Читаем без скачивания Будни и праздники императорского двора - Леонид Выскочков

По штату 1801 г. числилось с годовыми окладами: часовой мастер – 800 руб., камер-лакеев – 20 по 225 руб., скороходов – 8 по 225 руб., лакеев – 80 по 180 руб., истопников – 80 по 120 руб., фельдшеров (фершелов) – 10 по 120 руб., парикмахеров – 12 по 120 руб.

Судя по этому штату, при Александре I на какое-то время были восстановлены должности лиц для приготовления напитков. По штату 1801 г. числилось: «У варения медов и у сидения водок» – 1 (350 руб. в год); «у делания свеч» – 10 (350); при Николае I все это получали по подрядам от поставщиков. Кроме того, среди низшего рода служителей по штату 1801 г. было: «при дровах и угольях» – 1 (350 руб.); подключников – 4 (120 руб.), сторожей – 2; «у хранения сервизов» – зильбердинеров (чистильщиков серебра) – 1 (350 руб.), при нем помощников – 2 (200 руб.), служителей – 2 (120 руб.), писарь – 1 (150 руб.), работников – 4 (80 руб.), серебряников – 2 (100 руб.), присяжных – 4 (100 руб.). «В кухне главной», помимо помянутых 6 метрдотелей, состояли мундкохи – 6 (500 руб.), кохи – 8 (350 руб.), повара – 16 (200 руб.), ученики – 12 (150 руб.). «В хлебной должности» мундкохов – 2 (500 руб.), бакмейстеров – 4 (350 руб.), хлебников – 4 (200 руб.), учеников – 6 (150 руб.), братмейстеров (брандмейстеров. – А. В.) – 4 (350 руб.), учеников – 8 (150 руб.), скатерников – 4 (400 руб.), учеников – 8 (150 руб.), пекарей – 4 (400), учеников – 4 (150 руб.), надзирателей при серебре – 6 (100 руб.), работников для чистки серебра – 8 (80 руб.), кастрюльниц – 6 (80 руб.), кихентрейберов – 2 (250 руб.). А были еще комиссары и помощники при уборке загородных дворцов, «инвалиды», портные – 8 (180), обойщики – 10 (180), присяжные – 4 (100), истопники, парикмахеры и др. Находившиеся при императоре 2 парикмахера получали по 600 руб. в год. «В прачешной у шитья сорочек» трудились: кастелянша – 1 (400), при ней помощница – 1 (250), бело-швей – 18 (100), чулочниц – 6 (100). «У мытья сорочек» было 18 прачек с окладом по 100 руб. в год.

В 1801 г. при комнатах императрицы Елизаветы Алексеевны было всего 20 человек: камер-фрау – 1 (500 руб.), камердинеров – 3 (600), парикмахеров – 2 (600), камер-юнгфер – 4 (500), камер-медхин – 5 (300) и др.

Штат вдовствующей императрицы Марии Федоровны был еще больше, он состоял из 25 человек [368] . Как свидетельствует графиня Шуазель-Гуфье, император Александр I «вникал в интересы всех своих слуг без исключения». Так, «встретив однажды в парке Царского Села баронессу Розен, муж которой, генерал на службе его величества, квартировал в этом городе, государь сказал ей: "Баронесса, я очень рад, что между вашим домом и моим вскоре состоится союз". Горничная баронессы Розен выходила замуж за пастуха, пасшего мериносов его величества» [369] .

Николай I обратил внимание на «высших служителей» сразу после вступления на престол. Возможности получения ими чинов (ранее до VI класса) были резко ограничены. В именном указе от 21 января 1826 г. предписывалось: «Придворным официантам, как то: гоф-фурьерам, мундшенкам, кофишенкам и тафельдекарам по разным узаконениям присвоены были классные чины; но в Придворном штате, изданном 18 декабря 1801 года, никому из них никакого класса не назначено; а потому повелеваю: отныне впредь придворным служителям, при производстве их в официанты, не давать классных чинов прежде, пока не прослужат они в официантском звании усердно и беспорочно 10 лет, а тогда по представлению начальства производить из них гоф-фурьеров и мундшенков в девятый, а прочих официантов в двенадцатый класс» [370] . Придворной конторой для гоф-фурьеров и ливрейных служителей были составлены специальные инструкции. Эти инструкции, которыми они должны были руководствоваться в своей службе, постоянно обновлялись [371] .

Отличительной чертой российского придворного штата (в части обслуживающего персонала) было наличие династий чинов и служителей: члены одной семьи служили при дворе одновременно или на протяжении нескольких поколений, связав свою судьбу с судьбой династии Романовых.

