Читаем без скачивания Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том III - Дэн Абнетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кровь Волка растекалась по полу. Рука с клинок дернулась, меч с лязгом выпал из ладони, а голова откинулась на палубу.
Он снова вскочил, все тело пылало адреналином. Связывался Волк по воксу перед тем, как напасть? Слышали ли другие звуки их схватки? Теперь время играло против него, а до командного мостика было еще далеко. Миссия выполнена только наполовину, а судьба уже нарушила его планы.
«Судьба? — криво усмехнулся он. — С каких пор мы верим в нее?»
Он выскочил из коммуникационного отсека и побежал по коридорам. Осторожность теперь была пожертвована в пользу скорости.
За его спиной в отсеке остались лежать восемь тел. На металле палубы смешивалась их кровь.
Ква почувствовал смерть, как укол в основное сердце. Резкая боль, короткая и слишком неожиданная. Его разум был непрочно связан с миром чувств, частично блуждая внизу и свободно перемещаясь среди туманов и темноты. Он видел перед собой часть туманности Алаксес, проход внутри нее разделялся, показывая путь в открытый космос, где их ждала смерть.
Он резко сосредоточился, сильно моргая. Жрец находился в комнате предсказания, воздух был насыщен едким дымом, на камне лежали вскрытые тушки воронов. Как обычно, по бокам от Ква стояли его спутники — рунические хранители. Они походили на перевернутые тени: подчиненные и постоянные.
— Вы почувствовали это? — спросил Ква, потянувшись за посохом.
Они кивнули на ходу. Близнецы, генетические братья, которых забрали со льда и отдали под опеку жречества. Их доспехи были идентичны, руны на них нанесены симметрично. Таким всегда был путь на Фенрисе, для тех годи, которые были достаточно сильны, чтобы управлять им. Два ученика, одна душа на два тела, ну, или так говорилось в старых мифах.
— Как кто-то смог проникнуть на борт? — пробормотал Ква. — На этом корабле вообще есть охрана?
Двери комнаты предсказания открылись, выпустив растекшиеся по палубе клубы дыма. Ква вышел, стуча посохом, рунические хранители шли за ним, держа наготове длинные топоры. Он мог поднять общую тревогу, но так будет быстрее — жрец уже знал, куда идти и кого преследовать. Хотя было странно, что душа убийцы только сейчас показалась на поверхности варпа.
«Он осмелились прийти сюда — на флагман. Я впечатлен».
— Ведите меня, — проскрежетал Ква, позволив разуму скользить по хрупкой связи между мирами. Он следовал за существом из плоти и крови, но следы его поступка повиснут в эфире, как кровь на воде. — Воин это или нет, он будет визжать, прежде чем я перережу ему глотку.
Русс бросил костяные символы на пол, и они застучали по камню. Руны упали среди завитков и пересечений вырезанного на каменном полу орнамента, некоторые лицом вниз, другие вверх. Их освещал тускло-ржавый свет туманности.
Бьорн посмотрел на них, не зная, что должен понять. Он не был прорицателем, и для него сочетание костей выглядело случайным.
Однако Русс пристально рассматривал их. Он опустился на колени, приглядевшись к положению символов относительно друг друга.
— Жад, — пробормотал он, позволив пальцу повиснуть над руной, но не касаясь ее. — Каман. Ливаз. Так, эта выпала снова.
Бьорн пытался увидеть то же, что и примарх, но у него не вышло.
Русс взглянул на воина.
— И так каждый раз, — сказал он. — Вариации, но основа не меняется.
Бьорн проглотил свою гордыню, опустился на камень, и теперь они вдвоем изучали круги.
— Выбор есть всегда, — сказал Русс. — Судьба никогда не закрывает дверей, просто показывает трещины вокруг них. Вот эта повторяет одно и то же на протяжении многих дней.
Примарх сухо взглянул на Бьорна.
— Что Волки никогда не покинут кровавый колодец.
