Читаем без скачивания Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлинский насмешник

Поет, словно «Алмазную сутру»:

Сердце бешено забилосьу Яньло от этих слов,И два демона сбежалисьна его поспешный зов.Их направил к дому Чжао,под его достойный кров.Там Хуан читала сутры,осветив в ночи альков.Вдруг увидела: пред неюдвое отроков – послов.

Декламирует:

Один – это добрый посланец небес,Другой – злобный якша, молоденький бес.[1402]Хуан прервала свое чтение в миг,К гостям обращен ее праведный лик.«От дома какого к слуге недостойнойПришли вы?» – «Сударыня, будьте спокойны,Не вашей семьи драгоценной родня,Из царства теней к вам послали меня.Зовет тебя, матушка, мудрый Яньло,От сутр, что читаешь ты, в небе светло.»От слов этих мигом сковал ее страх,К ним с просьбой она на дрожащих устах.«С фамилией той же и с той же судьбойДругую возьмите к Яньло вы с собой.Готова на сотни милльонов смертей,Но как я сиротами брошу детей?!Ведь доченьке старшей лишь девять годков,А младшей-то шесть!.. Как оставить мне кров?!Сынку малолетнему – три миновало,Его берегла и ласкала так мало!Отпустите если, то жизни по гробУсерднее буду творить я добро!»Ей отроки молвили из темноты:«Кто помнит “Алмазную сутру”, как ты?!»

Добрый и злой отроки, слушавшие мольбы праведной Хуан, никак не могли взять ее с собой. До того сильно любила она деток своих, что не в силах была с ними расстаться. Торопить ее стали отроки: «Матушка добрая, смерть возьмет тебя в третью ночную стражу,[1403] не отложить даже до четвертой. Это здесь в световом мире ты свободна, вольна. А царство теней не допустит отсрочки. Промедлив, мы согрешим, и никакие оправданья не помогут.»

И решилась тогда Хуан. Велела дочери нагреть воды и после омовения, пред Буддою представ, ноги по уставу сложив, молча села. Душою подлинной предстала Хуан перед владыкой Яньло.

Поет на мотив «Осень над Чуской рекой»:

Жизнь – как молнии вспышка, как сон по утру.Человек пред кончиной – свеча на ветру.Уже встретила я государя Яньло,В дальний путь собралась, одеянье бело.С Ностальгической башни[1404] взгляну я назад.Как терзаюсь слезами родимых ребят!Вы в льняных поясах и в простом одеяньиБейте в гонги, готовьте мой гроб к отпеванью.

Произносит, как прозу:[1405]

Оставим в стороне то, как страдал Линфан.

Расскажем об идущей в мир теней Хуан.

Достигла адских берегов Най-хэ реки.[1406]

Пред Золотым мостом[1407] замедлила шаги.

«Кто удостоен Золотым мостом идти?»

«Тот, кто читает сутры с верою в груди».

А под мостом вздымался столб кровавых брызг,

И ужасали крики скорби, плач и визг.

Кружились змеи посреди кровавых луж,

От яда их страдало столько грешных душ!

Вот впереди Гора Разломанных монет

«Какой заложен в сем названии секрет?»

«Жгут люди жертвенные деньги, – был ответ, —

Сжигают не дотла, и так милльоны лет —

Гора скопилась из таких полумонет.

Так и назвали. И других секретов нет».

Невинно убиенных град перед Хуан —

Им нет перерожденья, их судьба – туман.[1408]

От состраданья заболела голова

Хуан, «Алмазной сутры» вырвались слова.

Открыли грешники в реке свои глаза,

Покрыли гору трупов пышные леса,

Земля не от огня – от лотосов красна —

Ад облаком благим укрыли небеса.

Торопят отроки Хуан покинуть град,

Спешат правителю Яньло, подать доклад.

Поет на мотив «Овечка с горного склона»:

Драгоценный алтарьвсех явлений ВселеннойПред Хуан вдруг предстал ослепленной.Два посланца о нейдоложили мгновенно,И Яньло ее принял степенно.Позабыв о жизни бренной,Пав коленопреклоненнойВозле золотых ступеней,Слушала Хуан в волненьи.«Расскажи нам откровенно,Как ты долго с неизменнымПостоянством чтишь ученье,В сутрах ищешь просветленье?Было ли тебе явленьеБодхисаттвы Гуаньинь?Без утайки говори!»«Лет с семи соблюдаю посты, и в надежде,Что Всевышний услышит, отверзнутся вежды,Жгла я жертвы без устали день ото дняИ тогда, когда замуж отдали меня.Проникала в учение сутры нетленнойИ жила с мужем жизнью я кроткой, смиренной.»

