Читаем без скачивания Дети дупликатора - Владимир Васильев

Когда уже снова можно было просто идти, а не бежать, Киргиз чуть замедлился, вернул сошки в походное положение, отобрал рюкзак у Храпа и на ходу принялся добивать почти расстрелянный магазин до полного из поясного накопителя. Прежний магазин уже был примкнут к винтовке.

То, что они часть пути пробежали, имело и свои плюсы: уже через полчаса вокруг стали появляться кусты и деревья, а потом в разрывах листвы впереди показалась железнодорожная линия.

— Так! — скомандовал Храп и все невольно обернулись к нему. — Вроде спокойное место? Привал десять минут.

Оцеола с готовностью уселся на травянистый холмик, пнув его предварительно ногой — на всякий случай. Храп с Киргизом тоже присели. А Грек остался стоять.

— Мужики! — виновато начал Грек. — Я — урод! Но мне бы и в голову не пришло стрелять по псевдогиганту из автоматов! Если гранатомета нет — учили, что надо разбегаться, тогда он только одного подомнет, а остальные свалят. Я вообще такого не видел никогда — по гиганту из пукалок! Меня другому учили!

— Ладно, проехали, — с легким снисхождением сказал Храп. — Вот если б ты и вправду побежал, тогда, извиняй, разговор совсем другой состоялся бы. Атак нормально— упал, стрельнул, группу увел штатно, как и положено. Проехали, в общем.

— Я правда не видел такого, — вздохнул Грек. Было видно, что он страшно досадует на себя за промах и стыдится, что его рефлекс примут за банальную трусость, а попытку побежать — за малодушие.

— Грек! — с по-индейски непроницаемым лицом обратился к нему Оцеола. — Тебе сказали: «Проехали!», значит проехали! Сталкер опять вздохнул и уже не с досадой, а с интересом покосился на Киргиза.

— А хоть что за пушка у тебя, можно узнать? Или и это проехали?

— Отчего же нельзя? — усмехнулся Киргиз. — Четыреста девятнадцатый Хеклер, как вон и у них, только слегка доработанный напильником.

— То-то я смотрю… — Грек с завистью глядел на винтовку Киргиза. — Ствол, вижу, снайперский, полтинник. Сошки, вижу необычные. А что еще доработано, а?

— Рукоятка и цевье, — честно признался Киргиз. — Индивидуальные, под мои бесценные лапки. А в остальном — штатная модель. Храп, дай водички, лень опять рюкзак скидывать.

— Держи! — немедленно протянул бутылочку Храп. — Заслужил, старик! И довольно ухмыльнулся. Грек и сам полез в рюкзачок за водой.

— Ребятам рассказать — не поверят, — пожаловался он. — Гиганта… Из штатного Хеклер-Коха, пусть и с полтинником… Сколько ты раз выстрелил? Восемь?

— Семь, — насчет стрельбы Киргиз старался никогда не врать и до сих пор это у него в целом получалось. — Причем, был один промах. Но зато кто-то из вас точно попал несколько раз, я видел.

— И сколько таких цыплят на твоем счету? — спросил Грек с грустной завистью середняка к профессионалу. Киргиз рассмеялся, запрокинув голову:

— Этот первый! Пожалуй, надо где-нибудь звезду нарисовать. Грек, как Киргизу показалось, несказанно удивился:

— Первый? А у вас, ребята?

— Аналогично. — Храп солидно покивал, как академик на научном диспуте. — Честно сказать, мы гиганта вживую и видим-то впервые. Я — так точно.

— Я тоже, — подтвердил Киргиз.

— А я как-то видел издалека, даже двух. Но издалека, — гордо сообщил Оцеола. — Так что среди вас я корифей, о! И довольно захихикал.

— Н-да. — Грек сжал губы и склонил голову. — Железные у вас, ребята, нервы.

— Работа такая, — сказалХрап и встал на ноги. — Привыкай, сталкер! У босса иначе нельзя. Поднялись и остальные.

Они продрались через не слишком густой лесок, дошли до насыпи и поднялись на железнодорожные пути.

Рельсы были старые и ржавые до такой степени. что стали отчетливо-ноздреватыми. Шпалы не сгнили только благодаря креозотной пропитке. Кое-где между рельсами встречались лужицы темно-коричневой воды, кое-где росла осока и какие-то жесткие ломкие кустики, названия которых Киргиз не знал.

За насыпью и путями открывалась обширная низина, постепенно переходящая в то самое жутковатое Болото с камышами-хвощами, топями-трясинами и большею частью безымянной фауной, поскольку любой, кто удостаивался чести оную фауну лицезреть, как правило внезапно утаскивался в грязь или под воду и навсегда там исчезал, поэтому ничего и никому рассказать уже не мог.

Вдалеке, особенно в самых низких местах, стлался зеленоватый туман в котором, казалось, мечутся неясные тени и от этого мурашки начинали ходить по спине, а в груди холодело и что-то обрывалось.

