Читаем без скачивания Великая легкость. Очерки культурного движения - Валерия Пустовая

Поэтому очень органично, что, презентованный в сентябре 2010 года в Перми, а в Москве запущенный с января 2011-го, проект «Человек. doc» был задуман и реализован именно в театре «Практика».

Герои: десять прометеев

С точки зрения техники никаких новаций в проекте «Человек. doc» нет. Драматурги – Евгений Казачков, Герман Греков, Владимир Забалуев, Алексей Зензинов (все четверо работали раньше с «Театром. doc»), Борис Павлович – взяли интервью у реальных людей и переработали их в пьесы.

Режиссеры – Эдуард Бояков, Виктор Алферов, Владимир Агеев, Светлана Иванова, Юрий Муравицкий, Руслан Маликов (с «Театром. doc» работали последние трое), – нашли сценическое решение текста. Для десяти спектаклей были также приглашены два актера (Федор Степанов, Антон Кукушкин), один из которых (Кукушкин) работал по технике вербатим, до полного мимического и интонационного вживания в персонажа.

В восьми остальных спектаклях герои сыграли самих себя.

Нет, не в том революция, чтобы вытащить персонажа документальной пьесы на сцену, а в том, чтобы придумать и найти такого человека, которому для проговаривания своей жизненной ситуации и идей не нужен актер-посредник. Художественный руководитель «Практики» Эдуард Бояков впервые за недолгую, но богатую историю документального театра обратил внимание на людей, которых нельзя воспринимать как жертв обстоятельств, продукт социума. Герои «Человека. doc», наоборот, творят обстоятельства и меняют социальные стандарты – недаром в анонсах спектаклей они названы «культурными героями». Которые свой огонь, озаряющий жизнь, не похитили – высекли сами.

Прометеев, как уже сказано, десять: китаевед Бронислав Виногродский, драматург Александр Гельман, философ Олег Генисаретский, режиссер и сценарист Ольга Дарфи, художники Гермес Зайготт, Олег Кулик, Александр Петлюра, композитор Владимир Мартынов, рэпер Смоки Мо, поэт Андрей Родионов. Сомневаюсь, что вы наслышаны о каждом из них, тем более в том, что понимаете, за какие такие заслуги их выбрали представлять современную культуру. А даже если и наслышаны, и с творчеством знакомы, все же это не приближает к догадке, чему посвящен спектакль. Логично, если бы художники в этом ряду демонстрировали инсталляции, композитор играл музыку, поэты читали стихи, прочие – наверно, лекции.

Профессиональные атрибуты и впрямь сохраняются: чай для Виногродского, фортепьяно для Мартынова, яркие ткани для Родионова, диктофон для Дарфи, советское белье для Петлюры… Только ведь это – мертвые знаки долгого пути. А герои проекта исповедуют философию живой реальности.

Парадокс: спектакли «Человека. doc» индивидуалистичны, как еще не бывало в документальном театре, и все же социальный срез получился. Просто Эдуард Бояков заглянул повыше дна. И нашел, что, помимо России политтехнологов и клерков, бомжей и неуправляемых подростков, сексуально задавленных женщин и спивающихся мужчин (главных героев «Театра. doc»), есть Россия жизнетворцев, опробовавших стратегию спасения на себе.

«Человек. doc» олицетворяет новую Россию – мучительно отвыкающую от старых образцов поведения, ищущую ценностные константы, на которые можно было бы опереться в повседневности. Каждый из героев проекта прошел личные периоды застоя, перестройки, лиходейства и хаоса, пока не пришел к своей модернизации. В десяти личных историях модернизация – не пропагандистский фетиш, а реальный творческий опыт. Ключевой вербатим, в этом смысле, принадлежит Олегу Кулику: именно в его спектакле ясно звучит проблема мертвого и живого – в культуре, в отношениях между людьми. Кулик рассказывает о распространенной любви к «мертвым обезьянкам» – к детям, которые не кричат, возлюбленным, которые помалкивают, природе, которая за музейным стеклом, и к застывшей культуре, которая подтверждает наши о ней представления.

Пережившей кардинальный социальный слом России отделаться от любви к «мертвым обезьянкам» не так-то легко. Наши социальные привычки мертвы, потому что больше неадекватны новой реальности, не действуют в ней. Мертвые установки – это и «нам должны», и «все богатые воруют», и «премии виноваты», и «сейчас ничего хорошего не пишут», и многие другие блоки в сознании, мешающие прозрачно воспринимать реальность. Герои «Человека. doc» интересны не потому, что они «художники», авторы скандальных перформансов и теорий, основатели субкультур (Виногродский – человек, распространивший в Москве культуру чайных клубов). А потому, что это люди, благодаря активному мышлению и творческой интуиции вставшие на путь открытости и ясности.

