Читаем без скачивания Великая легкость. Очерки культурного движения - Валерия Пустовая

То есть поднялся не он, а человек в голубой пижаме Супермена. Он положил на кафедру листки и эмоционально зачитывал. По заднику плыли звезды, ромашки и ослиные головы…

Программка предупреждала, что лекция содержит ненаучные выражения.

Сближение театра с лекторием началось еще в «Практике», в прошлом году. Тогда Эдуард Бояков открыл новые возможности техники «вербатим», придумав десять спектаклей про современных культурных героев.

Сам по себе вербатим – метод создания спектакля на основе интервью с реальными людьми, перенятый российскими драматургами у британских коллег, – к тому времени не был уже новостью для публики.

В «Театре. doc» – первой и когда-то основной площадке документального театра – поставлено много спектаклей с невыдуманными репликами.

Политтехнологи, менеджеры, красавицы, бомжи, врачи, подростки – театр перебирал социальные типы, олицетворявшие национальную головную боль. Вербатим рос вширь, по фрагменту перенося все российское общество в маленький черный подвал «Театра. doc».

Пока не наткнулся на героя, пожелавшего из подвала – подняться.

Новую разновидность вербатима назвали «Человек. doc», а можно было – «Прометей. doc». У проекта чувствовался мифотворческий запал.

Открытие Боякова вроде не хитро: поставить пьесу-вербатим с таким героем, которому не нужно высказываться через посредника, актера.

Восемь из десяти героев проекта «Человек. doc» выходили на сцену лично.

Но последствия этой небольшой вроде поправки завели театр далеко.

Начать с того, что социология сразу кончилась – начался самоанализ. Исповедь.

А значит, публика на очередном вербатиме оказалась лицом к лицу не с обстоятельствами, а с личной волей, которая их преодолевает.

Вербатим с таким сюжетом сами драматурги определили как «вертикальный». В отличие от «горизонтального», который представляет не личность, а социальный срез.

(Впрочем, в этой терминологии бывает путаница.)

Открытие второе – подбор героев и сюжет спектаклей.

В культурные герои современности «Практика» отобрала фигуры отступления, раздражения, вызова. Это не художники, музыканты, учителя в традиционном смысле. И уж точно на сцене они не играли – художников.

Хотя можно было бы сложить их в еще один социальный объект вербатима – пресловутый креативный класс.

Но каждый из них – китаевед Бронислав Виногродский, драматург Александр Гельман, философ Олег Генисаретский, режиссер и сценарист Ольга Дарфи, художники Гермес Зайготт, Олег Кулик, Александр Петлюра, композитор Владимир Мартынов, рэпер Смоки Мо, поэт Андрей Родионов – отвечал за себя, за лично изобретенный способ добывать огонь с неба.

Темнота и озарение, собственно, и были темой исповеди.

Или, если выражаться в терминах спектакля про Олега Кулика, мертвое и живое.

Вербатим Кулика, пожалуй, наибольшая удача проекта. Именно Кулик обозначил главный принцип и тормоз современной культуры, рассказав притчу о любви к «мертвым обезьянкам».

К застывшей реальности, которая подтверждает наши о ней представления.

Точки торможения и обновления у каждого из героев проекта свои. Но сам сюжет преодоления мертвых, косных представлений, шаг навстречу непредсказуемой, опасной, но обещающей новые приобретения жизни звучал в каждом спектакле.

И неожиданно был услышан из зала как главный сюжет современной России.

Где многие культурные мифы выродились в мертвые социальные привычки. Блоки в сознании.

Герои проекта «Человек. doc» делились опытом по созданию новой идентичности. То, что для них могло стать концом биографии: утраченная привязанность близкого человека, творческая инерция, неудавшийся замысел, моральный крах поколения, психологическая зависимость, – стало импульсом, выходом к новому языку общения с реальностью.

Получился вербатим не с болевым, как раньше, – с терапевтическим эффектом. Театр близко подошел не то что к лекции – к психологическому тренингу.

Артемий Лебедев в образе Супермена олицетворяет результаты терапии: общество, для которого поиск идентичности – в прошлом.

А «как нам обустроить Россию» – только дизайнерская задача.

На что похож спектакль про блогера? На кликабельный ролик в ютубе. По мотивам знаменитых информационных войн tema: с логотипом «Аэрофлота», самомнением блогеров и поборами с сердобольных юзеров – театр устроил видеофеерию.

В студию Артемия Лебедева не обращались – дизайн с успехом выполнила актриса Екатерина Щеглова, та самая, что сыграла главную роль в триллере «Мертвые дочери».

