Читаем без скачивания Удивительное путешествие Помпония Флата - Эдуардо Мендоса

— Это и вправду необычная мысль, — признал я, — три дня провести в пещере, а потом воскреснуть. Разве кто-нибудь способен в такое поверить? В любом случае твои разъяснения, Иосиф, проливают свет на кое-какие вопросы, но в равной мере затемняют другие. Во-первых, мне непонятно, как мог ты пообещать разбойнику Тео Баласу, что он всю свою жизнь проживет безнаказанным, если в силу известных особенностей его ремесла он подвергался постоянным опасностям? И почему он принял договор, хотя в те времена тот должен был представляться ему столь же нелепым, каким сегодня кажется мне?

— Этого я не могу тебе сказать, — вздохнул Иосиф. — Наверное, ты должен просто поверить.

— Нет, — возразил я, — что угодно, но только не вера. Вера не входит в мою методологию. Доверчивость — сколько угодно. Право на ошибку — тоже, потому что ошибки неизбежны, а их осознание является прямой дорогой к истине и поводом для всякого размышления. Но только не вера. Тут мы с тобой занимаем непримиримые позиции. Мало того, я даже не могу уважать твою позицию, хотя ради нее ты и готов был принести в жертву собственную жизнь. Но не бойся, доказывать свою правоту я не стану. Кроме того, уже поздно, и мне пора идти.

— Сперва и ты ответь на один мой вопрос, — сказал Иосиф. — Как ты сумел догадаться, что саркофаг пуст? Гордыня относится к числу смертных грехов, но моя гордость, гордость плотника, все же задета.

— С удовольствием отвечу тебе. Посетив в последний раз дом Зары-самаритянки, уже после ее смерти, я случайно нашел там ключ, который сперва посчитал ключом от тамошней двери, но он не подошел к замку. Так как ключ был новым, я предположил, что он от библиотеки Эпулона, и это тот самый ключ, который исчез с места преступления. Но какой смысл был бы убийце нести его в дом Зары, а не избавиться от него тотчас же без следа, скажем, закопав в землю или бросив в глубокий колодец? Все просто: Лалита унесла ключ с собой, покидая библиотеку через окошко, после того как Эпулон заперся изнутри. Когда я понял это, выводы стали вытекать один из другого. Понимаешь?

— Не до конца, — ответил Иосиф, — но и с более странными вещами мне доводилось мириться за свою долгую жизнь.

На этом мы закончили нашу беседу и собирались вернуться в дом. Поднимаясь со скамьи, я заметил три креста, что стояли в углу двора. Поскольку на изготовление крестов Иосиф затратил свой труд и свои материалы, отныне они по закону принадлежали ему. Я спросил, намерен ли он пустить эти доски в дело, на что он ответил:

— Пока нет. Кресты будут ежечасно напоминать мне о бренности человеческого существования. А со временем посмотрим, как их можно употребить.

Когда мы снова вошли в дом, Мария приблизилась ко мне и сказала, что Иисус отправился спать, поскольку сильно устал за этот день, в течение которого случилось столько всяческих происшествий.

— Он просил меня кое-что передать тебе, — добавила она, вручая мне кошель.

Я открыл кошель и убедился, что там лежат двадцать денариев, обещанных мне за расследование этого дела. Я вернул кошель Марии со словами:

— Спрячь эти деньги и ничего не говори Иисусу. А когда он немного подрастет, потрать их на его обучение. Сумма небольшая, но наверняка ему пригодится. Он умный мальчик и мог бы изучать риторику, или физиологию, или еще что-нибудь, лишь бы это не было связано с религией.

В то же время, что и я, уходить собрались Захария, Елисавета и Иоанн. Я присоединился к ним. Когда мы прошли часть пути, я отозвал Захарию в сторону и спросил:

— Скажи мне правду, почтенный Захария, это ты устроил так, что толпа бросилась на штурм Храма, ты пустил слух, будто там находится Мессия?

— Ты правильно угадал, — ответил он. — Но ведь не было иного способа спасти Иосифа и моего собственного сына от незаслуженной кары. В тот вечер, когда я увидел тебя впервые, мы с Елисаветой как раз и явились к Иосифу, чтобы предложить подобный план. Но он наотрез отказался: предпочел умереть, но не допустить кровопролития.

— К тому же он помнил о запрете произносить имя Яхве всуе, — добавил я, вспомнив слова, сказанные Иосифом на крепостной стене.

— Вижу, ты очень хорошо знаешь Писание, Помпоний, — отозвался Захария, едва сдерживая гнев, — а раз так, ты должен помнить и другие слова: «Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра. Услышав сие, Илия закрыл лицо свое милотью своею, и вышел, и стал у входа в пещеру. И был к нему голос, и сказал ему: что ты здесь, Илия?»

— Разъясни мне их смысл, ибо я не понимаю.

