Читаем без скачивания Неправильная училка - Елена Гром

— Сука, какая же ты узкая.

— Больно? — царапаю его плечи, а он только силится, дергая бедрами и достигая самой глубины

— Охуенно, детка. Мне в тебе просто охуенно.

Он закидывает ноги к себе на спину и начинает двигаться. Сначала глубоко и медленно, давая мне не только привыкнуть к своему размеру, словно я могла забыть это за сутки, словно смакуя каждый сантиметр плоти, которая скользила друг о друга, словно пытаясь трением создать огонь. Но вскоре ласки и развратный шепот закончился. В следующий миг он ускорился, начал не просто толкаться в меня на скорости, а буквально вбивать в кровать, выбивая громкие стоны. Я задыхалась, я стонала, я цеплялась за него, словно именно он не дает мне упасть в пропасть, словно только его тело помогает мне держаться на плаву. Господи, его толчки таки сильные, жёсткие, отточенные, словно самый правильно настроенный механизм.

Прекрасный в своем совершенстве, словно отлаженный лучшими мастерами, словно созданный для того, чтобы дарить мне удовольствие. Потому с каждым толчком, из глубины поднималось нечто такое, незнакомое мне раньше, мне хотелось плакать, смеяться, кричать, вырываться из крепких рук, которыми он фиксировал мое тело. Господи, помоги, господи, как выдержать его напор и силу. Как не задохнуться от удушающего наслаждения, которое кажется убивает меня изнутри. В какой— то момент меня начинает трясти, по телу снова и снова прокатываются импульсы, наполняя меня каким — то незнакомым светом. Я даже зажмуриваюсь, выгибаюсь, вскрикнув так громко, что закрывает уши. Платон дергается последний раз и наваливается на меня всем своим весом. Придавливает, часто дышит и кусает вдруг в шею.

— Эй! — словно от дремы просыпаюсь. — Больно!

— Хочу снова в тебя, — словно в доказательство он вытаскивает совершенно твёрдый член и укладывает его мне на живот, стаскивая презерватив. Помню муж всегда это делал в ванной, словно вор. А Платону нечего стесняться. Он не их тех, кто вообще парится насчет удобства или неудобства. — Пойдем в ванную.

Говорить, что у меня ноги ватные, бессмысленно. Стоит подняться на ноги, как я валюсь назад, а Платон успевает меня подхватить, еще и поржать.

— Не смешно.

— Еще как, неходячая. Наверное, надо дать тебе отдохнуть.

— Гениальная мысль.

— Обещаю завтра дать тебе поспать, хмыкает он, подхватывает меня на руки и несет в ванную. Я еще днем удивилась ее размерам. Впрочем, последние несколько часов меня удивляет все.

Мы залезем в душевую. Он настраивает воду, а я закрываю стеклянную дверь. Мы оборачиваемся одновременно, смотрим друг на друга. Не скрываясь. Обнаженные. Уязвимые как никогда. Он принял меня в свою жизнь со всем моим прошлым, пусть даже таким вот нестандартным способом, наверное и мне пора принять его таким, каков он есть. Грубым, непримиримым, вспыльчивым, но таким потрясающе справедливым.

Он опускает взгляд, касаясь кажется каждого уголка моего голого тела, а я наблюдаю за тем, как перекатываются его мышцы, как поднимается и опускается его грудь. Как член, чуть упавший, вновь поднимает свою голову, готовый к новому раунду. Я облизываю губы и медленно шагаю к нему, объявляя о своей полной капитуляции.

— Я знал, что ты не устоишь, — шутит он, но лицо остаётся самым что ни на есть серьезным.

— Просто заткнись, — усмехаюсь я и опускаюсь на колени, принимая в руки Платона-младшего, обмываю его со всех сторон, чувствуя, как во рту скапливается сладкая слюна, а нос щекочет истинно мужской запах.

Я поднимаю глаза, облизывая только головку.

— Сосала раньше_ — спрашивает Платон, накручивая уже мокрые волосы на руку.

— Да.

Лучше честно.

Он стискивает челюсти, наверное мечтая, чтобы я досталась ему совсем целочкой. Но увы, малыш, ты уже смирился с моим неприглядным прошлым.

— Глубоко?

Я осматриваю его крупный член, который в рот вряд ли влезет целиком.

— У моего мужа был такой размер, что наверное, это считалось глубоким минетом.

Он хмыкает от удовольствия, притягивая меня к себе ближе.

— Ну тогда давай проверим, как хорошо принимает твоя глотка.

— Платон, ты можешь выражаться не так грубо, — сдвигаю я брови, а он смеется.

— Не соблаговолит ли моя леди занять свой рот чем-то более полезным, чем разговоры.

— Как скажите, милорд, — хохочу я. Уже открываю рот, а Платон вдруг меня поднимает, разворачивает спиной и резко со всей дури врезается в мое влажное лоно. — Ты что!

— Ты когда смеёшься, у меня крышу рвет. Боялся не выдержать и рот твой порвать, — и Платон не обманывает, начинает двигаться резко, почти жестоко, сжимая мое тело до жгучей боли, до треска костей и моих криков. Он чертыхнулся только в последний момент, когда понял, что кончил мне на спину. — Блядь, бесишь.

— Я виновата. Завтра же схожу гинекологу, чтобы ты больше не обвинял меня в своих ошибках, — хочу мимо пройти, но он меня за шею удерживает. Усмехается у самых губ. — Ну из нас ты вроде училка, значит должна быть мудрее.

— Только вот экхмен по сексу мне никогда не сдать, а ты круглый отличник.

— Я подтяну тебя. Скоро станешь мастером своего дела.

— А потом отправишь покорять новые вершины? — сама не знаю, зачем спросила, хотя уже поняла, что сглупила.

— Попробуй только, Аврора. Ты моя, запомни это.

— Остаётся только ждать, когда тебе самому это надоест.

Он смотрит слишком серьезно. А потом резко выходит из душа, оставляя меня одну с моими не слишком приятными мыслями. Я еще долго стою в душе, мою голову, тело, думая, что наверное зря заговорила на эту тему. Ну вот какая мне разница, когда это закончится? Но меня это волнует. Даже сильнее всего остального. Я заворачиваюсь в полотенце и хочу пойти в спальню к сыну, но меня тормозит голос в темноте.

— Он спит, я проверил, иди сюда.

— Здесь три кровати, нам необязательно тесниться на одной, — я не хочу, чтобы сын нас