Читаем без скачивания Савитри. Легенда и символ - Шри Ауробиндо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И бросает слепые надежды в бессильное пламя.
Бремя достижений минутных обременяет ее шаги своим грузом
И с трудом под той ношей может она продвигаться;
Но часы ей кричат, она продолжает свой путь,
Проходя от мысли к мысли, от желания к желанию;
Ее величайший прогресс есть нужда углубляющаяся.
Материей недовольная, она поворачивает к Разуму;
Она побеждает землю, свое поле, затем требует неба.
Бесчувственные, ломающие работы, ею свершенные,
Через ее труд спотыкающиеся проходят эпохи,
Но по-прежнему никакой великий трансформирующий свет вниз не приходит
И ее падения никакой обнаруживающий восторг до сих пор не коснулся.
Лишь слабый проблеск порой разрывает небеса разума,
Оправдывая неясное провидение,
Что делает из ночи путь к неизвестным рассветам
Или к какому-то более божественному состоянию темный ключ.
В Несознании началась ее задача могучая,
В Неведении она преследует труд незаконченный,
Нащупывает знание, но не встречает Мудрости лика.
Восходя медленно в шагах несознательных,
Подкидыш Богов, она скитается здесь,
Как душа-дитя, оставленная рядом с воротами Ада,
В тумане в поисках Парадиза блуждающая.
В этом медленном восхождении он ее шагам должен следовать,
С самого ее обморочного и смутного подсознательного старта:
Только так последнее спасение земли может прийти.
Ибо только так он может знать причину неясную
Всему, что нас назад тянет и преграждает путь к Богу
В освобождении из тюрьмы души заточенной.
По быстрым тропинкам падения через ворота опасные
Он на серую неясность отважился,
Кишащую инстинктами из бездн бездумных,
Что побуждают носить форму и завоевывать место.
Жизнь здесь была близка со Смертью и Ночью
И ела пищу Смерти, чтобы дышать еще какое-то время;
Она их усыновленным и заточенным была беспризорником.
Принимая подсознание, в царстве немой темноты
Временный житель, она не надеялась больше.
Там, далеко от Истины и светлых вещей,
Он увидел изначальное место, обособленное рождение
Низвергнутой, деформированной и страдающей Силы.
Несчастливое лицо фальши делалось истинным,
Противоречие нашего божественного рождения,
Безразличная к красоте и свету,
Щеголяя она выставляла свой животный позор,
Не прикрытый камуфляжем, грубый и голый,
Подлинный облик был отмечен и узнан
Ее отверженной силы, изгнанной из небес и надежды,
Падшей, торжествующей низостью своего состояния,
Пресмыкающаяся сила, когда-то полубожественная,
Бесстыдная грязь ее звериных желаний,
Ее неведения ошеломленный лик,
Ее скудности голое тело.
Здесь впервые она выползла из своей норы в грязи,
Где она лежала, бессознательная, жесткая, немая:
Ее узость и ступор ею владели еще,
Тьма к ней цеплялась, не стертая Светом.
Туда не приближалось освобождающее касание свыше:
Взгляд вверх был чужд ее зрению,
Забыто бесстрашное божество ее марша;
Отвергнуты были слава и счастье,
Авантюра в опасных полях Времени:
Ей с трудом удавалось, барахтаясь, продолжаться и жить.
Беспокойный туман ищущего Пространства обширный,
Регион без луча света, в смутные поглощенный покровы,
Что казался, безымянный, бестелесный, бездомный,
Запеленатым, лишенным зрения бесформенным разумом,
Просившим тело, чтоб передать свою душу.
Его молитва отвергнута, он на ощупь искал мысль.
Не наделенный еще способностью думать, едва существующий,
Он раскрылся в роковом мире пигмейском,
Где был этой магии несчастливой источник.
На смутных границах, где встречаются Жизнь и Материя,
Путешественник миров бродил среди вещей полузримых, полуугадываемых,
Преследуемых неуловимыми началами и концами утраченными.
Там жизнь была рождена, но умерла, прежде чем смогла жить.
