.

– Крутой фильм! – сказала ангелица, наливая чай из термоса.

– Ты устала?

– Да, немного.

– Извини меня.

– За что?

– За то, что повел тебя смотреть этот фильм в день особенного свидания.

– Но разве это не шедевр?

– Разумеется. Я читал об этом в журналах.

– А нужно ли нам все это?

– Что?

– Мне непонятно, нужны ли нам такие шедевры?

– Что ты имеешь в виду?

– Это же случилось на самом деле.

– Да, это подлинная история.

– Зачем нужно было делать из этого фильм? Я уже все это знаю…

– Что знаешь?

– Что в мире существует жестокость, я об этом знаю… Вьетнам, евреи в концлагерях, но мне непонятно, зачем нужно об этом снимать фильмы.

Я ничего не мог ответить, хотя прекрасно понимал, что имеет в виду ангелица.

Мацуи Кадзуко была нежной, красивой и умной девушкой, выросшей в заботливом окружении. Возможно, мир, изображенный в «Хладнокровном убийстве», находится совсем рядом, возможно, нужно пристальней приглядываться к таким вещам, но в конечном счете ангелица сказала, что «предпочла бы жить, слушая звуки клавишных Брайана Джонса».

Оставив на берегу почти все бутерброды, мы удалились от зимнего моря.

Мы так и не поцеловались.

Так подошел к концу 1969 год.

Сейчас Адама работает в Фукуока промоутером. Зачем выходцу из шахтерского поселка Ота понадобилось приобретать такую западную по духу специальность? Девять лет назад я издал свой первый роман, который стал бестселлером и наделал много шума. Когда я сидел в «консервной банке» и работал над второй книгой в многоэтажном отеле в Акасака, Адама пришел навестить меня. Теперь все обстоит иначе, но тогда встреча с Адама была для меня мучительной. Я внезапно стал знаменитым и пребывал под сильным давлением; меня уже тянуло вернуться к той бурной жизни, которую мы когда-то вели вместе с ним. Нам было почти не о чем говорить. Адама выпил чашку мерзкого кофе из моего термоса и ушел. Потом я попытался выпить сам чашку и испытал чувство стыда, что поил такой бурдой друга, вместе с которым провел свой семнадцатый год жизни.

Басист и певец из группы «Coelacanth» Фуку-тян сейчас также живет в Фукуока. Он владеет магазином грампластинок, специализирующимся на джазе, и иногда помогает устраивать концерты. Он регулярно присылает мне новые пласты с сальса или рэггей. Когда встречаемся, мы вместе исполняем песни Дженис Джоплин, а если забываем слова, то вставляем неизменные «Don’t you know, don’t you know».