Читаем без скачивания Больно только когда смеюсь - Дина Рубина

Он подбежал, издалека вопя: «Ма-а-ркс! Ма-а-аркс!!» Собака присела, скуля от облегчения.

И еще по поводу перерождения мифов.

У нас во дворе живет симпатичная семья: мама, папа и шестилетний Даня. Он — интеллектуал, чемпион младшей школы по шахматам, мальчик читающий и, в общем, хорошо говорящий по-русски.

Встречаю его как-то во дворе, с мамой. Только что они вернулись из России, где Даня побывал впервые.

— Даня, — спрашиваю я, — понравилось тебе в Москве?

— Очень! — выпаливает с сияющими глазами.

— А что больше всего понравилось?

Он, светло улыбаясь, говорит:

— Бомж.

Я недоуменно поднимаю глаза на маму.

— Ага, — продолжает Даня. — Бомжик… Замечательный такой, с косичками, лежал на Красной площади на газетках…

Вдруг замолчал, робко взглянул на маму:

— Мам, не рассказывай! Не рассказывай!

— Да ладно уж, — говорит мама, подмигивая мне. — Просто Даня подумал, что это Ленин выполз из Мавзолея…

Мы расхохотались над смущенным шестилетним интеллектуалом, а я подумала — да-а… великий Ленин в Мавзолее — это не его миф, слава богу. Вспомнила, как меня в пионеры принимали, как я шла — в ноябре — в расстегнутом пальто, чтобы прохожие видели красный галстук…

А в моей семье бытовала одна примечательная фраза бабушки:

— Мамэлэ, — говорила она. — Помни: самое страшное, это — юные ленинцы.

И была права: шоссе «Юные Ленинцы», которое каждый день я пересекала по дороге в школу, было загруженным и опасным. Там всегда случались какие-то дорожные происшествия.

— МНОГИЕ РОДИТЕЛИ ЗАПИСЫВАЮТ ЗА ДЕТЬМИ КАКИЕ-ТО ЗАБАВНЫЕ СЛОВЕЧКИ, ВЫРАЖЕНИЯ. ВАМ ЖЕ ПО ПРОФЕССИИ САМ БОГ ВЕЛЕЛ… ИЛИ ТОЖЕ ВСЕ РУКИ НЕ ДОХОДИЛИ?

— Ну, уж это — извините! Тут — сфера профессиональная. Я не только за своими записывала, но в начале девяностых, редактируя в Израиле газету, открыла в ней рубрику «Говорят дети». Поначалу вывалила туда все, что насобирала от своих собственных, а потом уже многие папы и мамы, дедушки и бабушки, стали присылать мне свои коллекции.

Ведь детское восприятие мира — совершенно уникально. Тут любое удивленное слово — будто Божья роса. На детей у меня в компьютере целое «досье» хранится.

Некоторыми перлами могу поделиться.

Димка (три года) все время клянчит у меня брата или сестру.

— Купи, — просит, — купи…

Я отговариваюсь, что денег нет совсем… Однажды за ужином в компании взрослых он вдруг объявляет:

— А мама меня обманула насчет что детей дорого купить…

За столом воцаряется заинтересованная тишина. Взрослые решили, что сейчас, просвещенный кем-то во дворе, Димка поведает, наконец, откуда берутся дети.

— Обманула, — горько продолжил он, — говорила — «нет денег, нет денег»… А я сегодня видел — у нее в кошельке много денежек…

Он совсем отчаялся заполучить хоть какую-нибудь завалящую сестру. Мне тоже надоело его нытье.

— Слушай, Димка, давай лучше купим собаку! — вдруг осеняет меня. Он даже не меняет плаксивое выражение лица. Говорит безнадежным тоном:

— Да-а! Я зна-а-ю… Ты все обещаешь, обещаешь… а сама ни ребенка, ни собаку не рожаешь…

Я забрала Димку из детсада пораньше, после обеда. Пока мы шли к остановке, он подробно и любовно перечислял — что давали на обед. Вечером, когда дурачась, я сгребла его в охапку и стала тискать, он с возмущением воскликнул:

— Осторожно!!! Не жми на живот, у меня же там обед!

Уже засыпая, трехлетний Димка говорит мечтательно: — Я вырасту, буду печатать на машинке, заработаю много денег и стану таксистом… Тебя буду целый день катать. И бабулю. А деда в машину не пущу — он же с собакой…

У меня очередной аврал. Сижу, печатаю. Димка (4 года) говорит:

— Ну, давай, пойдем погуляем. Я спрошу у тебя, почему листья падают. Должен же человек иногда разговаривать с мамой…

Я говорю четырехлетнему Димке:

— Только попробуй своей палкой поцарапать новый шкаф. Я тебя убью!

