Читаем без скачивания Итальянские сказки - Итало Кальвино

Мать рвала на себе волосы и причитала:

— Сынок! Сыночек мой дорогой! На кого ты меня покинул!

На крики матери сбежались соседи и дружно принялись ее жалеть.

Весть о смерти Джуфы мгновенно распространилась по всей округе. Торговцы тоже прибежали посмотреть на покойника.

— Бедный Джуфа, — говорил один, — он задолжал мне шесть таро за пару штанов… Охотно ему их прощаю, да упокоит господь душу его.

Так один за другим перебывали тут все торговцы, и все они прощали Джуфе долги.

Но торговец, у которого Джуфа взял красный берет, рассудил иначе: «С какой это стати прощать ему долг». При виде огненно-красного берета, который красовался на голове покойного, торговца осенила счастливая мысль.

Когда могильщики подняли Джуфу и понесли в церковь, чтобы потом предать тело земле, торговец отправился вслед за ними, спрятался в церкви и стал дожидаться ночи.

Когда наступила ночь, в церковь проникли воры, чтобы здесь, без лишних свидетелей, разделить наворованные деньги. Джуфа неподвижно лежал на своем одре, а торговец притаился за дверью. Воры высыпали деньги — все серебро да золото — и принялись складывать их в столбики, чтобы всем досталось поровну. Наконец осталась только одна монета достоинством в двенадцать таро, с ней они не знали, как поступить.

— Чтобы не ссориться из-за такого пустяка, давайте сделаем вот что: вон там лежит покойник, он будет нам мишенью: тот, кто попадет ему монетой прямо в рот, забирает ее себе.

— Вот это придумано так придумано! — радостно согласились воры.

Воры приготовились. Тогда Джуфа, который все это отлично слышал, встал во весь свой рост и как возопит:

— Да восстанут мертвые из гроба!

Воры забыли про деньги и опрометью кинулись из церкви. Как только Джуфа увидел, что в церкви никого не осталось, он устремился к деньгам, но в это самое время ему наперерез с простертыми вперед руками бросился и торговец, владелец берета. Поделили они деньги пополам, но одна монетка в пять грано осталась.

Джуфа сказал:

— Это моя монетка.

— Нет, моя!

— Она принадлежит мне!

— Нет, мне!

Тогда Джуфа схватил кадило и замахнулся им на торговца с криком:

— Эти пять грано мои! Я хочу пять грано!

А воры в это время подкрались к церкви, желая разведать, что будут делать покойники. Ведь не шутка бросить такую уйму денег. Притаились они у двери и услышали перебранку из-за пяти грано.

— Беда! — подумали воры. — Сколько же тут этих покойников, если на долю каждого досталось лишь по пяти грано, да при этом еще кому-то не хватило! — И воры пустились наутек, только пятки засверкали.

Джуфа и торговец беретами вернулись домой, каждый с увесистой мошною денег, а Джуфа еще отвоевал пять грано.

Мать, видя, что ничего путного из ее сына не получится, отдала его в услужение к одному трактирщику. И вот трактирщик однажды говорит ему:

— Джуфа, ступай на море, — отмой-ка хорошенько эти мехи, да смотри, чтобы их не украли.

Джуфа взял мехи и отправился на море. Там он их мыл и полоскал все утро. А потом и говорит себе: «Ну, а как же я узнаю, хорошо ли я их вымыл? У кого бы спросить?» На берегу никого не было, но тут он заметил в море корабль, только что вышедший из порта. Джуфа вытащил платок и принялся отчаянно размахивать и кричать:

— Эй, там, на корабле! Плывите к берегу! Плывите сюда!

Капитан говорит:

— C берега нам подают какие-то знаки. Надо подплыть, кто знает, что там случилось! Быть может, мы что-то забыли на берегу…

Капитан с несколькими матросами сели в шлюпку и отправились на берег.

— В чем дело? — спросил капитан Джуфу.

— Дело в том, ваша милость, — ответил Джуфа, — что я просто хотел спросить у вас, хорошо ли я вымыл мехи?

Капитан даже подскочил на месте, он рассвирепел так, будто в него вселилась тысяча чертей. Схватил он палку и давай охаживать несчастного Джуфу. Капитан бил его до тех пор, пока сам не обессилел.

А Джуфа ревел:

— А что надо было кричать?

— Ты должен был кричать: «Господи, пошли им попутного ветра!» Тогда бы мы не потеряли понапрасну столько времени.

Джуфа взвалил мехи на горящие от побоев плечи и направился в селение, громко повторяя:

— Господи, пошли им попутного ветра… Пошли им попутного ветра… Пошли им попутного ветра…

По дороге попался ему охотник, который целился сразу в двух зайцев. Джуфа и крикни:

— Господи, пошли им попутного ветра!