Там не было ни прочной почвы, ни постоянного течения;
Лишь какое-то пламя бездумной Воли силу имело.
Он сам себе был неясен, наполовину ощущаемым, смутным,
Словно в стремлении Пустоты быть.
В странных владениях, где все живым было чувством,
Но руководящая мысль не была ни причиной, ни правилом,
Лишь незрелого детского сердца криком об игрушках блаженства,
Разум мерцал, неорганизованный младенческий пыл,
И направлялись беспорядочные бесформенные энергии к форме
И принимали каждый язык пламени за ведущее солнце.
Эта слепая сила не могла шаги разумные делать;
Просящая света, она ходу тьмы следовала.
Несознательная Сила, нащупывающая сознание,
Материя, ударяемая Материей, мерцала к чувству,
Слепые контакты, реакции медленные выбивали искры
Инстинкта из укутанного сублиминального ложа,
Ощущения толпились, немые заместители мысли,
Восприятие отвечало пробуждающим ударам Природы,
Но еще было механическим откликом,
Дрожью, прыжком, стартом в дреме Природы,
Грубые несдерживаемые импульсы толкаясь бежали,
Не заботясь ни о каком движении, кроме их собственного,
И, хмурящиеся, сталкивались с еще более темными,
Свободные в мире утвержденной анархии.
Потребность существовать, инстинкт выжить
Завладели волей напряженного мгновения, что подвержено риску,
И слепое желание пищи чувствовалось.
Порывы Природы были законом единственным,
Сила боролась с силою, но без результата оставшегося бы:
Были достигнуты лишь неведающие захват и толчки,
И не знающие своего источника инстинкты и чувства,
Чувственные наслаждения и страдания, быстро ловимые, быстро теряемые,
И грубое движение жизней недумающих.
Это был не необходимый суетный мир,
Чья воля могла принести скудные результаты печальные,
Бессмысленное страдание и серое беспокойство.
Ничто, казалось, не стоит труда, нужного для его появления.
Но не судил так его духа глаз пробужденный.
Как сияет свидетельствующая звезда одинокая,
Что горит особняком, одинокий часовой Света,
В дрейфе и изобилии Ночи бездумной,
Одинокий мыслитель в мире бесцельном,
Ожидающий какого-то огромного рассвета Бога,
Он видел цель в трудах Времени.
Даже в этой бесцельности совершалась работа,
Несущая в себе волю магическую и перемену божественную.
Первые корчи змеиной космической Силы,
Раскручивающейся из мистического кольца транса Материи;
В теплый воздух жизни она подняла свою голову.
Она не могла еще сбросить сон цепенеющий Ночи
Или нести уже разума чудо-полоски и пятна,
Возложить на свой украшенный драгоценностями капюшон корону души,
Или подняться прямо во вспышку духовного солнца.
Пока еще были видны только сила и грязь,
Сознание, тайное ползущее к свету
Через плодородную слизь вожделения и чувства роскошествующие,
Под телесной коркой себя утолщенного
Медленная пламенная работа во тьме,
Мутная закваска страстной перемены Природы,
Фермент творения души из грязи.
Небесный процесс эту серую маскировку надел,
Неведение падшее в своей сокрытой ночи
Трудилось, чтобы выполнить его неприглядную немую работу,
Камуфляж нужды Несознания,
Чтоб освободить славу Бога в грязи Природы.
Путешественника миров зрение, духовное в очах воплощенных,
Могло сквозь серую фосфоресцирующую дымку проникнуть
И рассмотреть изменчивого потока секреты,
Что оживляют эти немые и прочные клетки
И ведут мысль и стремление плоти,
И вожделение острое, и ее желания голод.
Это тоже он наблюдал в ее сокрытом потоке
И до чудесного источника проследил ее действия.
Мистическое Присутствие, исследованию или власти ничьим недоступное,
Творец этой игры света и тени
В этой сладкой и горькой парадоксальной жизни
Интимностей души просит от тела
И быстрой вибрацией нерва
Присоединяет его
