Читаем без скачивания Сергеев Виктор. Луна за облаком - Неизвестно

Он встал и долго безостановочно ходил по комнате, бросая впол­голоса такие слова о своих, когда-то близких ему людях, какие бы никогда не сказал им в лицо. Но произносить именно эти слова очень хотелось, они облегчали, снимали тяжесть, делали его смелее, прин­ципиальнее, чем он был. Он понимал, что с ним происходило... А все же не терпелось хоть самую малость побыть в состоянии возбужде­ния — чуточку повыше всего своего обыденного, надоевшего и опо­стылевшего.

А все вокруг было так сложно, так непонятно и переменчиво, что Григорий, хотя и находился в возбуждении, наперед подсознательно соглашался, что все останется, как было, как прежде. Даже если она и поиедет. А что если в самом деле приедет? Тогда что? Жизнь в этой квартире кончится тем, что... «A-а, зачем об этом думать? Слиш­ком рано. Слишком».

Он сел за письмо. Но перед тем, как начать его, заговорил с со­бой: «Чего я жду от этого письма? Надо ли мне писать? Она может истолковать все по-своему. Зачем я пишу? Просила Фаина Ивановна. Это правда. Но это еще не вся правда. Смелее! Вытаскивай, что у тебя спрятано на самом дне обидчивой души. Ты сознайся. Хоть са­мому себе сознайся. Тебе надо, тебе хочется, чтобы она приехала. Хочется?»

Он откинулся на спинку кушетки, сидел с закрытыми глазами.Вспомнил Флору, Дашу. Красный туман стоял в глазах и ему пока­залось, что где-то рядом она, Флора. Он вздрогнул и поежился. Что за черт! Это Фаина Ивановна спрашивала, не будет ли он чай пить. Не-ет, какой ему чай. Он будет вот так молча сидеть и думать.

О Даше он будет думать. О ее красивом, немного усталом лице. Усталом... Грустно и чего-то жаль.

Он вспомнил помятую, исшарканную тысячами ног траву в пар­ке. Трава уже не поднималась, а бурела, сохла и никла все ниже. Березы стояли желтыми и сбрасывали на аллеи желтый мусор.

Трубин стоял и смотрел. Вот сорвался откуда-то один листок, с тихим шуршанием, покачиваясь в воздухе, опускался он на землю. Он еще не успел достичь земли, как сверху сорвались два листа и заспешили вслед ему. Какое-то мгновение не было слышно шурша­ния. Но вдруг сразу, словно опомнившись, береза стряхнула с себя тучу листьев и они замелькали, зарябили в глазах Григория, и тихий, чуть слышимый, шелест прошел по саду.

На всем лежала грусть. Не хотелось встречаться даже с редкими прохожими. Если кто-то попадался навстречу, он, Григорий, уходил первой попавшейся боковой аллейкой или прямо по измятой, исхо­женной траве. Совсем, как в лесу, при сборе грибов не желаешь встречать посторонних, обходишь стороной их «ау».

В парке он много думал о Даше. Пока не пошел град. Сначала он принял его за снег. Но скоро градинки запрыгали, заподскакивали, сухо щелкая о листья. Пахнуло холодом, и он заспешил из парка.

«Так что же Даша?—размышлял Григорий.—Женился бы я на ней или нет?» Стучали часы на стене. За дверью скрипели шаги Фа­ины Ивановны. Стучали... Скрипели...

Это было очень навязчиво и потому странно. Как только он за­крывал глаза и начинал все обдумывать, как ему быть с Дашей, перед ним возникал Николай Ильич. Он видел его сквозь туман с бледным и строгим лицом. Это лицо все время мешало Григорию со­средоточиться.

«Согласна ли она, Даша, на разрыв с Николаем Ильичем, на объ­яснение с ним — тягостное и изнуряющее? Как же, а? Обидеть, ос­корбить человека?! Милого человека!— В черном тумане тускло све­тилось бледное и строгое лицо.—Ах, Николай Ильич! Николай Иль­ич! Ну, а что сейчас? Разве Николай Ильич уже не обижен, не оскор­блен? Только что ничего не знает, пребывает не в растерянности и нерешительности, как я, а в прекрасном неведении. Ничего не знает, ни о чем не догадывается».

Можно ли во всем этом разобраться? Взять и что-то надумать. Вот Софья и тот, что с ней, они надумали. Да-да. Они надумали, а ты не можешь.

Ты можешь стоять между серым дощатым забором и такой же серой бревенчатой стеной дома. Стоять с ней, с Дашей. Несколько шагов — туда, несколько шагов — сюда. По ту сторону забора стоять уже нельзя. Могут увидеть знакомые, и самый нежелательный из всех знакомых — Николай Ильич.

«Между стеной дома и забором шуршат опавшие листья, пахнет загнивающим деревом, отсыревшей землей и к пальто цепляются колючки. Но все равно. Мы стоим здесь, уворовав друг для друга считанные часы. Порой забывается, что на свете мы не одни.