Он мне на это отвечает проникновенно:

— Зачем же убивать хорошего человека?

У Димки стоматит. После тяжелой борьбы мне удалось смазать ему рот синькой. Он наревелся и говорит — зареванный, синим ртом:

— Тебе не меня наплювать… Вот найду себе другую женщину…

С утра у нас в подъезде работают плотники — меняют входную дверь.

Димка крутится у них под ногами, суетится — «помогает», то есть, подает инструменты, ведет задушевные беседы, даже два раза прибегал за водой — носил им пить. За усердие плотники подарили ему дощечки. Он ворвался в квартиру воодушевленный, деятельный:

— Мама, дай мне молоток и гвозди, я буду делать самолет! Танк! Машину!

Я выдаю ему молоток и несколько гвоздей, он усаживается в кухне работать. Я сижу за пишущей машинкой в соседней комнате, и слышу, как минут пятнадцать он тюкает молотком, беседуя сам с собой, охает, ушибается. Очевидно, дело не слишком клеится, потому что минут через двадцать я слышу его голос, все еще деятельный:

— Нет! Лучше я просто сделаю наш! советский! крест!

Когда я чего-то не разрешаю ему, или не покупаю, или просто настроение у него не очень, он садится на диван, смотрит мрачно в стену и говорит с тяжелым вздохом:

— Я, наверное, буду кричать…

Я сижу за машинкой, работаю. Димка (4 года) с утра не пошел в садик, уши болели, и сейчас совершенно не знает, как ему убить время — слоняется по квартире и морочит мне голову. Просит то яблоко, то виноград… Наконец усаживается на диван напротив меня с кистью винограда в руке и ест, отрывая по одной ягодке. Я время от времени исподлобья посматриваю в его сторону, потом спрашиваю:

— Чем ты собираешься заняться?

Он долго не отвечает, наконец говорит веско, несуетно:

— Доем виноград… Потом задумаюсь…

Димка (6 лет) выпросил денег на мороженое, ушел и вернулся через полчаса зареванный и злой. Говорит — Тимур съел все его мороженое. Я, тертый калач, пытаюсь прояснить ход событий, и, мало-помалу выстраиваются все детали происшедшего: Дима встретил Тимура во дворе и дал тому лизнуть мороженого. Тот лизал, лизал и долизал до палочки.

— Что ж ты стоял и смотрел, как дурак? — спросила я.

Он понурился, видно пытаясь понять, что же это с ним произошло, потом проговорил:

— Нe знаю. Доброта напала…

— Мама, у меня к тебе два вопроса, — говорит он решительно.

Я, нехотя отрываясь от рукописи:

— Ну?

— Что такое «позвоночник», и что такое «дружба навеки»?

Димка, мечтательно:

— Без тебя бы жить…! Хул-лигани-и-ить, без-зобра-азить!

— Мама, ты какие отметки получала?

— Хорошие. Пятерки и четверки.

— А где твой портфель?

— Ну-у, Димочка, он стал старый, и я его выбросила.

Он, пораженно, возмущенно:

— Вместе с отметками выбросила?!

Я ему говорю:

— Скоро пойдешь в школу, будешь учиться…

— Я не хочу учиться… — тон безнадежный, знает, что все равно пропал.

— Вот-вот, придется оставить это «хочу — не хочу», станешь ответственным человеком.

— Я не хочу быть ответственным человеком. Хочу быть бездельником.

И взгляд ясный и честный…

Шестиклассник Дима — бездельник феерический: делает вид, что учит урок по зоологии. Ходит по квартире и бубнит одну фразу: «Зеленая эвглена не может размножаться в неблагоприятных условиях».

Вдруг замечает мой ироничный взгляд.

— Что ты смеешься?! Вот ты, мама, ты могла бы размножаться в неблагоприятных условиях?!

В Израиль Еву привезли четырех с половиной лет. И тут выяснилось, что розовый миф о «прекрасной адаптации маленьких детей в израильском обществе» не более, чем общее место.

Она прекрасно владеет ивритом, у нее множество подружек-сабр. Тем не менее, часто на нее наваливается совершенно взрослая тоска, причину которой она не умеет себе объяснить. Она не знает этого слова: «ностальгия».