Читаем без скачивания Череп епископа - Александр Прозоров

— Ты погоди, боярин. Люди по Божьей милости кушают, обряд причащения к миру принимают. Беспокоить их пока не надо. Думы насыщающегося должны быть чисты, а душа покойна. Сам-то пошто голодный бегаешь?

— Да я с утра у Тамары перехватил…

— Грех, — моментально сделал вывод отец Никодим. — Молитв ты, боярин, не знаешь, а без молитвы пищу вкушать грешно.

Костя прикусил язык, надеясь, что головомойка на этом закончится, но монах продолжал размеренно и последовательно отчитывать его за более мелкие прегрешения:

— В дом вошел, боярин, не перекрестился. В Красный угол поклона не положил.

— Там же икон нет, отец Никодим, — попытался оправдаться Росин, но иеромонах довода не принял:

— Будут иконы. А место все равно красное, намоленное. Дом любой чтить полагается, он тебе тепло и кров дает.

Председатель клуба смирился. Он выслушал все замечания, понурив голову, покорно кивая и радуясь тому, что монаху ни разу не пришло в голову заставить его войти в столовую еще раз.

Отец Никодим, держа доверенную ему Господом странную паству в ежовых рукавицах, быстро приучил бывших инженеров, программистов и токарей не только к ежедневным молитвам и необходимости креститься при виде православного креста, иконы или входя в дом, он привил им общие навыки вежливости и правильного поведения. Теперь приходящие в воскресение в новый храм мужики и женщины из ближних деревень не шарахались от поселившихся в деревянной крепости воинов, а вежливо здоровались и даже начинали заводить обычные житейские беседы.

Тем не менее, пределов нетерпимости монах не переходил и, например, частым вечеринкам препятствовать не пытался, хотя и цокал неодобрительно языком, уходя в полночь в часовню на бдение. Вот и сейчас, закончив перечисление костиных проступков, никаких епитимий на провинившегося он накладывать не стал, а призвал всех присутствующих возблагодарить Господа за вкусную трапезу:

— Благодарим Тя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных Твоих благ; не лиши нас и Небеснаго Твоего Царствия, но яко посреде учеников Твоих пришел еси, Спасе, мир даяй им, прииди к нам и спаси нас.

— И кстати, о еде, — устало продолжил Росин после того, как отец Никодим уступил ему свое место во главе стола. — Жрать скоро станет нечего.

В помещении воцарилась тишина.

— Думаю, все понимают, — продолжил Картышев, подойдя ближе к Росину, — что окрестные бояре кормить нас не станут. Да и не смогут прокормить их крестьяне такую ораву бездельников. Избы срубили, тулупов к морозам подкинули, зерна чуток отсыпали, и хватит. На ноги самим вставать надо.

— Есть такая поговорка в Московской области, что на Руси никто с голоду отродясь не умирал, — безалаберно откликнулись от стола.

— Эт-то точно, — кивнул Игорь. — Вот только для этого летом поле вспахать надо, да грибков на зиму насолить, ягодок пособирать. А лично я первую половину этого лета за компьютером просидел, а вторую половину бездомным пробродил. Припасов не имею.

— Хлеб насущный Господь дарует трудолюбивому, — поддержал бывшего танкиста иеромонах. — Пребудут полными закрома того, кто пота своего на ниве не пожалеет.

— Ну, положим, на счет голода вы загнули, — подала голос Юля. — Ребята из леса без добычи еще ни разу не вернулись.

— Согласен, — кивнул Костя. — Но думать нужно не только о дне сегодняшнем, но и о завтрашнем. Сколько времени здешний лесок полсотни ртов прокормит? Хорошо, если до весны хватит. А потом?

— Потом весна будет, — весело откликнулся пожилой мужчина, примкнувший к отряду из «Ливонского креста». — Грибки-ягодки.

— Ты еще скажи, луг распашем, — сухо парировал Картышев. — У нас пахать хоть кто-нибудь умеет?

— Я после ПТУ два года на «Кировце» отработал, — поднял руку кучерявый Алексей лет двадцати пяти, из которых пять состоял в «Черном Шатуне». — Ничего, агроном не жаловался.

— Ну, родной, — развел руками Игорь, — остается только у опричника спросить, где тут тракторами торгуют.

— Может, и вправду у Семена помощи попросить? — предложил молодой парень, состоящий в клубе совсем недавно.

— Скажи спасибо, — тихо ответил ему Малохин, — что он нас, как воинов, хотя бы от тягла освободил. А то бы еще и налоги платить пришлось.

— Вопрос не в том, чтобы не умереть с голода, — продолжил Картышев, — а в том, чтобы жить нормально, раз уж нас угораздило попасть в шестнадцатый век. Сытно есть, покупать нормальную одежду и инструменты, поселок отстроить, а не в общежитии ютиться. Охотой этого не добьешься, работать нужно.

— Так мы, по здешним меркам, приличные воины, кажись, — повторил все тот же паренек. — В армию наняться можно.

— Сынок, — вздохнув, ласково сообщил Картышев. — Ты ведь не в Америке живешь. На Руси воинская служба испокон веков долгом честного мужчины считалась, обычным половым признаком, а не работой. За службу тебе от государства кое-какая мелочишка покапает, но на нее ты не проживешь. Для прожитья тебе земля дадена, да право с крестьян, которых ты от набегов защищаешь, подати брать. От податей нас местный опричник освободил, так что плата за службу тобой уже получена, считай себя в армии. Не хочешь служить — плати тягло: тех, кто кровь проливает, содержать. А о пропитании своем должен заботиться сам, кормить тебя никто не станет. Еще вопросы есть?

— Дело нам нужно, — продолжил Росин. — Работа, которая сможет нас нормально прокормить.

— Кстати о «пахать», — поднял руку пожилой «ливонец». — Я, вообще-то, на агронома учился. Так что, окрестную землю можно попытаться и поднять. Кое-что из учебников я еще помню.

— У боярина местного разрешение на сие спросить надобно, — напомнил о своем существовании отец Никодим. — Поселиться здесь он вам разрешил, но про землю ничего не сказано.

Во время исповедей своей паствы иеромонах успел наслушаться такого, что должен был или сойти с ума, или смириться со странностями прихожан, принимая их такими, как они есть. Монах устоял, и теперь мог достойно участвовать в общих советах, то пропуская мимо ушей непонятные слова, то поправляя людей в том, в чем они сами плохо разумели.

— К тому же потребуются лошади и плуги, — добавил Росин. — А их у нас нет.

— Кузнечным делом промышлять можно, — протяжно предложил Юра Симоненко.

— Не пройдет, — охладил его порыв Сережа Малохин. — Я тут с крестьянином из Еглизей базарил, нож его посмотрел. Так вот, лезвие сделано из сыромятного железа, а режущая кромка, тоненькая, миллиметров пять, наварена из закаленной стали. И коса у него дома такая же, и топор… Ты сможешь такую тонкую работу сделать, и металл не испортить? Кишка тонка. Это тебе не рессорный обломок распрямить, да края проковать. Тут мастерство кузнеца компенсирует недостатки материала, а в наше время все будет наоборот.