Читаем без скачивания На острие меча - Богдан Сушинский

39

Хозар видел, как Гяур и тот, недавно прибившийся к ним юноша, погнались за Бохадур-беем, однако не стал присоединяться к ним, решив сначала помочь Уличу, который, прижатый к подводе, отбивался от рассвирепевшего кайсака. Но, прорываясь к нему, пришлось схватиться еще с двумя татарами. Одного из них Хозар ранил в руку, вот только дотянуться мечом во второй раз не сумел – тот ускакал на склон долины, – зато другого, после затяжной упорной дуэли, все же срубил.

Почти в ту же минуту противник Улича тоже развернул коня. Проскочив мимо дерущихся у развалин, он обогнул лагерь и начал уходить в сторону ближайшей рощи. Тогда-то Хозар и погнался за ним. Но, как только кайсак повернул коня, чтобы спасаться на поросших кустарником склонах, где между камнями уже металось несколько его товарищей, решил не преследовать, а подключиться к погоне, устроенной Гяуром.

Самому князю его помощь уже не нужна была: познакомиться с девушкой Гяур сможет и без него, и все же Хозар не мог считать, что прибыл слишком поздно. Там, в реке, на мелководье, все еще продолжалась схватка. Бохадур-бей, которого Хозар узнал по чалме, оттеснял юношу к камням, у которых бурлил водоворот.

Старый шакал в самом деле нахраписто теснил парнишку, а Гяур спокойно беседовал с девушкой всего в двух десятках шагов от дерущихся, ничего не предпринимая для того, чтобы спасти его. И не важно, чем он это объяснял: то ли нежеланием прерывать разговор с красавицей, то ли кодексом рыцарской чести, не позволяющим вмешиваться в поединок…

Лично он, Хозар, с законами рыцарства как-нибудь помирится. Зато поступит так, как велит воинская совесть.

Спрыгнув с коня, он бросился к реке и по мелководью помчался к дерущимся. Кажется, увлекшись схваткой, татарин не сразу заметил его. Зато заметил так неосторожно ввязавшийся в схватку с опытным кайсаком парнишка. Его счастье, что грудь надежно прикрывал трофейный панцирь, на котором кайсак уже оставил не одну отметину.

Хозару бросилось в глаза искаженное страхом лицо Корзача, когда, уже лежа между камнями, он поднял над собой саблю, пытаясь встретить удар Бохадур-бея. А тот приближался к нему мелкими шажками, что-то гортанно выкрикивая и уже предвкушая победу.

Парнишка отползал от него, отталкиваясь свободной рукой от камней, забираясь при этом все дальше и дальше в речной распадок, оттягивая время развязки и пытаясь подняться. Но каждая попытка завершалась неудачей: всякий раз он поскальзывался на отшлифованной, подмываемой мощным водоворотом речной гальке. Словно проклятие нависло над ним – столь обреченно он поскальзывался, гонимый озверевшим, учуявшим свое превосходство, кайсаком.

– О-дар! – крикнул Хозар в тот миг, когда парень уперся спиной в большой камень и почувствовал, что отползать дальше некуда. Вода здесь подступала к подбородку, так что парнишка мог захлебнуться прежде, чем его настигнет сабля татарина.

Хозар издал свой боевой клич лишь для того, чтобы отвлечь Бохадур-бея, хоть на несколько секунд задержать роковой удар. Татарин вздрогнул, оглянулся, ступил в сторону невесть откуда взявшегося в реке воина-русича. А тот, встретив клинком его клинок, мгновенно присел и вцепился своей железной хваткой ему в руку.

Сжимая так, что, казалось, кость вот-вот раскрошится от дьявольского «пожатия», Хозар поднял руку атамана вверх и мощным рывком вывернул ее, ударив локтем о высоко поднятое колено.

Это был один из тех рукопашных приемов, которыми Хозар овладел, еще сражаясь в войсках персов. Обучал его пленный воин, заброшенный судьбой из Тибета. В благодарность за учение Хозар, командовавший охраной пленных, не казнил тибетца, а, вопреки приказу персидского военачальника, на свой страх и риск отпустил его ночью с миром, одарив на прощание луком, саблей и кинжалом.

Обезоружив Бохадур-бея, Хозар воткнул свой меч в дно реки и сильным ударом кулака в грудь сбил противника с ног. Потом еще и еще раз. И лишь убедившись, что татарин даже не пытается сразиться с ним врукопашную, вновь схватился за меч.

– Я – твой слуга! – хрипло прокричал Бохадур-бей, приподнимая над головой свисающую, уже не подчиняющуюся ему руку. – Во имя Аллаха, я – твой слуга! Твой и твоего паши…

– Давно ли? – спросил Хозар по-турецки.

– Возьми изумруд, что на моей чалме. Ему нет цены. Ты станешь богачом.

