Читаем без скачивания Блаженная (СИ) - Ворон Белла

— Думаю, это бред. Мало ли что человек бормочет в бессознательном состоянии… Я ничего не понимаю.

— Я понимаю. И еще один человек понял, как мне показалось.

— Какой человек?

— Я не могу сказать, пока сам не буду уверен. Я ведь сам, дурак, проболтался…Дело в том… — он оглянулся по сторонам, — вы это слышали? Там… — он кивнул в сторону входных дверей, — паркет скрипнул…

— Я не слышала.

— Прошу вас, зайдемте ко мне. Я не хочу, чтобы нас подслушали.

— Борис Павлович, может быть лучше завтра? — без особой надежды проныла я.

— “Завтра, завтра, не сегодня…” — попытался пошутить Каргопольский, но, наткнувшись на мой мрачный взгляд, сменил тон:

— Я прошу вас об одолжении, Тина.

Я пожала плечами, вздохнула.

— Хорошо…

Запустив меня в свою каморку, Борис Павлович запер дверь, выключил весь свет, оставив гореть лишь жутковатую настольную лампу в виде яйца на птичьей ноге.

Видя такие приготовления, я пожалела, что так легкомысленно согласилась на разговор. Я никогда не видела Бориса Павловича в таком волнении.

Молча указав мне на кресло для посетителей, он несколько раз прошелся по кабинету, остановился возле стены, сплошь увешанной потемневшими от времени черно-белыми фотографиями в рамках.

Машинальным движением он потянул за цепочку на жилете, вытащил часы, несколько раз щелкнул крышкой, вернул часы в жилетный карман, снова вытащил. Сел на диван.

— Много лет назад я совершил… ужасный поступок. — глухо начал он, глядя на циферблат, — И теперь обречен расплачиваться за него. Каждый день.

Мне стало холодно при мысли, что мы вдвоем в пустом театре, в звуконепроницаемом кабинете с запертой дверью. Каргопольский поднял на меня глаза.

— Вы — единственный на свете человек, кто может мне помочь. Возможно, вы не захотите, учитывая то, что я вам только что сказал, и что скажу позднее… Но пока вы не поможете мне, ваша жизнь будет в опасности.

— То есть… С самого начала… Вы притащили меня сюда… Вы… — я не могла подобрать слов от возмущения.

— Я согласен со всем, что вы скажете. Я еще большее чудовище, чем вы можете представить. И бог знает сколько людей пострадает из-за того, что я совершил.

Мне хотелось запустить в него этой мерзкой лампой. Но что толку?

— Что вы сделали? — мой голос внезапно сел, и грозный вопрос прозвучал жалко.

— Я все вам расскажу. Но сначала…

— А моя бабушка? — осенило меня, — Это… тоже вы?

Каргопольский медлил с ответом, но мне было этого достаточно.

Я вскочила, метнулась к двери, несколько раз дернула ручку, осознавая всю бессмысленность этого действия. Но что мне еще оставалось?

— Я не убивал вашу бабушку. — спокойно произнес Каргопольский. — Ее здоровье и благополучие было для меня ценнее моего собственного. Так же как и ваше. Со мной вы в полной безопасности.

Моя голова шла кругом. Я ничего не понимала. Но если бы он хотел причинить мне вред, давно бы это сделал. Я отпустила дверную ручку, но возвращаться в кресло не спешила. Осталась стоять, вжимаясь в дверь.

— Я не убивал вашу бабушку. — повторил Каргопольский, — Но думаю, что она погибла по моей вине.

— Объясните. — с трудом проговорила я.

— Прежде я хочу дать вам прочесть одну вещь. Мой дневник. Я вел его много лет. Когда вы прочтете, вам будет проще выслушать то, что я скажу.

Он покажется вам странным. Возможно, вы решите, что я разыгрываю вас. Возможно, решите, что я сумасшедший. Но я умоляю вас верить мне.

Что ж. Непохоже, чтобы он собирался придушить меня прямо сейчас.

И он не врет. Уж что-что, а вранье я чую за версту. И есть надежда, что я наконец-то получу ответы на все вопросы.

— Хорошо. Я прочту.

— Есть одна заминка. Свой дневник я дал Серафиме Андреевне в тот самый день, когда… В ее последний день.

— Бабушке?

— И я подозреваю, что мой дневник — причина ее смерти. Прямая или косвенная.