— Слово Божие дано понять лишь тому, кто имеет веру, а у тебя ее нет. И тем не менее поверь хотя бы в то, что я не солгал, сказав, что Мессия находится ближе, чем полагают многие.

— Ладно, — ответил я, — не стану оспаривать твою веру. Но тогда и ты не насмехайся надо мной, если я начну рассказывать про реку, воды которой делают коров белыми.

Мы дошли до места, где наши пути расходились, и дружески попрощались, а вскорости я вновь оказался в своем жалком прибежище.

Я умирал от усталости, однако долго не мог заснуть, и как только Аврора показала свой золоченый трон, поднялся и, не имея при себе ни вещей, ни денег, покинул приютивший меня сарай с намерением ускользнуть, ничего не заплатив за столь убогий кров и столь скаредное гостеприимство. Еще раз прошел я по безлюдным улицам, пока не оказался у дома Зары-самаритянки, единственной, кто за долгие годы моих странствий по миру в поисках мудрости, дал мне, хоть я ее о том и не просил, нечто более ценное, нежели знание. Неужели пресловутый источник, что дарует мудрость, в обмен укорачивая жизнь, это лишь поэтическая форма описания любви?

Все оставалось таким же, как в последний раз. У Зары не было ни родственников, ни друзей, поэтому никто не позаботился навести здесь порядок или уберечь скудное имущество от разграбления, на что оно будет обречено с той самой минуты, как только пронесется слух о его существовании и как только развеется дух страха и смерти, все еще здесь витающий. Чуть позже дом захватит какой-нибудь нищий-попрошайка, или бродяга, или преступник и станет жить в нем, пока ненастья и людская беспечность не превратят его в груду обломков. Подобные размышления ввергли меня в печаль и тоску, и очнулся я, услышав шум, который доносился от двери. Я посмотрел в ту сторону и увидел, как дверь сама собой открывается, словно ее толкнула невидимая рука. Я вспомнил сновидения, рассказанные разбойником Тео Баласом в его исповеди, и почувствовал страх. Несколько мгновений спустя в дверном проеме вычертился силуэт человека в ореоле ярчайшего света, словно ослепительное солнце стояло прямо у него за спиной. Я не сомневался, что мне явилось божество, и, закрыв лицо руками, спросил:

— Кто ты такой и почему решил вырвать меня из плена горчайших мыслей? Может, ты и есть Мессия, о котором я слышал столько разговоров в последнее время?

На что окруженный сиянием пришелец ответил:

— Мессия? Ты совсем спятил, Помпоний, и не способен узнать своих собственных богов.

Я отнял руки от глаз и увидел лицо, юное, улыбающееся, такое знакомое и теперь такое грозное.

— Филипп! — воскликнул я. — Неужто это ты предстал передо мной в божественном обличье?

— Я зовусь вовсе не Филиппом и не являюсь тем, кем ты думаешь, — ответил он. — На самом деле я бог Аполлон, далекоразящий, бог вечной молодости и вестник непререкаемых повелений Зевса. Взгляни на мой не знающий промаха лук и мои золотые волосы, на мои прекрасные кудри. Я принял человеческий облик, дабы наказать коварного Тео Баласа за его бесчисленные преступления, поскольку, как ты знаешь, или во всяком случае должен знать, я покровитель дорог и защитник странствующих. Мне было не слишком трудно жить в услужении у мнимого Эпулона, так как не в первый раз довелось подчиняться повелениям смертных — так меня наказывал Зевс-тучегонитель. Для царя Трои Лаомедонта, к примеру, я выстроил неприступные стены его знаменитого города.

— И тем не менее Троя была разрушена, а Тео Балас сбежал, так и не заплатив за свои бесчисленные злодеяния.

— Это правда, — признал лучезарный Феб. — Я явился с намерением поразить Эпулона меткими стрелами из моего серебряного лука, но сделать этого не сумел, поскольку он успел заключить договор о своей неуязвимости и безнаказанности с другими силами. Тогда я попросил помощи у Геи, владычицы ночных сновидений, и она послала ему нежданных гостей, которые смутили его душу и заставили вернуться на те пути, где я надеюсь в один прекрасный день сквитаться с ним. Да и тебя я тоже защищал в твоих трудах, потому что сам являюсь богом странствующим и сострадаю тем, кто рискует отправиться куда глаза глядят. Ведь это я поднял нищего Лазаря на крылья небесного ветра, чтобы он успел призвать помощь, когда Береника готова была принести тебя в жертву, и это благодаря моему вмешательству Ливиан Малий отклонился от назначенного пути и примчался как раз вовремя, чтобы помешать тем, кто уже штурмовал стены Храма. А еще я догнал убегающего из города Тео Баласа и заставил его написать письмо-исповедь о своих грехах, пригрозив, что иначе пущу за ним следом мрачных Эриний.