Читаем без скачивания Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 1 - А. Велидов (редактор)

О том, что Пинка состоит в организации, преследующей чисто политические цели контрреволюционного характера, я не знал, иначе я бы не остался с ним работать. После моего приезда из Казани, когда я по газетам узнал, что это за организация, в которой я работал, и какие цели она преследует, то я бросил эту работу.

С кем Пинка имел организационные связи, я не знаю. Фамилии каких-нибудь участников организации, кроме общеизвестных, назвать не могу.

Работал против немцев исключительно. Мною были даны тов. Бирзе фамилии Зборомирского, Римского-Корсакова, Аркадьева и Белорукова как участников германской организации.

Бредис».

СТАТЬЯ БРЕДИСА

В течение трех месяцев я, как латыш, боялся коснуться в печати той страшной болезни, что переживают сейчас латышские стрелковые полки. Но язва с каждым днем росла, углублялась, ширилась и наконец достигла последней своей стадии. Дальше уже неминуема гибель латышских полков. То, что заработано драгоценной кровью в июльских, декабрьских боях на берегах Двины, то теперь забыто, оплевано. Всему латышскому народу, всем латышским стрелкам навесили[110] один позорный ярлык: «Латыши – изменники и предатели». Нет, народ в этом не повинен, простые стрелки и латышские офицеры еще не раз помогут России, родной нашей армии. В эту тяжелую минуту, чтобы спасти столицу, Временное правительство должно оглянуться на северные берега Двины и твердой, решительной рукой разрубить гордиев узел, разрезать проклятый нарыв, пока еще не поздно.

Жалкая кучка провокаторов и германских наймитов, засевшая в исполнительном комитете латышских стрелковых полков (Искомстрел), продает латышский народ. Это отсюда 17 мая вынесена резолюция о поддержке братания в самых широких размерах и об отказе от наступления. Латышский народ, пресса, интеллигенция, офицерство и отдельные команды ответили тысячами резолюций протеста, полных скорби и гнева. А провокаторы образовали специальную немецкую секцию при исполнительном комитете. И началась подлая и темная работа во славу Германии.

Пропаганда нашла себе, к великому стыду латышей, благодатную почву среди темной массы. С одной стороны – крупные потери тыщей в декабрьских и январских боях и сведение на нет блестящего прорыва в родную Курляндию, с другой стороны – в латышские полки влился пришлый элемент. За два года войны потери латышей были настолько значительны, что от старой добровольческой гвардии не осталось ничего. Масса стрелков ушла по болезни. Пришлый элемент с боевым прошлым ничего общего не имел, напротив, дал полкам ряд провокаторов – большевиков. Все лучшее старое, видя злую, демагогическую пропаганду предателей, стало массами уходить или в ударные батальоны, или в русские полки. Чем дальше, тем глубже болезнь захватывала латышей. Сначала еще офицерство и более сознательные элементы боролись, и дело уже налаживалось, уже создавались крепкие демократические организации, но в этот момент чья-то злая рука швырнула латышские полки в Ригу. Здесь появились большевики Данишевский и Риббе,[111] их пропаганде поддался исполнительный комитет. Целый ряд большевистских резолюций посыпался, как из рога изобилия, на полковые латышские комитеты. Серая масса заволновалась. Начались массовые эксцессы латышских стрелков, избиение «батальонов смерти», столкновения, отказ идти в окопы на смену русским полкам… Это были только первые ласточки. Развал и предательство достигли своего апогея после июльского разгрома Юго-Западного фронта.[112] Латыши-большевики шли и идут сознательно на разгром Рижского фронта. Братание продолжается в течение даже этой недели. Сами члены исполнительного комитета латышских стрелковых полков идут брататься в германские окопы. Товарищ председателя съезда латышских стрелковых полков большевик-прапорщик Риббе говорил германским офицерам: «Мы будем приветствовать тот день, когда Англия будет сметена с лица земли. Вы должны дать нам снаряды и орудия против Японии. Мы посмотрим, кто из наших офицеров посмеет отдать приказ о наступлении против Германии». И этот предатель осмелился выступить перед представителем демократии тов. Войтинским[113] с заявлением: «Только через наши трупы войдут германцы в Ригу». Большевики в боях под Ригой никогда не участвовали: не славой, а позором покрыли они свой народ[114]2. И сейчас, когда только пробиваются первые зародыши возрождения нашей армии, большевики снова подняли свою голову. Вокруг латышских большевиков объединилось 23 латышских полка. Они снова выносят свою резолюцию, снова ведут армию на край пропасти. Помогите, пока не поздно. Вожаки исполнительного комитета латышских стрелковых полков довели темных товарищей до измены и расстрела, а сами трусливо спрятались. В одном из латышских полков вчера приговорен стрелок к расстрелу за братание. При этом обнаружено 39 германских шинелей, адресованных во все концы России. Обнаружена идеальная организация почты между Россией и Германией. Он ушел с передового поста, и теперь его расстреляют. По его словам, он исполнил поручение одного из членов полкового комитета. Те, кто обманули этого стрелка, научили его брататься, благословили его, те сидят спокойно в Риге в исполнительном комитете латышских стрелковых полков. Они еще не расстреляны.