Дочь А. О. Россет-Смирновой при публикации рассказов и заметок матери писала: «Придворная прислуга служила из поколения в поколение. Некие Матвеевы и Петровы служили со времени Елизаветы. Моя мать говорила: "Есть династии гоф-фурьеров, лакеев, даже истопников"» [372] . Она же вспоминала о прислуге своей матери, знаменитой Марье Савельевне: «Она отличалась большим умом и сильным характером. Она осталась в семье моих родителей до самой смерти. Они ее очень уважали. К моей матери ее поместила императрица-мать (Мария Федоровна. – А. В.)… Ее бабушка служила у Елизаветы Петровны, ее мать – у императрицы Екатерины; сама она видела конец ее царствования, затем царствование Павла и покойного государя. Мои друзья приходят… чтобы поболтать с ней… Она рассказывает им истории из доброго старого времени, зовет Потемкина "герой Тавриды", а Суворова "наш фельдмаршал" и знает сплетни за целые сто лет. Пушкин очень любит ее; она напоминает ему старую няньку Арину. Он сказал мне: "Она никогда не видела другой деревни, кроме дворцовых садов, другой избы, кроме коттеджа, а все-таки от нее пахнет деревней"» [373] . По свидетельству А. О. Россет-Смирновой, А. С. Пушкин и другие ее гости пользовались выпавшей им возможностью послушать рассказы о прошлом: «В ожидании моем благородная компания никогда не скучает. Они заставляют Марью Савельевну рассказывать анекдоты про императрицу Елизавету Петровну и Екатерину Великую, так как Марья Савельевна много знает из прошлого. Ее бабушка была доверенным лицом у Чоглоковой, статс-дамы Екатерины в то время, когда та была еще великой княгиней. Мать Марьи Савельевны служила у императрицы Екатерины. Ей покровительствовала Марья Савишна Перекусихина (1-я камер-фрау императрицы Екатерины). Она знавала Храповицкого, Перекусихина даже была крестной матерью Марьи Савельевны» [374] .

Некоторые из служителей были ветеранами придворной службы. Для престарелых служителей часто находили посильные должности, позволявшие им достойно встретить старость. В 1826 г. указом императора Николая I был назначен штат служителей Екатерингофского дворца Петра I, ставшего в том году музеем: один гоф-фурьер, наблюдавший за его содержанием и сохранностью экспонатов; два истопника и три сторожа-инвалида. В тот же год в помощь гоф-фурьеру от Большого двора был откомандирован лакей, исполнявший роль музейного гида. Первым смотрителем музея стал Михайло Пахомов 90 лет от роду, служивший прежде придворным камер-лакеем и помнивший еще императрицу Елизавету Петровну [375] . Многие унтер-офицеры отвечали за сохранность различных строений Придворного ведомства.

Поскольку оклады большей части дворцовой прислуги были очень малы, они дополнялись продовольственными пайками. По штату 1801 г. камер-лакеям, скороходам, лакеям, истопникам, другим служителям и работникам (всего 377 человек) выделялось хлебное жалованье: каждому в год по 10 четвертей ржи и по 1 четверти круп, полагая рожь по 7 руб., а крупу – по 10 руб. за четверть. Выдавались деньги и «на построение кафтанов». Еще при Елизавете Петровне за основу придворного платья придворнослужителей взяли российский военный мундир – кафтан и штаны зеленого, камзол – алого сукна. Знаком отличия стал цвет обшлага, которые у кофешенков, мундшенков, тафельдекарей были зелеными, у лакеев и скороходов – красными [376] . В особой гардеробной хранились для праздничных случаев так называемые статс-ливреи, богато расшитые золотом [377] . В камер-фурьерском журнале за 1826 г. отмечалось, что 1 января, в день Нового года, «ливрейные служители носили во весь день статс-ливрею» [378] . Тогда за выдачу мундиров, судя по всему, отвечал камер-фурьер Бабкин [379] . Фрейлина А. С. Шереметева, рассказывая о блестящей свадьбе Анны Щербаковой, заметила в письме матери от 30 октября 1833 г.: «Лакеи в красных ливреях и башмаках…» [380]

Существенным подспорьем для дворцовой прислуги была порой возможность прибрать к рукам неиспользованные продукты и напитки (когда они выписывались расточительно) или положить в карман деньги, сэкономленные во время покупок.

Несъеденные деликатесы с императорского стола также доставались прислуге. Самый невинный эпизод, связанный с пажами и относящийся к концу царствования Павла I, рассказал Евгений Вюртембергский: «За каждым стулом стоял паж, за стулом императора два камер-пажа в малиновых кафтанах (украшенных малым крестом Мальтийского ордена; они ожидали выпуска в армию капитанскими чинами)… Легкое прикосновение императора к стоявшему против него блюду с разным мороженым служило обыкновенным предварением близкого вставания из-за стола, что и происходило неизбежно по первому удару заповедных девяти часов… Я остался, наконец, с одними пажами, которые, не обращая никакого внимания на маленького… толпою кинулись на конфеты, оставленные по заведенному обычаю в жертву их хищничеству» [381] .

Но это были невинные шалости временно исполнявших обязанности пажей молодых людей. Графиня Шуазель-Гуфье, гостившая в Петербурге в 1824 г., писала: «Так же, как в Царском Селе, нам дали здесь дворцовую прислугу, стол, экипаж и т. д. Слуги, славные люди, обожавшие своего августейшего повелителя, сменялись через каждые восемь дней. Так как оставшиеся после нас яства шли в их пользу, они закармливали нас до невозможности. Утром они нам подавали чай, шоколад, кофе, разные сласти; за этим следовал завтрак; в три часа обед с мороженым и самыми дорогими винами; вечером чай и затем ужин, хотя бы мы совсем не были расположены есть. Кроме того, в промежутках между этими трапезами они осведомлялись, не голодны ли мы» [382] . Славное сочетание любви к монарху, русского гостеприимства и заботы о собственном пропитании! Интересно, что конфеты с тарелок точно так же исчезали и при дворе последнего монарха. Это была традиция!