Читаем без скачивания Первый поход - Андрей Посняков

— Удавим?

— Это я фигурально выражаясь, — пояснил настоятель. — Как мы с ним поступим — не очень важно. Можно утопить, можно сжечь, а можно… ха-ха, бросить в яму со змеями, как поступил с Рагнаром Мохнатые Штаны король Нортумбрии Элла.

— Если он и правда оборотень, так лучше б отрубить ему голову, а сердце проткнуть осиновым колом, — вполне резонно возразил отец келарь, и аббат с ним вполне согласился. С делом решили не тянуть.

Такие вот тучи сгущались над головой молодого ярла.

А он, молодой и счастливый, возвращаясь с дальнего луга, вовсю гнал коня к обители, стараясь поспеть до дождя.

Они взяли их ночью. Бесшумно, подсыпав в вино сон-травы. Пришли, связали обоих — да утащили в узилище. Снорри — в монастырский подвал, а Хельги ярла — в дальнюю башню. Были насчет него у отца настоятеля и еще кое-какие планы.

Глава 8

ВРЕМЯ МУЖИЦКИХ КОРОЛЕЙ

Август 856 г. Мерсия. Монастырь св. Бенедикта

Музыка достанется простонародью,Геройство пребудет в кельях монахов,Обернется мудрость неправым судом…Гордость и своеволиеОбуяют сыновей крестьян и рабов.

Ночь выдалась темной. Не сверкали звезды, и луна пряталась за плотными черными облаками, словно обиженная на любовника дама, скрывающая лицо под вуалью. Лес — темный и мокрый от то идущего, то затихавшего ненадолго дождя — тянулся почти до холма, где, довольно далеко от монастыря, высилась башня, выстроенная лет двести назад по приказу короля Мерсии для защиты от набегов нортумбрийцев. Теперь вроде бы замирились, да и вроде как бы было одно королевство — Англия. Так и башня стала не нужна, разве что только от данов — но те редко нападали с суши. Местные крестьяне давно растащили бы ее по камешку на разные нужды, если б не суеверный страх. Башня считалось проклятой — говорили, что в ней жил когда-то сумасшедший монах, по ночам превращающийся в медведя, нападавшего на ближайшие деревни. Днем же любой неосторожно приблизившийся к башне и посмотревший в глаза монаху немедленно превращался в столб. Столбы эти — увесистые каменные глыбы — во множестве торчали вблизи башни, от луга до леса. Да, вряд ли кто из местных крестьян осмелился бы посетить это проклятое место, тем более сейчас, ночью. Однако же… Однако же нет! Чья-то темная ловкая тень, выскользнув из леса, быстро пробежала по лугу, прячась за стоящими глыбами. Прятаться, впрочем, было не особо-то нужно — тьма. Тем не менее осторожно пробирающийся к проклятой башне человек соблюдал похвальную осторожность. Часто останавливался, оглядываясь вокруг, некоторое время прислушивался, а затем продолжал свой путь дальше. Целью его, несомненно, была башня. Высокая, сложенная из плоских серых камней, скрепленных надежным раствором, башня принадлежала бенедиктинскому монастырю и так и называлась — Дальняя. Раньше это сооружение было не особенно-то и нужно обители, но вот лет с десяток назад новый аббат, отец Этельред, приспособил ее для содержания особо важных пленников — разбойников, а большей частью должников-недоимщиков из числа местных крестьян. Башня, особенно учитывая ее дурную славу, действовала на них весьма угнетающе. Для пущего пригляду за узниками, да и так, на всякий случай, мало ли — ха-ха! — местные полезут, держал настоятель по мере надобности караул из самых отпетых мерзавцев — обычные-то стражники сюда не годились — уж больно сильно боялись. Караульщики — пять-шесть человек — располагались в основании башни, а узники находились выше. Попав в такой караул, мерзавцы, почувствовав ослабление монастырского пригляда, тут же начинали неумеренно пьянствовать, обменивая у местных крестьян брагу и медовуху на подстреленную в лесу дичь и продукты для узников. За несение службы эти ребята не опасались ничуть — выбраться из башни можно было только имея крылья, а поскольку у несчастных узников таковых не было, то куда они денутся?

Вот и этой ночкой стража не спала. Сидели, скопившись у очага, угрюмились да лениво метали кости. Сквозь неприкрытую дверь ветер заносил снаружи сырость и дождь, впрочем, это, похоже, ничуть не трогало стражников, наоборот, каждый из них нет-нет да и поглядывал в ночь. Словно бы ждали кого-то.

— Эй, Ульва! Ты точно договорился с ней? — в очередной раз метнув кости, осведомился огромный медведеподобный стражник, до самых глаз заросший буйной клочковатою бородищей.

