Читаем без скачивания Призраки оставляют следы - Вячеслав Павлович Белоусов

– Я к вам в командировку собираюсь, – не дал открыть ему рта Федонин. – В самое ближайшее время, пока другим делом не загрузили. Игорушкин уже намекал про хитроумного растратчика, с которым в Ленинской райпрокуратуре мучаются. Запутались в его хозяйственных махинациях, не могут разобраться. Пока то да сё, я к вам и махну.

– Мы вас встретим! – воспрянул Данила, которого тут же и осенило: лучшего момента не представится, чтобы поделиться недосказанным и избавиться от груза, угнетавшего его с первого часа, как очнулся в больнице.

– Ты там комитетчиков предупреди, чтобы Усыкин на месте был, – Федонин достал уже блокнотик и начал делать в нём короткие записи.

– Поджог? – спросил Данила.

– Молодец! – скупо похвалил Федонин. – Улавливаешь мои мысли. Думаю, сработаемся, боец. Мне и Каримов понадобится.

– Каримов на месте безвылазно. У них в районе порядок чётко налажен, – хмыкнул Данила, – без санкции первого секретаря райкома партии мало-мальский руководитель за пределы ни ногой.

– Да что ты говоришь? – взлетели лохматые брови старшего следователи вверх.

– И вас к нему поведут, если приедете.

– Ну что ж, сходим на всякий случай.

Они рассмеялись.

– Каримова я загрузил, – похвастал Данила. – Ему не до выездов. Он должен обеспечить на допрос всех оперативников, участвовавших в засаде, и девушку, с которой Топорков встречался до осуждения.

– Кто такая? Старика через неё думаешь найти?

– Возможно всякое.

– Значит, планчик на все события имеешь?

– Стараемся.

– Ну, привет Маркелу Тарасовичу. Ждите моего звонка.

И они расстались.

Синдром скорпиона

Прихоть случая управляет миром.

Латинская мудрость

I

Вечером ещё моросил дождь, а ночью завернул северный ветрище, сдул туман с мерзкой сыростью, и к полуночи вдарил приличный мороз. Своенравный климат брал своё, как ни крутись, а декабрь на носу.

Припозднившись в обкоме партии, Хансултанов гнал машину на предельной скорости по обледенелой, скользкой, как каток, трассе, сверкающей в лунном свете раннего зимнего вечера. Обгоняя медленно тянущиеся вереницей попутки, особенно не церемонился с шарахающимися от него грузовиками, слепя их ярким светом фар, сталкивал чуть ли не в кювет. На пронзительные звуковые сигналы возмущения, отборный мат выскакивающих и орущих вслед шофёров внимания не обращал. Одна мысль сверлила мозг – необходимо во что бы то ни стало успеть в райком, чтобы предотвратить отправку грузовика с бумагами местного архива в город. А для этого следовало как можно раньше попасть на паром.

Решение перевезти архив в центральное хранилище было принято давно, он, как мог, придерживал его исполнение у себя в районе, но вот свершилось, в городе стукнул кто-то кулаком по столу, и люди помчались стремглав исполнять, непогода не помеха. Он узнал об этом случайно, забежал в облисполком, а там дружок с час уже накручивает по телефону, его разыскивает – новое начальство Управления комитета госбезопасности проявило инициативу, и все зашевелились. Встал вопрос насчёт оргвыводов в отношении отдельных лиц, не дело, мол, когда бумаги государственной важности рассеяны тут и там и хранятся без должной охраны.

Приятель был перепуган, в своё время, по просьбе Хансултанова, он приложил руку к затягиванию вопроса, и несказанно обрадовался его появлению. Через этого человечка у Хансултанова были выходы на хозяина обкома, в чьих силах было включить тормоза, если совсем засквозит возможными неприятностями.

Вот и мчался к себе в район Хансултанов, кляня всё на свете, а особенно, что не взял утром шофёра, и теперь вынужден сам дёргаться за баранкой по опасной дороге. Если бы это было единственной неприятностью! Чего только ни сплелось комом за последнее время: история с дочерью, спутавшейся с уголовником, сын, вытворяющий своенравные поступки наперекор отцу и откалывающий коленца на парткурсах в Саратове, жена, играющая с ним в молчанку!.. Всем этим поделился он с приятелем, уединившись в его кабинете. Но были думы и пострашней. События последних десятков лет перевернули всю страну, а его самого тряхнули так, что забыл, когда и спал спокойно. Про Ягоду, Ежова долго икалось, но ужас от того, чем в один миг кончил несгибаемый соратник «Самого» – Лаврентий Берия со всей цепкой армией вышколенных помощников, сверлил мозг Хансултанову днём и ночью. Кажись, делали нужное дело, вели беспощадную борьбу с врагом, ан нет, кукурузник Никита всё наоборот вывернул! Рассказывали, что и сам он утверждал расстрельные списки без жалости, а с трибуны съезда в пятьдесят четвёртом такое сотворил, только головы напрочь полетели! От грозной государственной конторы энкавэдэшников не оставил камня на камешке. И пошла, покатилась волна великой и страшной чистки по всей стране… Пытались Никиту осадить, да упустили, теперь совсем поздно, кампания восстанавливать всех, подвергнутых политическим репрессиям, росла. Вот как повернулось! Выходит, незаконно стреляли. Выходит, начнут виноватых искать… Снова закрутится кровавое колесо! На кого первого покажут, того и хлопнут! Опять травля пойдёт, только в обратную сторону. А значит, и до него, Хансултанова, добраться смогут…

Мысли его прервал нахальный встречный грузовик. Огромных размеров, он и без того перекрывая обе полосы движения, нагло сгонял в кювет встречную мелюзгу, а тут включил сирену и диким воем разбрасывал всех в стороны.

– Ну, гад, сейчас ты у меня захлебнёшься кровью! – криво усмехнулся Хансултанов. – Поймёшь, на кого хвост поднял!..

В таких переделках он терял контроль над собой. Мог отчебучить такое, чему потом поражался, но и тогда не жалел и не корил себя. Верил в собственную непогрешимость. Это был девиз его жизненных принципов: всё – или ничего! Другого не допускал.

«Волга» стрелой полетела на огромный тягач. Это был отчаянный приём, откровенный таран, только не в воздухе, а на земле, по гладкой, будто стеклянной дороге. Тот, кто сидел в крепкой кабине, казалось, был в безопасности. Что легковушка по сравнению с его махиной? Но волосы встали дыбом, он взвизгнул в ужасе и едва успел свалить тягач с дороги в яму. «Волга» пронеслась впритирку и скрылась в вихре снежной пыли.

– Вот так мы вас ломали, и ломать будем! – разжал губы Хайса и не оглянулся назад.

II

Наконец он добрался до трассы, прямиком выходящей к паромной переправе. Увиденное не радовало глаз: как ни гнал автомобиль, путь к заветному парому преграждала огромнейшая пробка скопившегося транспорта. С полкилометра до берега заполняли грузовики, автофуры, автолавки, тягачи с прицепами, тракторы, суетились, мельтешили вёрткие частники на «москвичах» и «козликах». Хансултанов вгорячах попытался абордажем продраться сквозь стену притёртых друг к другу автомашин, но мелькнувшие было спасительные щели угрожающе сдвинулись. Он