Читаем без скачивания Я родом из СОБРа - Сергей Зверев

Хлопнула дверь.

– Кто приходил? – спросила громко из кухни мать Рамазана.

– Тимур, – неохотно ответил сын и пошел к себе в комнату. «Надо потеплее одеться, где-то мои носки шерстяные были».

– А что он хотел? – не отставала мать, гремя посудой.

– Я не знаю. Просил зайти сегодня вечером, что-то насчет работы, – соврал быстро Рамазан и решил, что потом что-нибудь придумает.

Мать появилась в проеме двери, вытирая руки полотенцем и внимательно глядя на сына. Рамазан бросил на нее короткий взгляд и отвернулся. Врать матери он не умел и боялся, что та по глазам поймет, что он говорит неправду. Но с ходу определить, что ее сын врет, было все-таки проблематично. Рамазан на «Урале», сворованном в воинской части, уже подрабатывал, перевозя лес и каменные блоки, поэтому версия о работе выглядела вполне правдоподобно.

Остаток дня он провозился во дворе. Работы в селе всегда хватает, и Рамазан так увлекся ремонтом сарая, что чуть не забыл о своем обещании. Вечером за ужином он в глаза родителям не смотрел и отмалчивался. Не решение о нападении на русских беспокоило его. Он уже дал согласие на это и брать свое слово обратно не собирался. Его беспокоило другое: как пройдет дело? Хорошо ли охраняется батальон, где и как расставлены часовые и успели ли его ребята провести хотя бы предварительную разведку? «Сходим на войну, блин... У наших еще детство в заднице играет, с танками решили повоевать! – раздраженно ковырялся в тарелке чеченец. – Хорошо, если все обойдется и никто не пострадает...» Задуманное его товарищами рискованное предприятие по зрелом размышлении все больше смахивало на авантюру. В конце концов он решил, что максимально надо снизить риск от этой ночной прогулки. «А без риска не обойдется, – понял он и вздохнул, – лучше уж вообще не ходить... Вот шайтан!» Он со звоном бросил ложку в пустую тарелку. Мать оглянулась, но ничего не спросила. Он не заметил ее взгляда и уставился в темное окно. Его размышления зашли в тупик. Особой ненависти к русским он не испытывал, только неприятно было, что войска вторглись в его республику и пытаются присоединить чеченцев обратно к России. «Но сейчас не девятнадцатый век! Зачем нам мешать? Дайте нам самим разобраться в происходящем, а там мы сами будем решать, с кем нам жить дальше!.. Теперь еще танки эти...» Он тяжело вздохнул, поднялся, постоял, глядя пустым взглядом в стол, повернулся и пошел в свою комнату.

...Полгода назад подполковник Андреев сидел напротив полковника Ерохина и пил водку. После того памятного случая, когда вовремя предупрежденный Андреев благополучно вывел из Чечни свое подразделение, его вызвали в штаб округа, во Владикавказ, за новым назначением. Он разыскал Ерохина, поблагодарил его и хотел уйти, но тот взял с него слово, что они увидятся вечером. Андреев нехотя согласился. Ерохина он практически не знал, а пить водку с незнакомыми людьми Василий Трофимович не любил. Но делать было нечего, и он, купив пару бутылок хорошей осетинской водки, пришел домой к Ерохину.

– Давай, давай, заходи! – встретил его в прихожей уверенный густой бас. – Жена к соседке ушла, приготовила все, мы с тобой сейчас посидим, как и полагается двум офицерам!

Ерохин энергично потер руки и принял шинель из рук подполковника. Из кухни хорошо пахло жареным мясом и картошкой.

И вот они пьют уже вторую бутылку, опьянения почти никакого, так как закуска обильна и сытна. Курить можно прямо на кухне, что очень удобно и не надо прерывать разговор.

– Слушай, Сергей Михайлович, – говорит задумчиво Андреев, неторопливо выпуская дым в полуоткрытое окно. – Дело идет к войне, что ли? Ты в штабах сидишь, разъясни пехоте положение дел.

Ерохин даже не задумался. Похоже, он давно уже размышлял над сложившейся ситуацией и ответил сразу. Вопросу он не удивился и не стал изображать недоумения:

– К войне, Василий Трофимович, к войне. Ходят такие разговоры, что Дудаев с Ельциным делиться не хочет, вот Москва и готовит вторжение.

– Делиться, чем? Нефтью, что ли?

– Ну а чем же еще, – устало вздохнул полковник и закурил. – Да еще чеченцы обнаглели. Все бандюки России в Чечне отсиживаются, и никто их там достать не может. Приезжают в Россию, творят что хотят, а потом – в Чечню. И это тоже причина. И еще причина, что, если сейчас Чечня уйдет, за ней все остальные республики потянутся, и сократится Россия до пределов МКАДа.

