Читаем без скачивания Наш общий друг. Том 2 - Чарльз Диккенс

— Я иду в Итальянскую оперу, на примерку, — сказала мисс Рен, отнимая руку от глаз и язвительно усмехаясь, чтобы скрыть, что она плакала, — и прежде чем я уйду, хотела бы выпроводить вас, мистер Рэйберн. Во-первых, позвольте вам сказать раз навсегда, что ваши визиты ко мне совершенно бесполезны. От меня вы не получите того, что вам нужно, даже если принесете с собой щипцы и попробуете это вырвать силой.

— Вы так упрямитесь из-за кукольного платья для моей крестницы?

— Да! Такая уж я упрямая, — отвечала мисс Рен, вздернув подбородок. — И, разумеется, все это из-за платья, не стану врать я, а там как вам будет угодно. Убирайтесь-ка отсюда да выбросьте это из головы!

Ее убогий воспитанник уже вернулся и стоял за ее спиной, со шляпой и шалью.

— Давай шляпу мне, а сам ступай в угол, гадкий старикашка! — сказала мисс Рен, обернувшись и увидев его. — Нет, нет, не желаю я твоей помощи. Ступай сию минуту в угол!

Несчастный, слабым движением потирая трясущиеся руки, зашаркал на свой опальный пост, бросив, однако, по дороге любопытный взгляд на Юджина и толкнув его локтем, как могло бы показаться, если бы движения старика можно было считать произвольными. Инстинктивно отодвинувшись, чтобы избежать малоприятного соприкосновения с ним, Юджин больше не обращал на него внимания; лениво извинившись перед мисс Рен, он попросил разрешения закурить сигару и удалился.

— Ну, ты, дряхлый блудный сын, — сказала Дженни, выразительно качая головой и грозя пальчиком своей обузе, — сиди тут, пока я не вернусь. Посмей только без меня двинуться из угла хоть на минуту, я тебе задам!

С этим увещанием она задула свечу, оставив старику только огонь на очаге, положила тяжелый дверной ключ в карман, взяла костыль в руку и вышла из дому.

Юджин, куря сигару, не спеша направился к Тэмплу, но кукольной швеи он так и не увидел, потому что они пошли по разным сторонам улицы. Он шел задумавшись и остановился у Чаринг-Кросса, чтобы оглядеться, так же мало интересуясь толпой, как любой прохожий, и уже собирался снова двинуться вперед, как вдруг его взгляд заметил нечто совершенно неожиданное. Этим неожиданным оказался не кто иной, как гадкий сынишка Дженни Рен, пытавшийся перейти дорогу.

Нельзя было встретить на улице более смешного и жалкого зрелища, чем этот несчастный; весь дрожа, он то делал шаг вперед, то отступал обратно, напуганный стуком экипажей, которые были еще очень далеко или сворачивали совсем в другую сторону. Путь был совершенно свободен, когда старик сходил с тротуара, но на полдороге он останавливался, описывал полукруг, поворачивал обратно и опять возвращался на тротуар, хотя за это время можно было десять раз перейти улицу. После этого он стоял, весь дрожа, на краю тротуара, поглядывая то в ту, то в другую сторону, а прохожие то и дело толкали его, переходили улицу и шли своей дорогой. Поощренный чужими успехами, он делал новую попытку, снова описывал полукруг и уже собирался поставить ногу на противоположный тротуар, как вдруг отскакивал обратно, вообразив, что на него могут наехать. И опять стоял, как бы готовясь к новому скачку, наконец, решался сойти в самый неподходящий момент, повинуясь окрикам кучеров, опять отступал обратно и, весь дрожа, стоял на старом месте, готовясь повторить снова все свои манипуляции.

— Мне сдается, — хладнокровно заметил Юджин, понаблюдав за ним несколько минут, — что мой друг, вероятно, уже опаздывает, если ему назначено свидание.

С этими словами он двинулся дальше и больше уже не думал о старике.

Лайтвуда он застал дома — тот уже отобедал в одиночестве. Юджин пододвинул кресло к огню, перед которым Лайтвуд попивал вино, читая вечернюю газету, принес стакан и налил себе, чтобы выпить с ним по-приятельски.

— Милый Мортимер, ты являешь собой точный портрет довольного трудолюбца, отдыхающего (в кредит) после добродетельных дневных трудов.

— Милый Юджин, ты являешь собой портрет недовольного лентяя, который никогда не отдыхает. Где ты был?

— Я был в городе, — ответил Юджин. — И возник перед тобой сейчас, намереваясь посоветоваться с моим высокопросвешенным и глубокоуважаемым юристом насчет состояния моих дел.

— Твой высокопросвещенный и глубокоуважаемый юрист, Юджин, такого мнения, что дела твои очень плохи.

— Хотя это еще вопрос, — глубокомысленно возразил Юджин, — разумно ли говорить так о делах клиента, которому нечего терять и которого никак не заставишь платить долги.