– Благодарю, – ухмыльнулся Хозар. – Я возьму его вместе с твоей головой, – и, зацепив чалму кончиком меча, отшвырнул на берег.

– Здесь, – показал кайсак на пояс, – у меня еще есть мешочек с византийскими изумрудами. Я буду служить тебе, как не служил никто до меня. Только пощади! – отползал Бохадур-бей к камням точно так же, как только что Корзач. В то время как сам Корзач сумел, наконец, подняться и, стоя по пояс в воде, поджидал его, крепко сжимая в руке саблю.

– Служи своему Аллаху! Потому что шайтан, которому ты до сих пор служил, в этот раз предал тебя! – прорычал Хозар, опуская меч на бритую голову Бохадур-бея.

40

Де Брежи еще раз отпил из бокала и несколько минут задумчиво смотрел сквозь темно-красную жидкость на пламя в камине.

– Вас все еще что-то смущает в моем поручении, господин посол?

– Опасаюсь, что польский король Владислав IV без особого энтузиазма воспримет нашу попытку собрать под ландскнехтские знамена хотя бы десяток его опытных офицеров.

– Кажется, мы это уже обсуждали, граф.

– Косвенно – да. Но все значительно сложнее, нежели может показаться на первый взгляд. На сугубо внутренние дела, связанные с очередной «домовой» войной [19] , теперь уже накладываются международные обязательства короны.

Кардинал задумчиво отпил пару глотков вина и помолчал. Однако сейчас он прислушивался не к своим вкусовым пристрастиям, а к дипломатической интуиции. Польша и Франция были слишком тесно связаны не только династическими, но и всеми прочими узами, чтобы кто-либо из французских политиков оставался безразличным к положению польского двора.

– Разве Речь Посполитая воюет еще с кем-то, кроме украинских казаков? – удивленно спросил кардинал. – Или, может, в ближайшее время предвидится нечто такое?

– Можно считать, что уже воюет. – Несколько мгновений они оба молча, выжидающе смотрели друг на друга. – С завтрашнего дня.

– О чем это вы, граф? Никаких сведений ни от одного варшавского или краковского агента мне не поступало.

– Немудрено, ведь об этом еще не объявлено. Тем не менее одно доверенное лицо, очень близкое к польскому двору, буквально за час до моего отплытия из Польши, уже в порту Гданьска, сообщило довольно важную новость. Отчаявшись найти надежного союзника в тяжелейшей войне с Османской империей, Венеция обратилась к Польше с просьбой о срочной помощи. Не к Франции, заметьте, обратилась, а к Польше.

– Венеция? За помощью к Польше?! – задумался кардинал. В паузе, которую де Брежи выдержал после слов «не к Франции, заметьте», он опять достаточно четко распознал намек на то, что первый министр Франции – итальянец. Все остальные условия: политический вес Франции, ее армия и соседство с Италией – учитывались графом уже во вторую очередь. – Неожиданный ход, слишком неожиданный. Речь, надеюсь, идет не о посылке польских полков на средиземноморское побережье Турции или адриатические берега Венеции?

– В таком случае полякам пришлось бы пройти парадным маршем всю Европу. Это было бы походом безумцев.

– И все же державные мужи Венеции учли то обстоятельство, что Турция – извечный враг Польши.

– Естественно, – тоном наставника подбодрил кардинала посол Франции в Речи Посполитой.

– …и хотя интересы поляков и турок мало в чем сталкиваются на «венецианских» морях, зато они не раз выяснялись в кровавых столкновениях на море Черном.

– Именно так и творится тайная политика. Венецианский посол просит поляков начать войну с Портой, выбивая ее гарнизоны из крепостей по Днестру и Дунаю. Таким образом, Турция будет втянута в войну на два непостижимо далеких между собой фронта.

– Только не пытайтесь убедить меня, граф, что польский король решится на эту войну из сострадания к бедной Венеции, – кардинал поднялся и подошел к залитому струями дождя окну. – И уж тем более не пытайтесь убедить, что с помощью Венеции он рассчитывает усмирить азиатского монстра.

– Вот именно: монстра.

– Взамен Польша, конечно же, попросила у Венеции крупные субсидии.

– В размере одного миллиона итальянских скудо. Не думаю, чтобы мой агент решился исказить размер этой суммы.

Мазарини удивленно и почти с уважением посмотрел на графа.

– И вы сможете подтвердить, что Венеция приняла эти условия?

– Что она вынуждена была принять их, ибо так складываются обстоятельства.

– Ссора с сильным соседом всегда обходится очень недешево.

– Кстати, за полученные от Венеции деньги польский король надеется собрать большое войско и разделаться с наиболее неугодными магнатами. Ну а против татар он попытается бросить основные силы украинских казаков, которые, как известно вашей светлости, только недавно прибегли к еще одному крупному восстанию, желая избавиться от польского владычества.