Тупик и поиск выхода – вот чем занимаются герои десяти вербатимов. Олег Кулик болезненно переживает утраченную привязанность близкой женщины; Владимир Мартынов приходит к выводу о невозможности авторской музыки и отменяет будущее европейской культуры; Ольга Дарфи признается в творческой неудаче – «не пошел» много лет писавшийся вербатим о шахидках; Андрей Родионов исповедуется в пьянстве, как Александр Гельман – в крахе шестидесятничества; Виногродский застыл перед идеей бессмертия, как Петлюра – перед лифчиком времен своей бабушки. Все это могло бы стать концом биографии, а стало – импульсом. И спектакли получились не о проблеме, а о способе их решения. Герои преодолевают в себе мертвое, косное и находят источник творческой энергии, вдохновения жить: в идее живой любви (Кулик), в идее естественности – прислушивайся к случайностям и своему организму (Виногродский), в желании узнать неприглядную сторону жизни (Дарфи), в карнавальной философии красильного цеха (Родионов), в мужественном смирении отцовства (Гельман), в истории простых вещей (Петлюра), в утопии новой культурной эры без слов (Мартынов).

Итог: новый тип театра

Терапевтический театр, пожалуй, – личное ноу-хау Евгения Гришковца, со сцены проговаривающего самые банальные зацепки и страхи обыденного сознания. Но Эдуарду Боякову удалось достичь аналогичного эффекта не на основе художественного обобщения, а методом полевого исследования реальности. Как следствие, в терапии он пошел дальше Гришковца: в «Человеке. doc» не только нащупывают болевые точки, но и показывают, как снять боль, а плюс к тому – просвещают, раскрепощают, вводят в контекст культуры. Проект открыл новые грани документального театра: если раньше вербатимы сопоставляли с литературой нон-фикшн, социологией и журналистикой, то теперь в ряд сопоставлений войдут и публичные лекции, и интерактивный музей, и психологический тренинг.

Соседствующие театры предложили две стратегии работы с реальностью, получившие теперь название «горизонтального» и «вертикального» вербатима. «Горизонтальный» вербатим вытаскивает из толпы анонима, который без работы драматурга не состоялся бы как герой.

«Вертикальный» вербатим обращается к тому, кто сделал и сознает себя сам, то есть уже состоялся как герой современности – драматург помогает только отобрать сюжет для спектакля. «Горизонтальный» вербатим работает с объектом осмысления, «вертикальный» – с субъектом. Эти стратегии, как сами площадки «Театр. doc» и «Практика», не противоречат друг другу, не отрицают одна другую. А сочетаются, как вопрос и ответ, проблема и решение.

Проект «Человек. doc» выправил наши отношения с реальностью, дополнив контекст – суждением, давление обстоятельств – волей к росту, коллективные мифы – лично испытанной правдой.

Протроллить Тёму[61]

Полтора месяца назад в лектории Политехнического музея открылся театр под именем, играющим одновременно с названием места и конъюнктурой дня: «Политеатр». Слышится в этом слове и отзвук синтеза искусств: полифоническое сочетание видеоарта и декламации, фольклора и медиа, танца и прозы в новом театре обещано.

Глава «Политеатра» Эдуард Бояков – известный также как директор национальной премии «Золотая Маска», худрук модного театра «Практика», продюсер фестивалей «Новая драма» и «Текстура» – в апрельские уик-энды выходил к зрителям, чтобы лично представить премьеры.

Одной из них стал документальный сериал про людей, меняющих цифровую реальность.

И первым на кафедру Политеха поднялся дизайнер и блогер Артемий Лебедев.

То есть поднялся не он, а человек в голубой пижаме Супермена. Он положил на кафедру листки и эмоционально зачитывал. По заднику плыли звезды, ромашки и ослиные головы…

Программка предупреждала, что лекция содержит ненаучные выражения.

Сближение театра с лекторием началось еще в «Практике», в прошлом году. Тогда Эдуард Бояков открыл новые возможности техники «вербатим», придумав десять спектаклей про современных культурных героев.

Сам по себе вербатим – метод создания спектакля на основе интервью с реальными людьми, перенятый российскими драматургами у британских коллег, – к тому времени не был уже новостью для публики.