Зайцы навострили уши и бросились в разные стороны.

Тогда охотник заорал на него:

— Ах ты собачий сын! Тебя еще тут недоставало! — я хвать его прикладом по голове!

Джуфа сквозь слезы спрашивает:

— А что надо было кричать?

— Ты должен был крикнуть: «Господи, не дай промахнуться».

Джуфа с мехами на плечах зашагал дальше, повторяя:

— Господи, не дай промахнуться…

Тут он встретил двух спорящих. От слов они перешли к кулакам. Джуфа воскликнул:

— Господи, не дай промахнуться…

Услыхав такие слова, драчуны отпустили друг друга и набросились на Джуфу:

— Ах проклятый! Ты еще хочешь подлить масла в огонь! — И дружно принялись его колотить.

Джуфа сквозь слезы взмолился:

— А что надо было сказать?

— Что ты должен был сказать? А вот что: «Господи, разведи их!»

— Господи, разведи их… Господи, разведи их… — твердил Джуфа, продолжая свой путь.

Тут, как назло, повстречалась ему пара новобрачных, которые выходили из церкви. Лишь только они услыхали: «Господи, разведи их!» — муж бросился к Джуфе, на ходу расстегивая ремень.

— Ах ты проклятый ворон! Ты хочешь развести нас с женой!

Джуфа, совсем обессилевший от побоев, рухнул на землю. Когда же его стали поднимать и Джуфа открыл наконец глаза, ему задали вопрос:

— И что тебя надоумило говорить такое молодоженам?

— А что надо было им сказать?

— Ты должен был пожелать: «Господи, пошли им побольше радости и веселья».

Джуфа подобрал мехи и побрел дальше, повторяя эти слова.

Дорога проходила мимо дома, где лежал покойник. Вокруг гроба горели свечи. Неутешные родственники рыдали. Когда же до них донеслись слова проходившего мимо Джуфы: «Господи, пошли им побольше радости и веселья», — один из родственников выскочил на улицу с дубинкой, и Джуфа получил то, чего еще не успел дополучить.

Только теперь Джуфа уразумел, что полезнее всего в жизни — молчать. В таверну он вернулся поздно вечером. Хозяин, который еще на рассвете послал его мыть мехи, тоже отколотил его, а затем прогнал вон.

Джуфа всегда ходил таким оборванцем и вид имел до того придурковатый, что никогда не удостаивался приглашения к чужому столу. Так вошел он как-то в один дом в надежде поесть, но не успел и порога переступить, как его тотчас послали ко всем чертям. Но вот мать раздобыла ему красивую куртку, пару новых штанов и бархатный жилет. Разодетый Джуфа отправился в тот же самый дом. На этот раз ему оказали всяческие почести, усадили за праздничный стол, да еще наговорили уйму приятных слов. Подали кушанья, и Джуфа одной рукой набивает себе рот, а другой распихивает еду по карманам, карманчикам и куда ни попало и приговаривает: «Ешь, ешь, моя курточка! Ведь это тебя угощают, а не меня!»

Джуфа увязался с матерью на поле. Мать первой вышла из дому и крикнула:

— Не забудь про дверь, Джуфа!

Джуфа послушно приналег на дверь и сделал это с таким усердием, что она соскочила с петель. Тогда он взвалил ее на плечи и зашагал вслед за матерью. Вскоре Джуфа захныкал:

— Мама, мне тяжело! Мама, мне тяжело!

— Это еще что за новости! — обернулась мать. Но, увидев дверь, которую тащил Джуфа, просто ахнула.

В общем, пока они ковыляли с этой дверью, спустилась ночь, до дома было далеко, и тогда, опасаясь разбойников, мать с сыном решили заночевать на дереве. Джуфа и тут не расстался с дверью.

В полночь под их дерево пришли разбойники делить выручку. Джуфа с матерью притаились, ни живы ни мертвы.

Вдруг Джуфа почувствовал некоторое неудобство.

— Мама! — зашептал он. — Хочу пи-пи!

— Что?

— Хочу пи-пи!

— Потерпи немножко.

— Не могу!

— Ну будь умницей, Джуфа.

— Больше не могу!

— Ну ладно, давай!

И Джуфа помочился. Когда разбойники почувствовали, что на них что-то льется, они удивились:

— Вот те на! Ясное небо, и вдруг дождь!

Прошло еще немного времени, и Джуфа опять шепчет:

— Мама! Мне нужно облегчиться!

— Потерпи, Джуфа.

— Не могу!

— Потерпи немножко!

— Не могу!

— Ну ладно, давай!

И Джуфа облегчился. Да так облегчился, что разбойники снова заволновались.

— Что это — манна небесная или птички? — загалдели они, отряхиваясь.