Читаем без скачивания Комдив. От Синявинских высот до Эльбы - Борис Владимиров

За взятие «языка» вся поисковая группа во главе с мл. лейтенантом Хайтазейским была награждена орденами и медалями. Группа вернулась с задания без потерь — это было самое отрадное.

После допроса пленного я связался по телефону с командующим армией, чтобы доложить о выполнении задачи по захвату «языка». К телефону подошел новый командующий, генерал C. B. Рогинский, знакомый по синявинским боям. Генерал Сухомлин убыл в штаб фронта на должность помощника командующего фронтом.

В последних числах марта 1943 года командующий 54-й армией генерал Рогинский вызвал меня к себе и предложил срочно сдать бригаду и принять командование 311-й стрелковой дивизией. Незадолго до этого дивизия вела бой по прорыву обороны противника у реки Лезна северо-западнее Смердыни и, прорвав оборону, углубилась в центральной части своего боевого порядка до 5 км. Таким образом, ее боевые порядки вытянулись в самом центре наступления длинной, узкой кишкой, которая насквозь простреливалась противником. Командир дивизии полковник Свиклин, подготовленный, знающий командир, был ранен в этих боях и находился в госпитале. Временно на должность командира дивизии из штаба армии прислали полковника Андреева. Пробыв в дивизии около месяца, он никак себя не проявил, оказавшись человеком абсолютно безвольным, и командование армии вынуждено было снять его с этой должности.

Мне очень не хотелось покидать свою бригаду, и я спросил Рогинского, нет ли других кандидатур на эту должность.

— Нет, — ответил Рогинский. — Военный совет рассмотрел целый список командиров и остановился на вашей кандидатуре.

До боли в сердце не хотелось покидать бригаду, с которой прошли первые, самые тяжелые бои под Любанью и Синявино. Трудности, как известно, роднят. Бригаду я формировал в Сибири и любил ее, как родную семью.

Я понимал, что не принять дивизию в ее трудном положении было бы нехорошо, но и оставлять бригаду, в которой я знал почти каждого бойца, казалось немыслимым.

С молодых лет я неуклонно следовал правилу: ни на что не напрашиваться и ни от чего не отказываться. Так поступил я и на этот раз.

Многие бойцы и командиры, узнав, что меня переводят в дивизию, приходили ко мне в землянку и просили взять их с собой, если уж никак нельзя отказаться от нового назначения. Больше всего меня растрогал мой постоянный ездовой: парень буквально заливался слезами. Брать с собой из бригады целый штат подчиненных мне бойцов и командиров я не считал для себя удобным, хотя некоторые командиры при переводах поступали именно так.

На следующий день, тепло попрощавшись с личным составом и пожелав успехов и всего наилучшего, я выехал к новому месту назначения в 311-ю стрелковую дивизию. Со мной был мой ординарец Степан Антоненко.

По дороге в дивизию мы заехали в один из армейских госпиталей, где после ранения уже не лечился, а работал бывший старший врач бригады Иван Данилович Евсюков, чтобы сердечно с ним попрощаться.

Когда в конце марта 1943 года я прибыл на должность командира 311-й стрелковой дивизии, то часто слышал от офицеров о том, как дивизия дралась в районе реки Лезна недалеко от деревни Смердыня и как дивизию во время боев посетил маршал К. Е. Ворошилов. Это явилось большим событием для личного состава.

Предыстория такова: 311-я стрелковая дивизия под командованием полковника Т. А. Свиклина была снята с оборонительного рубежа под Ново-Киришами и, совершив 60-км марш, к 9 февраля сосредоточилась северо-восточнее деревни Смердыня Любанского района и вошла в состав группы прорыва 54-й армии.

В целях срыва предполагавшегося наступления фашистских войск и предотвращения восстановления блокады Ленинграда перед 54-й армией была поставлена задача: прорвать оборону противника в районе севернее деревни Смердыня и, наступая в направлении Любани, разгромить его группировку и выйти к городу и железнодорожной станции.

Надо сказать, что условия для наступления были неимоверно трудными. Гитлеровцы даже не могли предполагать, что советские войска будут наступать именно здесь, на лесисто-болотистой местности. Передний край оборонительной полосы противника проходил по возвышенным местам в глубине леса и с нашей стороны совершенно не просматривался.

Оборона немцев представляла собой систему прочных ДЗОТов и блиндажей, соединенных открытыми и частично насыпными траншеями и ходами сообщения. Оборона была насыщена пулеметами и орудиями прямой наводки, вплоть до 105-мм калибра. Полоса местности перед передним краем была плотно заминирована и покрыта сетью проволочных заграждений и спиралей Бруно. Перед передним краем гитлеровцев проходила широкая поляна, которую противник хорошо просматривал и надежно простреливал всеми видами огня. В глубине обороны противник имел много минированных завалов, которые прикрывались огнем пулеметов и пушек.

Условия для наступления наших войск были, прямо скажем, тяжелейшими. Трудно проходимая лесисто-болотистая местность и глубокий снег чрезмерно затрудняли наступление наших войск. Бойцы протаскивали артиллерийские системы и обозы вручную, проваливаясь по пояс в снег. Дивизии предстояло наступать чуть ли не прямо с марша, как это частенько случалось на Волховском фронте. Времени на изучение противника и его огневой системы, на оборудование командных и наблюдательных пунктов катастрофически не хватало.

Для прорыва обороны противника командование 54-й армии сосредоточило до 11 гвардейских полков и батарей резерва Ставки. Ширина фронта наступления равнялась 4 км. В ударную группу была включена 124-я танковая бригада.

Наступление началось 10 февраля. Артиллерийская подготовка атаки длилась около часа. Не имея возможности вскрыть огневую систему обороны противника, наша артиллерия вынуждена была вести огонь не по целям, а по площади. Вследствие этого многие огневые средства противника, несмотря на наш очень плотный огонь, остались не подавленными, и это не замедлило сказаться с первых минут атаки нашей пехоты и танков.

Передовой батальон 1069-го стрелкового полка под командованием В. Еремкина, героически преодолев сплошную завесу огня и многочисленные препятствия, ворвался в первую траншею гитлеровцев и сумел продвинуться еще на 200 м, но затем, остановленный интенсивным огнем и контратакой противника, вынужден был залечь.

На следующий день, 11 февраля, бои разгорелись с новой силой. После короткой, но мощной артподготовки и штурмовых ударов нашей авиации части дивизии пошли в атаку. Для развития успеха передового батальона 1069-го стрелкового полка на правом фланге в бой был введен 1067-й стрелковый полк под командованием подполковника М. Игуменова и танки 124-й танковой бригады.