Читаем без скачивания Очаровательная незнакомка - Эйна Ли

— Отпусти-ка парня, девочка. Ему предстоит сегодня мужская работа, — посоветовал Генри.

«Да, работа и впрямь мужская», — с горечью подумала Энджелин. Нетерпеливое стремление Храброго Короля взобраться на привязанную кобылицу напомнило ей предыдущую ночь, когда она сама в объятиях Руарка была столь же беспомощной, как эта кобылица, и, что самое ужасное, так же желала его! Погруженная в свои невеселые размышления, Энджелин не двинулась с места. Генри, снимавший в этот момент уздечку с Храброго Короля, спросил раздраженно:

— Ты что, не слышишь меня, девочка? Я ведь уже сказал, что занят!

Голос отца вывел Энджелин из задумчивости. Отдавшись своим мыслям, она на какое-то время даже забыла, зачем пришла сюда и что собиралась сказать ему.

— Папа, мне надо с тобой поговорить.

Генри покачал головой:

— Не сейчас. И вообще, шла бы ты отсюда, — попросил он, продолжая работать. — Это зрелище не для леди.

— Боже мой, папа, да я уже сто раз видела случку!

Энджелин открыла ворота, и Храбрый Король потрусил к кобылице.

— Интересно, как бы нам иначе удалось сохранить Скотткрофт во время твоего отсутствия? Пока шла война, я ведь не сидела в гостиной с вышиванием, — напомнила она отцу резким тоном.

— Нет, детка, не сидела. Сдается мне, что ты провела больше времени в конюшне, чем в гостиной. Но, по-моему, пора отбросить эти воспоминания и снова стать леди — такой, какой хотела тебя видеть твоя покойная мать!

«Прекрасное начало для того, чтобы посвятить его в мои планы», — подумала Энджелин. Повернувшись лицом к отцу, она облокотилась на перегородку и сказала:

— Я для того и пришла. Ты совершенно прав, папа, — мне пора подумать о будущем. — Запнувшись в поисках подходящего выражения и так ничего и не придумав, она бесхитростно добавила: — Руарк Стюарт предложил мне поехать с ним в Нью-Йорк.

В ответ Энджелин ожидала услышать от разгневанного отца многословную тираду, но Генри, занятый своей работой, был целиком поглощен лошадьми и, похоже, не придал особого значения тому, что услышал от дочери.

— Ну что же, он славный джентльмен. Только я что-то не пойму, зачем тебе ехать с ним в Нью-Йорк, детка… — И вдруг в его голосе появились совсем иные нотки: — Ну-ну, вот умница! Я так и знал, парень, что ты нас не подведешь…

Изумленная Энджелин подняла глаза на отца и увидела, что все его внимание снова переключилось на лошадей. С таким же успехом она могла обращаться к стене, подумала девушка с горечью.

— Мы можем поговорить об этом позднее, — пробормотала она, разочарованная тем, что ее попытка не увенчалась успехом.

Энджелин уже намеревалась выйти из конюшни, но Генри неожиданно остановил ее: — Постой-ка, детка, не убегай. Вот теперь, когда дело сделано, можно и поговорить. Так что ты собиралась рассказать мне?

И, не дожидаясь ответа дочери, вошел в стойло и начал взнуздывать Храброго Короля.

— Завтра пустим его к другой кобылице, и если все пойдет гладко, через год в это же время у нас будет парочка славных жеребят!

Энджелин беспомощно взглянула на отца. Ну что толку говорить с ним? Сначала Руарк, а теперь вот отец… За короткое время девушка с болью в душе убедилась, что абсолютно ничего не значит в жизни двух самых дорогих для нее людей.

Оскорбленная в своих лучших чувствах, убежденная, что и отец, и Руарк предали ее любовь, она с вызовом взглянула на Генри:

— Я стала любовницей Руарка. Вот почему я собираюсь ехать с ним в Нью-Йорк.

На этот раз старания Энджелин увенчались успехом — похоже, до Генри дошел смысл того, что сказала ему дочь. Ошеломленный услышанным, старик перестал возиться с жеребцом и немигающим взглядом уставился на Энджелин. На минуту ему показалось, что он ослышался.

— Ты что такое говоришь, девочка?

— Я — любовница Руарка и собираюсь ехать с ним в Нью-Йорк, — повторила она.

У Генри Скотта, как и у большинства людей, были свои достоинства и недостатки. Но по натуре он был человеком мягким и настоящим джентльменом, то есть мужчиной, для которого честь женщины стоит превыше всего. Он считал, что женщина должна быть безупречна, а в особенности его собственная дочь — живое воплощение милого образа своей матери и отрада его сердца. И вот теперь эта самая дочь поступилась не только своей честью, но и нанесла чувствительный удар по его родительской гордости. До сих пор Генри утешался мыслью, что, хотя сам он человек слабый и подвержен разного рода порокам, у него есть дочь, есть его Энджелин, сила характера которой помогла ему пережить плохие времена и служила утешением во времена хорошие. Сердечная боль от шокирующего заявления, которое она только что сделала, проникла в самую глубину его существа. Для старика это означало не просто потерю самоуважения. Теряя Энджелин, он терял единственное, что у него осталось в жизни. Жена, которую он обожал, сын, которым он так гордился, — этих самых дорогих ему людей он лишился. А вот теперь и дочь, которую он любил и уважал, погибла для него навсегда… Причем погибла по собственной своей вине. Она обманула доверие отца, предала свою мать, это воплощение чистоты и набожности, оказалась недостойной любви и уважения брата, который просто обожал ее.

Обычно кроткий и мягкий, Генри разразился справедливым гневом:

— Ну и ну, дочь моя! Как же ты могла так поступить? У тебя что, совсем стыда нет?

— Извини, отец. Я люблю Руарка и хочу быть с ним. Но он не собирается на мне жениться, он сам мне это сказал.

— И все же ты хочешь уехать с ним? — укорил ее Генри.

— Но я люблю его, папа! Ты что, не понимаешь? — выкрикнула Энджелин в отчаянии, удрученная тем, что он не хочет понять ее чувства.

— Ни одна южанка не позволила бы себе дойти до такого… такого бесстыдства! — вскричал Генри. — Слава Богу, что твоя мать, эта святая женщина, не дожила до этого дня…

Слова отца, полные гневного осуждения, ранили Энджелин в самое сердце. Глаза девушки наполнились слезами. Всю вину за случившееся он взвалил на ее, плечи. Ни слова упрека в адрес Руарка — по его мнению, виновата она одна.

— А когда он тебя бросит, дочь моя, что тогда? — вопросил Генри.

— Не знаю.

Энджелин проглотила комок, подступивший к горлу. Она решила не сдаваться.

— У меня еще будет время подумать об этом, — храбро заявила она.

Удрученный Генри отвел глаза. Его плечи поникли. Казалось, старик придавлен горем.

— Небось, ты считаешь, что в том, что с тобой произошло, есть доля и моей вины? — спросил он с вызовом, выводя Храброго Короля из стойла.

— Я никогда этого не говорила, отец. Ничьей вины здесь нет, кроме моей собственной. Если бы я не хотела ехать с Руарком, я бы не поехала.