Мультяшно-призрачная сценография вообще козырь «Политеатра». Из реквизита на сцене – только гиперболично высокая кафедра, от нее в пяти направлениях расходятся видеоиллюзии.

Куда там четырехмерному ролику про Маленького Принца в московском планетарии – новый театр сам как кино и суперочков не требует.

С высоченной тумбы Артемий Лебедев прощается с немытой Россией. Точнее, в его выражениях – «недотертой». Со времен Чаадаева западничество ушло далеко, на самый Восток, Лебедев признается в любви к Японии. И не случайно. По свидетельству литератора Виктора Ерофеева, в Японии самые гигиеничные туалеты.

От спектакля такой же эффект, как от первого декабрьского митинга: «кто все эти люди?». Кому не хватает новых социальных образцов – это не в «Левада-центр», это к Тёме. Многотысячная любовь к блогеру – симптом узнавания.

«Накололи» – сюжет, прославивший Тёму в ЖЖ, теперь стал главной темой политических дискуссий. Это вообще главное духовное переживание для человека, который прочие смысловые проблемы – веры, социальной принадлежности, страха смерти – решил тем, что попросил его не беспокоить. Он против «идиотизма» – реальность должна быть управляемой, как джойстиком.

Вербатим с этим человеком получился тоже – управляемым. Зрелищным и комфортным, как все, что сегодня можно отметить знаком качества.

Жаль, что Артемий Лебедев не пошел на риск. Хотя бы не вышел на сцену сам: его сыграл режиссер спектакля Юрий Муравицкий.

В результате то, что должно было стать кульминацией спектакля – Артемий Лебедев танцует под «Ase of Base», – воспринимается всего лишь как еще одна видеоиллюзия. Вот если бы танцевал сам Тёма!

Нет, он сидел, комфортно смотрел премьеру.

А в вербатиме должен быть этот момент – троллинга, вызова герою. Драматургу Владимиру Забалуеву протроллить Тёму, кажется, не удалось. Хоть он и вытащил из интервью самый напряженный сюжет: Лебедев признал себя неудачником-интеллигентом, который при помощи Интернета научился пускать слова в дело.

Но лузерство Тёмы – не травматичное, модное. Оно символизирует право частного человека не быть героем. И защищает интеллигентские ценности от прямых нападений: ясно, что идеалисту в наши дни выгодней кривляться, чем проповедовать.

Сквозь тернии матерщины и звезды на заднике в спектакле проступили идеалы Артемия Лебедева: реальность, в которой все работает, и человек, который готов наладить эту работу.

Отладчик реальности Лебедев оказался куда в большей степени лектором, чем прежние герои «Человека. doc». Его вербатим вернулся в «горизонталь» – переключился с исповеди на занимательное обществоведение.

И сильно уподобился юмористическому шоу другого собирателя «идиотизмов» – Михаила Задорнова.

Еще смешнее издевательские комменты блогеров к Тёминому сообщению о спектакле. Их карнавальное ехидство – знак, что лекции кумира усвоены.

Судя по высказываниям, сами комментаторы на спектакле не были и, скорее всего, не соберутся.

Они не позволят себя «наколоть».

Человек Тёма интересен какой-то другой, не блогерской публике. Той, которая не разучилась доверять и рада обманываться.

Способной расслышать в троллинге – стилистику нового Прометея.

И, зажегшись его огнем, пойти работать, а не…

Ну, в ЖЖ разговаривать.

Богиня в валенках[62]

Нет, я не плакала, когда подгулявшая дочь ударила одну из них по голове, ни когда муж другой погиб на фронте через 12 лет счастливого брака, и на куцые их шубейки могла взглянуть без слез. Пробило в самом финале, в эпилоге, когда они сорвали с себя старое тряпье и выбежали кланяться в ярких летних платьях.

Иллюзия была разрушена, но именно тогда я поняла, что каждая изображенная ими старуха реально жила на свете, да что там, молода была, и даже девочкой. И такие же были у нее легкие, быстрые ноги.

Спектакль «Бабушки» идет в «Практике» с апреля, но вчера его впервые показали на только что открывшейся новой сцене – в «Политеатре».

Театр в лектории Политехнического музея выглядит школой жизни, там есть ведь и стойки вдоль рядов, на которых удобно конспектировать спектакли.

Документальные постановки – а «Бабушки» поставлены по ни много ни мало научным наработкам, добытым в сибирской деревне, – имеют эту дополнительную власть над зрителем: лекции, тренинга, в общем, какого-то познавательно-пробуждащего процесса.