Жаль, что это длится считанные часы. А подходит срок и мы расстаемся озябшие, недовольные собой и всеми теми, с кем надо скоро встречаться, разговаривать, улыбаться и делать вид, что ниче­го у нас не произошло — жизнь идет, мол, самая обыкновенная. Вся­кие там дежурства и сверхурочные...»

Краем сознания до него доходило, что он в чем-то не прав перед Дашей, в чем-то уступает своему принципу, но думалось об этом с трудом, и он отмахнулся от этой трудной и в общем-то не очень нуж­ной ему мысли.

Глава одиннадцатая

Стройка жила своей большой и сложной жизнью.

Днем и ночью сновали авто­машины с бетоном и раствором, с кирпичом и гравием, с трубами и арматурой. Урчали бульдозеры, грохотали ковши экскаваторов, потрескивали сполохи электросварок.

Все быстротечно менялось. Вчера между конструкциями темне­ли проемы, а нынче, глядь, уже белые панели. Давно ли вдаль уходи­ла желтой полосой голая насыпь, а теперь проложены рельсы. По зеленому лугу вдруг зазмеились траншейные ходы...

Шайдарон особенно ощутимо чувствовал всю сложность и весь размах совершаемого, когда проводил совещания по селектору. Про­вода несли с собой не только рапорты и отчеты о метрах, тоннах и рублях. Сюда, в диспетчерскую, как бы входили, споря и соглашаясь, десятки и сотни людей со своими страстями, наклонностями и при­вычками. И было немножко не по себе, когда нечто непомерно боль­шое и значительное словно бы вмещалось в узкий проводок, тяну­щийся от микрофона.

Шайдарон звал, повышая голос:

— «Сибэлектромонтаж»! Где «Сибэлектромонтаж?»

— Слушаем,— донеслось из трубки.

— Когда заканчиваете монтаж металлических опор?

— Снижающая опора поставлена неверно.

— Чертежи смотрели?

— Да. Ошибка на 23 градуса. Проект готобили в Томске...

— Кто же ошибся?— снова повысил голос Шайдарон. — Товарищ Чимитдоржиев, ваши люди вели линию электропередач. Вы точно придерживались проектных отметок?

Неуверенное бормотание Чимитдоржиева:

— Бог его знает! Не помню. Где-то были отступления... Да, да. Речка помешала...

— Ну вот. В Томске выдают чертежи, они же там всех наших речек не знают. «Сибэлектромонтаж», что вы предлагаете?

— Фундамент опоры придется рвать. Заделать лист... К нему приварить тягу опоры и омонолитить все.

— Какие у вас сроки?

— Дня два.

— У кого есть вопросы к «Сибэлектромонтажу?» Нет вопросов? Хорошо. Вызываю второй стройучасток. Где второй?

— Есть второй!

— Вы видели, как осваивается сочинская штукатурка? Нет? Ну вот... Наносится грунтовочный слой, разравнивается. Добавляют мра­морную крошку и мелкую слюду... Сутки сохнет. Протирают соляной кислотой — цемент сходит весь и тогда камень блестит. Красиво... В Сочи давно освоили и нам пора! Слышите? Ни белить, ни красить не надо. В год два раза помыл... Всего-то и дел. У вас есть вопросы?

— Как с нашим станком для резки слюды? Раньше ножницами управлялись, а теперь один режет за пятерых.

— Заполняйте бланк на рационализацию и высылайте товарищу Догдомэ. Ясно? Ну вот... Вызываю «Стальконструкцию». Вы меня слышите?

Далекий глухой голос:

— Да, слышим.

— Ай-я-яй, позорно сыну путейца так подпирать шпалы... Это что за рельсовый пакет?

— Дак не было же в проекте такого, чтобы трубопроводы прохо­дили под железнодорожным полотном.

— Мало ли что... А еще сын путейца... У тебя же рельсы проги­баются. Звонил начальник станции, грозился...

— Исправим, Озен Очирович! Нужен кабель. Можно бы купить у директора кирпичного завода...

— Не связывайтесь с ним. Он копеечный мужик. О миллионах с ним можно говорить, он псймет, а если о сотне рублей — бесполез­но, не даст.

Шайдарон вытер пот с лица, посмотрел в свои записи, где поме­тил накануне, кого вызвать и что узнать.

— «Гидроспецфундаментстрой»! У вас много «хвостов» накопи­лось. Слышите?

— Кое-что накопилось.

— Сдавайте вовремя документацию. На острове были?

— Не успел...

— Ну, как же так? Осенний паводок может затопить остров, а у нас там вся система, питающая водой комбинат. Восемь водозабор­ных колодцев... Немедленно укрепляйте берег. Засыпайте камень...

— Да мы засыпаем!

— Что вы там засыпаете?— рассердился Шайдарон. — У вас же подводные откосы не разработаны как следует. Это обернется гро­мадным перерасходом камня. Денежки на ветер... Беда с вами.

— Первый участок? Первый?..

— Да!

— Применяйте вовсю силикатный кирпич, хотя он и дороже. Зато качество... Гравий завозите. Тоннель пора засыпать. Понятно?