ВТОРОЙ ДОПРОС БРЕДИСА

Я, бывший полковник, Фридрих Андреевич Бредис, 30 лет, Витебской губернии, Полоцкого уезда, Ловоржской волости. Женат, имею одного ребенка. Имею мать Юлию Григорьевну, она живет в моей волости.

С военной службы я ушел в половине ноября или, правильнее говоря, был уволен комитетом 1-го полка потому, что во время моего отпуска полковым командиром был назначен другой. Это было до октябрьского переворота.

Примерно в конце ноября я приехал в Москву и начал лечить раненую руку. 20 января я был в комиссии Генерального госпиталя и был уволен из военной службы без зачисления в ополчение второго разряда. Пенсию я не получал. 26 или 28 февраля я начал работать в продовольственном комитете. Туда я попал через заведующего реквизиционным отделом Селовра. Жалованье я получал в продовольственном комитете 500 рублей. Из этих денег я поддерживал жену, которая живет в Вигольме. В мае месяце я ей послал 800 рублей. Потом я около месяца тому назад послал жене 500 рублей. В конце мая я оставил службу в продовольственном комитете. Оставил потому, что чувствовал не по силам, а кроме того, предвиделась работа в контрразведке.

Пинку я встретил около 20 апреля, и он мне предложил работать в разведке против немцев. Пинка мне сказал, что существует какая-то организация; названия он мне не сказал, но говорил что главная цель этой организации есть борьба против немцев. Я согласился работать в этой организации и вступил в нее, не зная ее политических целей. Название этой организации узнал после ареста Пинки и других членов «Союза спасения родины и революции». Я получил 2000 рублей на организацию разведки на Украине и в Прибалтийском крае. Жалованье я не получал потому, что я находился на службе. В Москве организовать разведку было очень трудно. Мы хотели своих разведчиков посадить в трех гостиницах, в которых по разговору публики явствовало, что там находятся немцы. В «Национале» я должен был справиться, чтобы нанять номер для разведки немецких штабов. В начале мая там был слышен только немецкий разговор, и номера были дороги, и их совсем не было, так что я решил разведку в городе не вести.

Около начала июня я поехал в Казань, чтобы организовать разведчиков из немецких и австрийских пленных. В Казань я прибыл около 8 июня и остановился в гостинице «Биржа». Пробыл я там около 5 дней, потом поехал в Пермь и оттуда назад в Москву.

С Бирзе я вошел в связь около мая месяца. Я ему рассказал, что я веду разведку против немцев.

Бредис

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ФЛЕРОВА 31 МАЯ

Георгий Евлампиевич Флеров, 25 лет, секретарь транспортного отдела при Московском областном комитете по военным делам (Пречистенка, 11), живет в Дурном переулке, 6, кв. 10. По делу показал Ф. Дзержинскому следующее:

«Петра Михайловича лично не знаю, и фамилии его никто мне не называл. Пришел я в лечебницу как больной по рекомендации некоего Павла Ильича, которого тоже не знаю. С Павлом Ильичем (как мне думается, бывшим офицером) я случайно познакомился после пасхи на Пречистенском бульваре.[115] Вчера я случайно с ним встретился на Страстном бульваре, рассказал ему, что я назначен председателем комиссии по проверке документов и что назначили меня, рассчитывая на мою некомпетентность, и что таким образом 600 рублей, взятых в долг заведующим Оглоблиным, будутне отмечены. Сказал я ему также, что Оглоблин с какой-то делегацией по распоряжению Троцкого уехал, кажется, в Ряжск. Когда я ему сказал о своей болезни, Павел Ильич послал меня в лечебницу на Молочный переулок, объяснив, чтобы я спросил Петра Михайловича. По телефону я в лечебницу не говорил. Рассчитавшись с Павлом Ильичом, я зашел в фотограф. магазин за принадлежностями, откуда, не дождавшись трамвая, взял извозчика и поехал на Молочную – уплатил 20 рублей. Там, на Молочной,[116] я был арестован. Межаков, мой товарищ по средней школе, бывший офицер, звал меня в записке к девушкам, с которыми мы условились встретиться в саду. Забрал у меня и фотографический аппарат. Межаков служит в хозяйстве морского ведомства. Звать его Михаил Михайлович, живет где-то по Малой Бронной, наверное не знаю. Я беспартийный, мои личные убеждения, что необходимо объединение всех социалистических партий. Я бывший прапорщик. Кончил одесские курсы. Был студентом Технологического института. Мобилизован в 1916 году.