— Но среди вещей бабушки не было никакого дневника. Может быть его кто-то забрал?

— Будь это так, я узнал бы об этом так или иначе. Полагаю, она спрятала его.

— Спрятала… — машинально повторила я.

— Вы не знаете, куда она могла его спрятать? Тайник?

А я уже перебирала в памяти бабушкины тайники. Она прятала от меня сласти, а я каждый находила их в самых неожиданных местах. Быстро и безошибочно. В детстве мне казалось это игрой, а сейчас я подумала, что бабушка просто проверяет мои способности находить потерянные вещи.

— Могу поискать. Если он в доме, то я его найду.

— Тина… — Каргопольский сложил руки в умоляющем жесте, — если вы…

Нежные переливы акордеона оборвали его на полуслове.

“ Никогда бы не подумала, что Борис Павлович поставит на звонок “Человека и кошку.” — машинально отметила я.

Каргопольский болезненно сморщился, выхватил телефон, продолжая пристально смотреть на меня.

— Да… Что? Не может быть… прямо сейчас? Иду.

Он дал отбой и отключил телефон.

— Простите. Я срочно должен идти. Завтра. После репетиции. Умоляю… Помогите найти дневник! И я расскажу вам все.

— Хорошо, Борис Палыч. Мы поищем ваш дневник. Завтра.

***

Этот день никогда не закончится!

Завтра — сказал Каргопольский. Завтра я буду знать все.

А сейчас — домой. Поваляюсь в пенной ванне и съем все, что хоть немного похоже на еду. На мне штаны уже болтаются. Может я и в обмороки падаю от голода?

Проходя через фойе, я заметила, что чей-то портрет висит на одном шнуре вверх ногами. Портрет Аркадия, как оказалось. Я бы на его месте усмотрела в этом дурной знак. Пока он ничего не видел и не расстроился, я бросила на пол сумку с балетками и попыталась сделать доброе дело — прицепить соскользнувший шнур к колечку на раме.

— Маркиза, ты мое стусло не видела?

Через фойе ко мне брел Федя, тоскливо поглядывая по темным углам.

— Чего не видела?

— Стусло. Такая штука с насечками. Углы под сорок пять запиливать. — Федя изобразил руками в воздухе фигуру вроде кирпича.

— Я и слов-то таких не знаю… Федь, помогите Аркадия поправить. — Я показала Феде оборванный конец шнура.

— Кому тут надо поправить Аркадия? Тебе? — Раздался вкрадчивый женский голос у меня за спиной.

Яна. Подкралась бесшумно, как пума. Вид у нее был такой, будто она сейчас вцепится мне в горло.

— Ян, может хватит на сегодня?

— На сцене обжимайтесь, сколько хотите. Но не дай бог я что-то замечу…

— Да я просто…

— Просто не лезь к моему мужу. Поняла? И подружке своей передай.

В пруду утоплю!

— Янка, уймись! — вмешался Федя, — Потрет Аркашкин оборвался, поправить надо!

Яна мельком взглянула на портрет, сконфуженно сморгнула, но позиций не сдала.

— Головы вам поправить надо. — сварливо пробормотала она, — Всем. Особенно подружке твоей.

И гордо понесла к выходу свое крохотное тельце. Паркет жалобно попискивал под ее ногами. Грохнула дверь. Мы с Федей переглянулись и дружно прыснули.

— Не обращай внимания. У нее бывает. — Федя крутанул пальцем возле виска.

— Обострение?

— Вроде того. Аркашка говорит, таблеточки попьет и нормальная будет.

— Ну-ну… — вздохнула я и побрела домой.

Этот день никогда не кончится.

Проходя мимо афишной тумбы, где красовалось мое объявление, я вспомнила, что у меня осталось еще одно, последнее дело на сегодня — забрать у Лики продукты.

Завтра я должна буду встретиться со своим страхом на узкой дорожке, и если вы подумали, что речь идет о призраке, или о дневнике Каргопольского, или о туманных намеках Вадима, то вы ошиблись.

Все это детские игрушки по сравнению с ролью хозяйки вечеринки. Я из тех, кто ходит на чужие вечеринки, а не устраивает свои. На чужой вечеринке можно забиться в угол с телефоном и сделав вид, что у тебя куча дел, почитать книжку или полистать картинки с хомячками. Они прекрасно снимают стресс. И незаметно улизнуть, когда станет совсем невыносимо.