Произносит, как прозу:

«Узнай душою праведной Яньло наказ, —

В ответ услышала Хуан Владыки глас. —

“Алмазной сутры” много ль знаков помнишь ты

И выделенных мест, темнее темноты?

Иероглифом каким вздымается канон?

Каким он опадает, плавно завершен?

Какие в центре? Если помнишь все как надо,

Вернешься к жизни. За усердие – награда!»

Пред пьедесталом золотым Хуан встает:

«Услышь, мой государь, рабы твоей отчет.

Пять тысяч сорок девять слов в Каноне, как одно!

Черт – восемьдесят да четыре тысячи всего.[1409]

Иероглиф “сущность” – первый, а последний – “карма,[1410]

Знак “долга” в центре, рядом – “бремя”, ему парный.[1411]»

Свой не окончила рассказ, и вдруг в ночи

Пронзили трон Яньло тончайшие лучи

И посветлел драконий лик[1412] царя смертей.

«Что ж, отпущу тебя взглянуть на мир людей.»

Решенье услыхав, ответила тотчас:

«Внемли, о государь, рабе в последний раз.

Пускай я не вернусь в семью простых невежд,

И грешных крашенных[1413] не надо мне одежд.

Быть добродетельной четы хочу я сыном,

Каноны Будды чтить всю жизнь, пока не сгину.»

Взяв кисть, Яньло вердикт свой начертал мгновенно:

«Быть отпрыском семьи богатой и степенной,

Войти младенцем в Цаочжоу к старым Чжанам,

Чтобы могилы их не заросли бурьяном.

Супругов добродетельных очаг согрей,

Чьи славны имена меж четырех морей.

Прими забвенья прошлых жизней эликсир.

Сквозь чрево досточтенной Чжан ступай в сей мир.

Лишь слева на локте младенческой руки

Впишу иероглифов две красные строки.

То явится в перерождении Хуан,

Чей муж никчемный в прошлой жизни был Линфан.

Даровано мужское ей перерожденье

И долголетие за тягу к просвещенью.

Пусть Чжан взлелеет сына, как бесценный дар,

Отцовство – чудо, если ты уже столь стар».

Поет на мотив «Креповое черное платье»:

В точности осуществилсягосударя план –Обрела мужское тело,стала Чжан – Хуан.И богач расцвел от счастья.Сын в три года повзрослел,В семь – явил он светлый разуми в науках преуспел.Редкостным Талантом звали –зарекли от бед.Первым тронный сдал экзаменв восемнадцать лет.

Так вот. Выдержал восемнадцатилетний Чжан Цзюньда – Редкостный Талант экзамены и занял пост уездного правителя Наньхуа в Цаочжоу. Как вступил он в должность, первым делом занялся казенными налогами, потом обсудил дела управы и тут вспомнился ему прежний дом. Велит он двоим посыльным: «Идите пригласите Чжао Линфана. Поговорить надобно». Посыльные без промедления направились к дому Чжао и пригласили Линфана.

Произносит, словно прозу:[1414]

Линфан один в своем дому читал каноны —

Усердно он молился Будде.

Когда посыльные вошли к нему с поклоном

И он узнал, в чем дело, – тут же

Собрался, приоделся чинно по параду

И вышел посетить управу.

Войдя, он поклонился в зале по обряду.

Его почтил сановник главный —

Правитель Чжан! Он принял мясника на славу!

И усадил его с почтеньем.

Любезностями обменялись по уставу,

Подали слуги угощенье.

«Ты, сударь, – мой хозяин и супруг Линфан

Из рода Чжао. Приглядись!

Ведь я – жена твоя, умершая Хуан.

Мужчиною вернулась в жизнь.

Не веришь? Отойдем на тихую веранду,

Сниму одежды при свече:

Там надпись киноварная вещает правду

Иероглифами на плече.

Что дочка старшая, любимица, уже

Живет женой в ином дому,

Что младшей дочки муж – достойный Цао Жэнь