Читаем без скачивания Больно только когда смеюсь - Дина Рубина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ира, 3 года, очень любит селедку. Ест и приговаривает: «Какие люди грубые, говорят „селедка“. А она хорошая, надо говорить „селёда“…»
* * *Общий завтрак в выходной день. Мама говорит Ире (3 года):
— Ешь овощи! Овощи — это самое главное.
Ира на это:
— А воспитательница говорит, что самое главное — Ленин.
* * *Катя, 7лет, едет с мамой в автобусе. Дело происходит в Иерусалиме, поэтому у вошедшего контролера на поясе висит пистолет.
Катя внимательно наблюдает, как он проверяет билеты.
— Мам, а пистолет у него для чего — стрелять в безбилетников?
* * *Том, полтора года, ходит по дому, волоча за собой бутылку с соской, и повторяет со взрослой «бабьей» интонацией:
— Надоело! Все на-до-ело-о-о!
* * *Маша, 10 лет:
— Через восемь лет замуж выходить, а я вокруг смотрю, ну никого стоящего не вижу!
— А ты погоди, — говорит ей мать, — еще ж восемь лет у тебя в запасе. Может, за восемь лет кто и появится…
— Ну да, — скептически усмехается дочь, — за десять лет не появился, а за восемь появится!
— У ВАС НЕ БЫЛО МЫСЛИ СОСТАВИТЬ ЦЕЛЫЙ СБОРНИК ТАКИХ ВОТ, ЧУДНЫХ ДЕТСКИХ ВЫСКАЗЫВАНИЙ? НЕЧТО ВРОДЕ «ОТ ДВУХ ДО ПЯТИ» КОРНЕЙ ЧУКОВСКОГО…
— Для сборника моя коллекция маловата. Кроме того, высказывания детей, вырванные из контекста семьи, ее густой каждодневной жизни, надолго захватить читателя не могут. Мне интересен «человек непрерывный»: откуда он взялся, куда идет… Если это ребенок, мне интересна его семья, родители… мир, в котором развивается человеческая душа, которая всегда загадочна. Что побуждает человека заговорить? Какое потрясение впервые «разверзает ему уста»? И, главное, какие лица, какие глаза были у его родителей, когда он заговорил…
Мой редактор Надя о сыне рассказывает:
— Сынку моему исполнилось уже два с лишним года, а он все еще не начал говорить. Молча ел, молча возился с игрушками, молча указывал пальчиком на тот или иной предмет, когда от меня требовалось какое-либо действие.
И вот однажды сидит он на полу, раскладывая на запчасти очередную машинку… А помните, Дина, какая у сидящего малыша спинка: такая прямая-прямая. Вы помните?
И в этот момент я понимаю, что всё это сейчас запишу. Из-за этой вот «прямой спинки».
— В общем, сынок в комнате, я на кухне кручусь… — продолжает Надя — и вдруг отчетливо слышу:
Я сказал: «Нет!»
Потом наступает тишина, потом:
— Нина Николаевна, где моя юбка? (Пауза.)
— А книжка-то без супера! (Пауза.)
— Проходите, девочки, раздевайтесь!
На моих глазах молчун превратился в активного трепача…
А я-то, понятно, сразу этот ее рассказ записала. Где-то у меня ребенок все это скажет. Где? Какой ребенок? Неизвестно, но это должно быть абсолютн органично. Без малейшего «шва».
— А ВЫ-ТО САМИ ПОМНИТЕ КАКОЙ-НИБУДЬ НЕРАЗРЕШИМЫЙ ВОПРОС ИЗ ДЕТСТВА, НА КОТОРЫЙ ТАК И НЕ ПОЛУЧИЛИ ОТВЕТА У ВЗРОСЛЫХ?
— Еще как помню. Вам, по секрету, скажу.
Никогда никто так и не ответил мне в детстве на жгучий вопрос: «Как же Красная шапочка вылезла из живота Серого волка, если она была жёванной?»
Глава седьмая «Как орлы в небесах…»
«Если ты не можешь пуститься в путешествие, сядь перед домом, сиди и жди… и тогда весь мир пройдет перед твоими глазами…»
Восточная мудрость— ВЫ В СВОЕЙ ЖИЗНИ НЕСКОЛЬКО РАЗ «ПУТЕШЕСТВОВАЛИ» КАРДИНАЛЬНО: ИЗ ТАШКЕНТА В МОСКВУ, ИЗ МОСКВЫ В ИЗРАИЛЬ, ИЗ ИЗРАИЛЯ — НАДОЛГО — В МОСКВУ, И СНОВА В ИЗРАИЛЬ. ВАМ ЭТО ЛЕГКО ДАЕТСЯ? ВЫ — ЧЕЛОВЕК ВСЕЛЕННОЙ?
— Да что вы! Я совсем не человек Вселенной — прежде всего, я человек принадлежащий, то есть навеки привязанный, даже связанный… Причем, по многим направлениям. Например, я страшно привязана к близким, и даже порабощена стремлением знать о них все в каждую минуту. Это и есть главное мучение моей жизни: писатель во мне требует одиночества, отрешенности, покоя, и даже известной степени равнодушия к раздражителям; человек же во мне постоянно взволнован, озабочен, рвется куда-то бежать, что-то устраивать, улаживать, платить за всех долги и все устаканивать.