— Отвратительное место, — брезгливо сказал Киргиз. — Нам, надеюсь, туда не надо? И искоса поглядел на Храпа.

— Пока нет, — ответил тот. — И я этому рад.

— Лучше сказать: «И я этому пока рад», — встрял Оцеола. — Но вообще удивительно: неужели находятся люди, которые лезут туда добровольно? Грек издал странный звук, нечто среднее между фырканием и хрюканием:

— Пхр… Представь себе, находятся люди, которые там живут!

— Психи, — покачал головой Оцеола. — Реально психи!

— Кстати, братцы-кролики, — оживился Храп и поглядел на часы. — Десять двадцать семь. А вышли мы примерно в восемь десять. Итого в пути примерно два двадцать. Чудесно!

— Но это ж только до железки, — заметил Грек. — К перекрестку мы еще не дотопали.

— Ну и потопали тогда, раз так.

— Потопали. — Грек поглядел еще разок на Болото, потом вдоль рельсов, на восток.

Со стороны Агропрома местность выглядела более лесистой и высоких деревьев там было больше. Еще там проходила линия электропередачи — высокие ажурные вышки с горизонтальными отростками наверху. Они выглядели вполне сносно, и провода все так же провисали от отростка к отростку, по два на каждую вышку. По обе стороны от колеи попарно вставали бетонные столбики и на каждой паре покоилась горизонтальная сварная металлическая балка, к которой крепился контактный провод для электровозов. Метрах в ста впереди перпендикулярно рельсам и насыпи тянулось проволочное ограждение, слева оно терялось в подлеске, справа спускалось в низину, к Болоту. В районе насыпи и путей в ограждении были обустроены ворота, как и балки на столбах сваренные из металлических прутьев. Ворота были приоткрыты.

С противоположной, западной стороны, в полукилометре виднелся поезд на рельсах. Лучше всего просматривался ближний к людям вагон — торец пузатой железнодорожной цистерны.

— Знаете, что я скажу, — заговорилГрек. — Не пойдем мы по рельсам. Тут нас видно за версту, да и аномалий на рельсах обычно полно. Вон, ворота проскочим, и левее, вдоль вышек.

— А то под электровышками аномалии редкость! — пробурчал Оцеола. — Их там как бы не больше!

— Значит, еще левее заберем. Леском.

— Лес, — неприязненно произнес Храп. — Не люблю я лес. Там всякое.

— Что предлагаете? — спросил Грек терпеливо.

— Ничего. — Храп пожал плечами. — Ты ведущий, тебе решать.

— Так лес же вам не нравится!

— Ну, а что делать? Не нравится, — подтвердил Храп. — Но если ты скажешь идти лесом — пойдем. С огорченным видом, но пойдем. Разве я говорил, что мы не пойдем? Грек сквозь зубы матюкнулся и зашагал к воротам.

— Шевелитесь, дипломаты, — бросил он через плечо. Оцеола послушно двинулся за ним.

Когда Киргиз проходил мимо Храпа, тот придержал его за рукав, глянул в глаза, потом указал взглядом на Грека и тихо сообщил:

— Быстро оправился, сталкер. Молодец.

— Босс выбирал, — пожал плечами Киргиз.

— Ладно, топай. — Храп хлопнул приятеля по плечу, заодно придавая легкое ускорение, а секундой позже зашагал и сам.

Они благополучно просочились в ворота и действительно ушли с железнодорожного полотна, но пока недалеко. Грек повел их как раз между насыпью и линией электропередачи, но для верности включил ПДА и часто с ним сверялся. От перекрестка с автоколеей их отделяло километра полтора-два.

После пустошей, практически лишенных высокой растительности, идти перелесками было не очень приятно: казалось, что за каждым кустом, каждым древесным стволом кто-нибудь прячется. Покатиловская охрана вообще крайне редко бывала в лесистых районах Зоны, потому что босса в Зоне интересовали люди, а не деревья. А подавляющее большинство людей здешних лесов старались избегать. В них действительно водилось… всякое. Киргиз до сих пор вспоминал паутинные джунгли Рыжего леса, куда однажды занесла нелегкая. Хорошо хоть ненадолго и неглубоко, несколько шагов от опушки. Ступишь, и все вокруг меняется по сравнению с открытой местностью — освещение, звуки, запахи… И холод противный вдоль хребта продирает, потому что возникает навязчивое чувство пристального взгляда в спину. Спятить недолго.

К счастью, полоска леса вдоль железки в этом смысле оказалась куда спокойнее. Какая-то живность тут, конечно, водилась — натыкались и на кабаньи следы, и на собачьи, а мелкого тушкана даже увидели живьем — тот поспешил убраться в заросли едва люди приблизились. С Болота налетали порывы удушливого, отдающего аммиаком ветра, шевелили кроны деревьев, запутывались в них и обессиленно затихали.