Читаем без скачивания Удивительное путешествие Помпония Флата - Эдуардо Мендоса

Первосвященник закончил читать эту исповедь злодея, свернул свиток и воскликнул:

— Мне знакомы почерк и печать Эпулона, и я не сомневаюсь в подлинности сего документа и в правдивости того, о чем там рассказано. И я не могу отделаться от вопроса: что заставило столь бессовестного человека постараться снять обвинение с приговоренного к распятию плотника, после того как он преуспел, добившись его осуждения. Но какими бы ни были мотивы, им двигавшие, нам не остается ничего другого, как оправдать Иосифа и двух юнцов. А чтобы справедливость шла рука об руку с милосердием, я предлагаю освободить от наказания и несчастную Беренику, ведь если намерения ее и были преступными и она совершила худший из грехов, отрекшись от истинной веры, проступки эти не возымели последствий, и, как мне кажется, рассудок несчастной пребывает в расстройстве. Ее мать, брат и она сама владеют теперь огромными богатствами, которыми могли бы воспользоваться, если отрекутся от фальшивых богов и вернутся на путь истинный — в лоно веры Авраама, Иакова, Моисея и пророков и докажут свое раскаяние, принеся щедрые дары Храму.

Обе женщины торжественно поклялись сделать все так, как им велят. Матфей же, юноша дерзко-решительный, публично отказался от своего достояния, ибо на плечи его свалилось двойное горе: смерть любимой женщины и то жестокое обстоятельство, что убийца — его собственный отец, поэтому он объявил, что уйдет от людей и будет дожидаться пришествия Мессии, за которым последует и на службу которому отдаст познания, приобретенные в Греции, подробно описывая его жизнь, наставления, а также чудеса, им творимые.

Выслушав все это, синедрион одобрил предложенные решения, после чего объявил заседание закрытым — к удовлетворению присутствующих, если не считать Апия Пульхра, который излил свою жалобу в следующих словах:

— Клянусь Юпитером! Сколько трудов пропало впустую! Но пусть будет так: я доложу прокуратору, что отважно погасил мятеж, поднятый чернью в Галилее. Мои люди ничего лишнего не скажут, поскольку знают свою выгоду, будет молчать и Помпоний — в знак благодарности за мои многочисленные одолжения. В конце-то концов, он ведь единственный, кто в этой истории добился своего. Но вот и солнце садится. Пора ужинать и отдыхать, а завтра, как только Аврора раскинет свой алый плащ, мы тронемся в обратный путь, в Кесарию, и будем гордиться тем, что благодаря нам воссиял свет истины и справедливости. Хотя мне хотелось бы узнать, как все же сумел Тео Балас, или как там его зовут, сдвинуть, находясь внутри пещеры и без посторонней помощи, камень, что закрывал вход.

Глава XVII

Ни на территории Храма, ни в его окрестностях я не встретил ни одной знакомой души, когда по завершении описанных в предыдущей главе событий решил вернуться в свое гнусное пристанище, чтобы пораньше улечься спать и восстановить силы перед намеченным на завтрашний день путешествием. Однако не прошел я и половины пути, как услышал свое имя и увидел Иисуса, который, выйдя из тени, взял меня за руку и сказал:

— Нынче вечером мы собираемся отпраздновать у нас дома счастливое разрешение злополучных событий, и я хотел бы, чтобы ты разделил с нами радость, поскольку в немалой степени именно тебе мы ею обязаны.

— Мне? Ничего подобного, я сделал слишком мало, да и то малое сделал плохо, — ответил я. — Все разрешилось удачно лишь благодаря цепочке счастливых случайностей. Само собой разумеется, вы должны отпраздновать избавление от бед, но без меня; я здесь чужак; для вас — язычник, а для своих — безбожный философ.

— Не говори так, Помпоний, — отозвался Иисус, — я уважаю тебя и благодарен тебе, и не только за то, чего ты добился, но и за то, что для меня куда более ценно, ведь я был сильно удручен, а ты утешил меня, я нуждался в совете, и ты дал мне его, я был в опасности, и ты спас меня, я искал того, кто взялся бы за расследование на свой страх и риск, и ты согласился.

Когда мы пришли в дом Иосифа и Марии, там уже было много народа, и нас встретили с любовью и ликованием. Мы увидели Захарию, Елисавету, Иоанна и юношу атлетического сложения, который был приговорен к смерти вместе с Иоанном и чье появление на крепостной стене произвело такую суматоху. Во время ужина он сообщил, что полное имя его — Иуда Бен-Гур, что он не имеет ничего общего с бунтовщиками и единственная его страсть — гонки квадриг. Между тем неуемного Иоанна — вернее, его убеждения — заточение и приговор словно бы переменили. Вернувшись нежданно для себя в мир живых, он задумал удалиться в пустыню, где будет прикрывать наготу одеждой из верблюжьего волоса, питаться акридами и диким медом и откажется от вина. А мы выпили за успехи обоих юношей на избранном тем и другим пути, и вечер прошел в добром веселье, которым, как говорят, умеют наслаждаться лишь в бедных семействах.