— Юджин, ты попал в лапы к евреям.

— Милый мой мальчик, — отвечал должник, спокойно поднося к губам стакан, — так как я уже побывал в лапах у христиан, то могу отнестись к этому философски.

— У меня сегодня было свидание с одним евреем, который не намерен нас щадить. Настоящий Шейлок[15] и настоящий патриарх. Живописный старый еврей, седовласый и седобородый, в высокой шляпе и лапсердаке.

— А это не мой достойный друг, мистер Аарон? — спросил Юджин, забывая поставить стакан на место.

— Он зовет себя мистером Райей.

— Кстати говоря, мне сейчас вспомнилось, что это я окрестил его Аароном, без сомнения, инстинктивно стремясь принять его в лоно нашей Церкви, — сказал Юджин.

— Ах, Юджин, Юджин, — возразил Лайтвуд, — ты что-то остришь больше обычного. Что ты этим хочешь сказать?

— Только то, мой милый, что я имею честь и удовольствие быть знакомым с этим патриархом, которого ты описываешь, и зову его Аароном, потому что это мне кажется более библейским, более выразительным, более уместным и более лестным. Тем не менее его зовут иначе, хотя у него столько основательных причин называться Аароном.

— Я думаю, ты самый нелепый человек на свете, — сказал Лайтвуд, смеясь.

— Ничуть, уверяю тебя. Он говорил, что знаком со мной?

— Нет, не говорил. Он только сказал, что ожидает от тебя уплаты долга.

— Откуда видно, что он меня не знает, — очень серьезно заметил Юджин. — Надеюсь, что это не мой достойный друг мистер Аарон, ибо, сказать тебе по правде, Мортимер, мне кажется, он имеет предубеждение против меня. Я сильно подозреваю, что он приложил руку к исчезновению Лиззи.

— Кажется, все решительно каким-то роковым образом приводит нас к Лиззи, — сердито ответил Лайтвуд. — Вот и сейчас, Юджин, «в городе» значило «у Лиззи».

— А знаете ли, мой юрист человек необыкновенно проницательный, — заметил Юджин, обращаясь к мебели.

— Разве не верно?

— Да, верно, Мортимер.

— И все-таки, Юджин, ты ее по-настоящему не любишь, и тебе это известно.

Юджин Рэйберн встал, засунул руки в карманы и поставил ногу на каминную решетку, лениво покачиваясь и глядя в огонь. После долгой паузы он ответил:

— Этого я не знаю. И тебя прошу не говорить так, как будто оно само собой разумеется.

— Но если ты ее любишь, тем более ты должен оставить ее в покое.

Опять помолчав, Юджин ответил:

— Я и этого не знаю. Но скажи мне, видел ли ты, чтобы я так беспокоился из-за чего бы то ни было, как из-за ее исчезновения? Я спрашиваю просто так, из любознательности.

— Милый Юджин, хотел бы я это видеть!

— Так, значит, не видел? Совершенно верно. Ты подтверждаешь и мое впечатление. Похоже на то, что я ее люблю? Спрашиваю просто так, из любознательности.

— Это я тебя спрашивал, Юджин, — с укором сказал Мортимер.

— Знаю, милый мой, но ответить не могу. Я сам жажду ответа. Что я хочу сказать? Если мои старания отыскать ее не значат, что я ее люблю, тогда что же они значат? «Если Питер Пайпер подобрал пинту перца[16], где же эта пинта?» — и т. д.

Хотя он говорил это веселым тоном, лицо у него было встревоженное и смущенное, как будто он и впрямь не понимал самого себя.

— Смотри, к чему это может привести, — начал было Лайтвуд, но Юджин перебил его:

— Ага! Видишь! Именно это я и не способен предусмотреть. Какой у тебя острый ум, Мортимер, ты нашел мое уязвимое место! Когда мы с тобой вместе учились, я брался за уроки в последнюю минуту, и так день за днем и строка за строкой; теперь мы и в жизни с тобой вместе, и я все так же берусь за урок в последнюю минуту. В этом деле я не пошел дальше вот чего: я хочу найти Лиззи, и намерен ее найти, и пущу для этого в ход все средства, какие подвернутся под руку. Честные и нечестные — для меня это все равно. Спрашиваю тебя — из любознательности, — что это может значить? Если я ее найду, то спрошу тебя — тоже из любознательности, — что это значит? Но на данной стадии это было бы преждевременно, а предупреждать события — не в моем характере.

Лайтвуд покачал головой — его друг высказывал все это с видом до того откровенным и рассудительным, что об уклончивости не могло быть и речи, как вдруг за дверью послышалось шарканье и нерешительный стук — словно кто-то ухватился за дверной молоток нетвердой рукой.

— Шалуны-мальчишки из соседнего дома, — сказал Юджин, — которых я с удовольствием и без всяких церемоний спихнул бы с этой высоты во двор, должно быть, загасили фонарь. Я нынче дежурный, пойду отворю дверь.