Знаете, есть такой хороший еврейский анекдот: из Киева в Одессу летит телеграмма: «Беспокойтесь. Подробности письмом». Это про меня. И это лишь родственные и дружеские узы. А культурная привязанность — к России, а языковая скованность, цепи гремучие! Помните, у Бродского: «…и без костей язык, до внятных звуков лаком, /судьбу благодарит кириллицыным знаком. / На то она — судьба, чтоб понимать на всяком / наречьи…»
Не говоря уже о кровной привязанности к своему народу — тоже повод к всевозможным глубинным разбирательствам с самой собою… Я, знаете, по сути своей — такое потерянное израильское полено… Сначала моим домом был Ташкент. Я родилась и тридцать лет там жила. Один мой знакомый, чей отец в 20-е годы оказался в Ташкенте, говорил: я из вас один родился здесь добровольно. Действительно, никто из нас не родился там «добровольно». Все мы дети эвакуированных или вернувшихся с войны.
Когда я оказалась в Иерусалиме, то по освещению, по этой глинистой пыли, въевшейся в стены домов, по бронзовой патине на стволах деревьев, по такой, знаете, сеточке, которая есть на мирзачульских дынях, и еще на иерусалимских деревьях, — этот город напомнил мне Ташкент.
— ПОЭТОМУ ИЗРАИЛЬ, ГДЕ ВЫ СЕЙЧАС ЖИВЕТЕ, ВАМ АБСОЛЮТНО ПОДХОДИТ?
— Я не измеряю свою здешнюю жизнь в категориях удобства. Это мой дом.
— ВЫ МНОЮ ЕЗДИТЕ ПО МИРУ, ВСТРЕЧАЯСЬ С ЧИТАТЕЛЯМИ. ОСТАЮТСЯ ЛИ ВРЕМЯ И СИЛЫ НА ПРОСТО ПУТЕШЕСТВИЯ — ДЛЯ НОВЫХ ВПЕЧАТЛЕНИЙ, ДЛЯ ДУШИ? ЕСТЬ КАКИЕ-ТО ЛЮБИМЫЕ СТРАНЫ ИЛИ МЕСТА, ГДЕ ЛЕГЧЕ ВСЕГО ДЫШИТСЯ?
— Для души (то есть, для работы души), езжу реже, чем хотелось бы. Вообще, мечтаю совершить длинное путешествие со «свободным сюжетом» — вот как совершают его демобилизованные солдаты израильской армии. Жизнь и страна отбирают у этих ребят два-три года молодости, когда их сверстники в других европейских странах поступают в университеты и делают карьеру. Вроде бы самое время после армии немедленно нагонять упущенное. А они отправляются в далекие и, как правило, опасные страны — в Индию, на Тибет, в Гималаи… Блуждают там по горам, бывает, и гибнут… Отрываются в собственный «свободный полет души», берут такую паузу на год. И родители терпеливо пережидают этот бунт. На днях позвонила приятельница и с восторгом сообщила, что «Мишка вернулся из Непала, истощенный, черный, как эфиоп, но, знаете, Диночка, — чистенький! Без вшей».
Вот и мне хотелось бы уйти в такой загул — взять машину и колесить, колесить… и все смотреть и смотреть…
Насчет «легче дышится» — в Италии, конечно. Не так давно мы отдыхали в предгорьях Доломитовых скал. Жили на берегу невесомого альпийского озера, окруженного зубчатыми горами. По утрам в нем струилась легкая рябь, как в тихой реке. И по мере того, как утро веселело, и свет проникал все глубже в прозрачную толщу озера, становилось видно, как рыбы стоят в воде — неподвижно, одна над другой.
— В СВЯЗИ С ПЕРЕМЕЩЕНИЯМИ ПО ПЛАНЕТЕ: ВАША «КНИГА СТРАНСТВИЙ» «ХОЛОДНАЯ ВЕСНА В ПРОВАНСЕ» БЛИЖЕ ВСЕГО К ДОВОЛЬНО РЕДКОМУ СЕЙЧАС ЖАНРУ ПУТЕВЫХ ЗАМЕТОК. КАК ПОЯВИЛАСЬ МЫСЛЬ НАПИСАТЬ О ПУТЕШЕСТВИЯХ?
— Ну, знаете ли… эта мысль, скажем так, не нова. Записки путешественника — жанр древний, почтенный… С тех пор, как мало-мальски грамотный наш предок пустился в путь, он пытался фиксировать свои впечатления. Тема странствий исстари манит и тревожит людей с воображением. Помните, у Александра Сергеевича, в «Путешествии в Арзрум»: «Граница имела для меня что-то таинственное; с детских лет путешествия были моей любимой мечтой»…
А сборник «Холодная весна в Провансе» — это не совсем путевые заметки, точнее, совсем не путевые заметки. Те разворачиваются по принципу: «что вижу, о том пою». Конечно, я тоже пою о том, что вижу, но… будучи известным мистификатором и шулером, внутрь каждой новеллы — для энергии, так сказать, повествования, — я поместила «капсулу» некой неожиданной истории — любви, страданий, разочарований, счастья… Красоты же пейзажей и познавательные для путешественника детали (которые я всегда забываю), служат орнаментом, весьма необязательным.
Меня гораздо более чем пейзажи и архитектура, интересуют национальные типажи, неожиданные повороты судеб, взгляд одинокого человека, выхваченный в чужой иноязыкой толпе. Как он живет? Кто он? Что значит для него вот эта маленькая кондитерская на углу? И для кого предназначены две булочки, которые несет он в красном бумажном пакете?