Полковник глубоко затянулся и затем с силой выпустил синеватый дым изо рта в окно.

– Вот такие дела, друг ты мой. И поэтому ей уйти не дадут.

И полковник раздавил в пепельнице сигарету. Андреев молчал. То, о чем он думал, читая газеты и глядя телевизор, внезапно начало обретать реальные черты.

– Значит, война, – медленно произнес он, машинально разливая водку.

– Да. – Ерохин взял в одну руку рюмку, в другую малосольный огурец. За столом повисла тяжелая пауза. Андреев угрюмо вздохнул. Хозяин дома после паузы произнес: – И тебя вызвали для назначения на батальон. Сейчас в армии херовая ситуация, сам знаешь. Хотели тебя на полк, но там сидят одни старперы, которым пенсия уже в жопу дышит. Ты тоже не молодой, хотя запасец у тебя по возрасту маленький есть; хорошо себя проявишь – свободно полковника получишь и послужишь еще. А стариков и не трогают, дают дотянуть до пенсии. Молодежь из армии бегом бежит. Я сводки по округу читаю – молодые офицеры пачками увольняются, младшее и среднее офицерское звено на глазах тает... – Он нагнулся над столом и впился глазами в лицо Андреева. – Скоро уже взводами и ротами командовать некому будет. – Взгляд его остановился, он помолчал, вздохнул и опрокинул в рот рюмку, забыв чокнуться с Андреевым.

Василий Трофимович поставил рюмку и угрюмо смотрел, как Ерохин жует огурец. Настроение у обоих было невеселое.

– Тебе до пенсии три года осталось, тебе деваться некуда, вот и пойдешь воевать как миленький. Не подашь же рапорт об увольнении, двадцать лет службы псу под хвост не выбросишь. – Ерохин тяжело встал, слегка покачнулся, взял чайник и поставил его на плиту. – Не выбросишь ведь? – переспросил он, суя зажженную спичку под конфорку и стоя спиной к подполковнику.

Андреев взял со стола рюмку с водкой и опрокинул ее в рот. Помолчал. Выдохнул, взял огурчик и закусил. Ерохин все это время возился с чайником, не поворачиваясь к Андрееву. Он понимал, какое решение тот сейчас принимает. Какой бы отчаянный и смелый человек ни сидел сейчас перед Ерохиным, это прежде всего человек. На войну идти по собственному желанию нелегко, когда существует возможность и не идти. Причем не дезертировать, нарушая присягу и закон, а просто написать рапорт об увольнении. В том моральном и социальном климате, который сложился в послеперестроечной России, такие слова, как долг родине и честь офицера, звучали по-детски наивно, а иногда и просто глупо, особенно в среде молодежи. В прессе и на телевидении свою армию втаптывали в грязь все кому не лень, не заботясь особенно о точности и качестве информации, с каким-то мазохистским удовольствием показывая только лишь негативные моменты российской истории. Начали бурно расцветать и не очень хорошо пахнуть невиданные ранее капиталистические отношения, которые, несмотря на их явно криминальный душок, давали совсем неплохой заработок. Андреев еще не старый мужик, крепок, уверен в себе, неглуп, и какую-нибудь работу найдет, кроме той, которая обязывает лезть под пули...

Поэтому Ерохин напряженно ждал ответа подполковника. Андреев был неплохим офицером, толковым и опытным, и если он сейчас даст отрицательный ответ, то придется искать другого командира батальона. Из партии его за это не выгонишь и выговор не влепишь. Дослужить до пенсии, конечно, для Андреева было бы неплохо, но только одним этим обещанием на войну человека вряд ли заманишь. А грамотный комбат не вырастает за три дня, как гриб после дождя. Его готовят годами.

– Ты же помнишь, я кадровый офицер, – ответил подполковник в спину Ерохину и снова разлил водку по рюмкам. Минутную паузу полковник предпочел не заметить. Сергей Михайлович понял, что обсуждение вопроса о назначении Андреева закончено.

– Ну так я в тебе и не сомневался, – повернулся Ерохин к столу. Он незаметно вздохнул и сел. Тон его стал обычным, уверенным и напористым. Теперь два офицера говорили о деле. – Тебе хороший батальон дают, не волнуйся. Усиленный разведбат. На ротах кадровые офицеры, и начальник штаба толковый. Тем более я тебя рекомендовал командующему западной группировкой. – Он закурил. – Я не знаю, какая это будет война. Называть чеченское ополчение армией вряд ли серьезно. Скорей всего, в передовых стычках мы опрокинем их регулярные заслоны, и они перейдут к партизанской войне. Не дурак, разберешься... Ты чеченцев знаешь, служил там, тебе и карты в руки. Завтра зайдешь в строевой отдел – и шагом марш принимать батальон. По моим прикидкам, вторжение в Чечню начнется либо осенью, либо зимой.