Сидевший напротив него Ульва — молодой светло-русый парень с хитрющим каким-то лисьим лицом и маленькими бегающими глазами — в ответ лишь небрежно кивнул, не отрывая от костяшек жадного взгляда.

— Ага! Выиграл! — дождавшись, когда упадут кости, азартно выкрикнул он. — Давай сюда твою шапку, Вильфред!

Вильфред — тот самый косматый бородач — недобро прищурился.

— А не тебя ль, Ульва, приговорили к четвертованию в Честере за нечистую игру? — с угрозой в голове осведомился он.

Остальные трое — такие же косматые, жадные, нечесаные — с нескрываемым интересом прислушивались к начинавшемуся недоброму разговору. Вильфреду Медведю сегодня явно не везло — продул уже и башмаки, и крашенный корой дуба почти новый шерстяной плащ, всего-то с двумя дырками, и вот шапку.

— Не знаю, про кого ты там говоришь, Медведь, — нехорошо улыбаясь, тихо произнес Ульва. — А только шапку я у тебя выиграл честно! Так подай ее сюда.

— Честно? — брызнул слюной Медведь. — Ну, значит, только шапку и честно. А остальное? — Проявив неожиданную для его комплекции прыть, разобиженный до глубины души Вильфред зверем метнулся к Ульве, вытянув вперед корявые руки. — Удушу гада! — вепрем заревел он.

И удушил бы, если б один из космачей не подставил ему подножку.

— Уймись, брат Вильфред, — беспрекословным тоном произнес он. — А ты, Ульва, отдай ему башмаки и плащ, шапку можешь оставить себе. Что вылупился? Отдай, сказано, или…

— Ла-адно. — Ульва неохотно бросил вещи растянувшемуся на земляном полу Медведю. — Попадись ты мне в честерской корчме «Лодочник»… Ла-адно…

— Вот, так-то лучше будет, — удовлетворенно кивнул космач, видно, он и был здесь за старшего. Лет сорока, а может, и чуть побольше, по внешнему виду он ничем не отличался от сотоварищей, выдавали лишь глаза — зоркие, цепкие, умные, — глаза прирожденного лидера.

— Где ж твоя брага, папаша Гриффит? — выглянув в дверь, зыркнул глазами Ульва.

— Не время еще, — спокойно сказал космач. — Сказала, принесет, значит — принесет. Если, правда, матушка-настоятельница не помешает.

— А правда говорят, что твоя знакомая — ведьма? — не унимался Ульва, вконец разозленный результатом игры. — Болтали тут про нее всякое.

— Может, и ведьма, — усмехнулся Гриффит. — Твое какое дело, хмырь безрадостный? — Резко повысив голос к концу фразы, Гриффит ловко выхватил из ножен меч, и, не успел Ульва опомниться, как злая сталь клинка задрожала у его шеи. Вильфред Медведь злорадно осклабился:

— Так его, дядюшка Гриф!

— Что, уж и пошутить нельзя? — обиженно заканючил побледневший Ульва. — Уфф! — Гриффит убрал меч, и он шумно перевел дух. — О! Кажется, вот и она.

Все прислушались: и в самом деле, на улице, рядом с дверью, слышались чьи-то шаги.

— Слава святой Агате, — тихим, но достаточным для того, чтобы услышали все, голосом произнесли за дверью.

— И святой Женевьеве слава, — тут же отозвался косматый Гриффит, и в каморку вошла женщина в темном балахоне послушницы. В руках она держала увесистую, плетенную из лыка корзину.

— Ну, здравствуй, дядюшка Гриф! — Не снимая капюшона, вошедшая поставила корзину на грубо сколоченный стол. — И вам всем здоровья, братцы. — Она поклонилась остальным.

Стражники — больше похожие на разбойников с большой дороги, иные бы ни за что не согласились дежурить в проклятой башне — выжидательно уставились на старшего, кое-кто из них уже радостно потирал руки. Гриффит окинул всех довольным, торжествующим взглядом и быстрым движением руки вытащил из корзины высокий оловянный кувшин с узким высоким горлом, плотно заткнутым не особо-то чистой скрученной тряпкой.

— Медовица! — Вытащив тряпку, он шумно понюхал горлышко и блаженно улыбнулся. — Ну, сестра, не ожидал. Вот спасибо тебе!

— Все за труды ваши, — потупилась та. — Не только от меня, от всех послушниц вам благодарность. Не вы бы, так по сю пору возились бы мы с тем забором.

— Всегда рады услужить, — галантно склонился Ульва. — Выпьешь с нами, сестрица?

— Что ты, что ты, братец, — в притворном ужасе закрестилась «сестрица». — Пить не буду, а вот за компанию с вами посижу — все одно раньше утра мне в обители не появиться.

— Вот и правильно! — одобрительно кивнул Гриффит. — Эй, Ульва, чего расселся? А ну, тащи кружки.