По завершении трапезы я воспользовался случаем и попросил Иосифа прояснить для меня кое-какие детали той истории, в которую мы оба были вовлечены, поскольку, хотя дело и разрешилось самым благоприятным из всех возможных образом, я как философ не мог смириться с тем, что мне придется уехать, так и не узнав последних подробностей, на что плотник ответил так:

— По правде сказать, Помпоний, ты заслужил разъяснения, ибо проявил себя человеком скромным и верным. Выйдем же во двор, и там я постараюсь приподнять завесу над некоторыми тайнами, хотя и должен предупредить тебя, что не в моей власти ни раскрыть их во всей полноте, ни поведать об истинной причине моего упорного молчания.

Мы вышли вдвоем во двор и устроились на каменной скамье под звездным небом нежной ночи. И тогда Иосиф сказал:

— Несколько дней спустя после того, как Иисус родился в яслях, в том же неприглядном месте нас навестили три благородных мужа в богатых одеждах, сказавших, что явились они с Востока. У одного была совсем седая борода, у второго — белокурая, а третий был черен лицом и безбород. Они оставались с нами лишь короткое время и отбыли, принеся в дар младенцу золото, ладан и мирру. Вскоре пришел час возвращаться в Назарет, но я — по причинам, коих не желаю касаться, — изменил свое первоначальное намерение и решил отправиться вместе с семьей в Египет. Однажды, когда солнце уже катилось к закату, на пустынной дороге нас догнал разбойник, за которым шла ужасная слава. Он прознал, что мы везем с собой в мешках на осле золото, и несся за нами от самого Вифлеема. Он отнял наше золото, а потом, как было у него заведено, хотел убить нас. Я стал молить его не делать этого, и он со злобным смехом спросил: «Неужто есть у тебя какой-нибудь способ помешать мне, ведь ты всего лишь дряхлый старик, а сопровождают тебя слабая женщина, новорожденный младенец и осел?» На что я ответил: «Я не могу убедить тебя посредством силы, но могу предложить то, что окажется куда выгоднее, нежели тройное убийство». Душегуб глянул на меня с любопытством и спросил, что же такое я готов дать ему в обмен на наши жизни. Я ответил: «Твою жизнь. Если ты отпустишь нас, не причинив вреда, я обещаю тебе безнаказанность». Его жестокое сердце не дрогнуло, но в уме разбойника мелькнул слабый луч света — он принял договор и отпустил нас.

Мы обосновались в Египте, земле тучнообильной и гостеприимной. Лишившись золота, я вынужден был искать заработок, чтобы нам было на что жить. К счастью, у нас осталась мирра, а она, благодаря своим сохраняющим свойствам, очень высоко ценится среди тех, кто занимается изготовлением мумий. Продавая мирру, я завел знакомство со строителями склепов, а так как я умел, опытен, честен и трудолюбив, они дали мне работу. Таким образом я добился вполне обеспеченного существования для себя и своей семьи.

По прошествии нескольких лет отпала причина, державшая нас в изгнании, и мы возвратились в Назарет. Благодаря тому, что я скопил в Египте, мне удалось вновь наладить свою старую мастерскую, ко мне вернулись заказчики, а затем постепенно угасли и сплетни, гулявшие вокруг нашей семьи. Тем временем Иисус рос и мужал, набираясь ума и обретая Божью благодать. Так все и шло до того дня, пока не явились за мной, чтобы я выполнил мелкую починку в доме богатого человека по имени Эпулон. Увидав его, я тотчас понял, что передо мной стоит тот самый разбойник, который отобрал у нас золото волхвов, когда мы бежали в Египет. Эпулон тоже узнал меня и сильно испугался, потому как теперь он зависел от меня, а не наоборот, но тотчас напомнил мне наш уговор. И я ответил, что, будучи человеком слова, не намерен предавать его. Эпулон вроде бы успокоился, вполне положившись на меня, однако, как он сам мне рассказал, недавно ему приснились тревожные сны — их, как и мое неожиданное появление в его доме, он посчитал знамением. Поэтому Эпулон задумал бежать, но для осуществления плана ему понадобилась моя помощь. За годы, проведенные в Египте, я изучил тонкости тамошних погребальных обрядов; а надо сказать, что знатные египтяне, и в особенности фараон, самыми хитрыми способами стараются защитить захоронения от грабителей, ведь если погребенных лишат тех сокровищ, которые ставятся рядом с телами, они будут навечно обречены на нужду. Воспользовавшись своими познаниями, я придумал и построил гидравлический механизм, способный отодвинуть камень от входа в пещеру через три дня после погребения. Когда меня схватили и обвинили в убийстве, я догадался о хитрой уловке, замысленной мнимым Эпулоном, и тем не менее не мог никому рассказать о его злодействах, не нарушив данного слова. Остальное ты уже знаешь сам.