Бьорн снова посмотрел на круги. На краткий миг, как и говорил примарх, он в самом деле что-то увидел. Не образ, но своего рода определенность, вызванную порядком символов. На мгновенье пол стал прозрачным, показав пространство под собой — исчезающие в бесконечность звезды, отмеченные только тысячей мерцающих путей сквозь пустоту.
Видение прошло, но дало Бьорну определенное понимание того, что видел примарх. Возможно, Русс видел те образы даже в этот момент. А возможно, видел их всегда.
— Выход должен быть, — сказал Бьорн, вернувшись по старой привычке к упрямой вере воина.
Русс язвительно рассмеялся и пожал плечами.
— Я бросаю эти камни на круг и задаю два вопроса. Можем ли бы сбежать? Можем ли мы сражаться? В обоих случаях они дают мне один и тот же ответ.
Он потянулся за руной с черной волчьей головой: Моркаи. Бьорну не нужно было говорить, что она значила.
Он почувствовал, что в нем растет раздражение. Флот по-прежнему отступал. Несомненно, бои скоро возобновятся, и было бы лучше готовиться, чем копаться на полу в поисках руководства от эфира.
— Эти ответы бесполезны для нас, — сказал воин, поднимаясь. — Какой смысл в вопросах?
Русс тоже встал.
— Мы должны понять их.
Он провел рукой по светлым волосам.
— Рано или поздно, Гунн найдет выход из туманности. Он направится туда, делая то, чему был обучен. Начнет третье сражение, веря, что открытый космос даст ему то преимущество, которое он ищет. По крайней мере, это будет бой. Так он будет считать. Если нам суждено погибнуть, не достигнув Терры, лучше сделать это с клинком в руках.
Русс покрутил плечами, и Бьорн впервые увидел усталость в движениях примарха. Сколько времени он занимался гаданием, снова и снова?
— Но это погубит нас, — продолжил Русс. — Как и продолжение бегства в этих туннелях, так как Альфа-Легион может действовать дольше нас, быстрее и с большим количеством кораблей. Так что остается? У меня есть только это — продолжать идти дальше.
Бьорн посмотрел на него скептически.
— Вы сказали, что Волки никогда не выберутся из кровавого колодца.
— Если бы вюрд был написан… — Русс попытался выдавить вялую улыбку. — Подумай о нас, Однорукий. Мы всегда сражались в войнах других. Мы преследовали каждого ренегата и ксеноса и вырывали им глотки. Мы не щадили себя на алтаре воли моего отца и были рады этому, цементируя тем самым наше место подле него. Мы стали верить историям, которые сами выдумывали, чтобы устрашать наших врагов. Мы были цепными псами, часовыми, следящими за тем, чем не стоило следить.
Бьорну не нравился скептический тон в голосе Русса. Он же говорил об истинных вещах, о том, что определяло Легион.
— Всегда работали в одиночку, — сказал Русс, качая головой, как будто недоуменно. — Я призывал к ответу братьев, давая понять, что мы сделаем все, чтобы сберечь Великий крестовый поход. Хель, я даже отправился за Ангроном. Моим искалеченным братом. О чем я думал — что добьюсь успеха с ним? Что за высокомерие?
— Мы были необходимы, — спокойно ответил Бьорн.
— Да, да, были, но для кого? Какой еще Легион губил бы себя на Просперо, когда можно было завоевать новые миры, чтобы отбросы человечества могли плодиться и хныкать? Хватит этого!
Вернулся старый гнев. Воздух задрожал от низкого рыка, тут же подхваченного лежащими истинными волками.
— Ярл, я не понимаю, о чем вы говорите, — сказал Бьорн.
— Только об одном, — ответил нетерпеливо Русс. — Это не может продолжаться. Мой брат разорвал Империум ложью, и если мы не изменимся, тогда заслуживаем той же участи, что и уничтоженные нами колдуны. Я больше не буду палачом Императора. Я больше не хочу видеть моих сыновей искалеченными, лишившимися союзников, цепляющимися за старые мифы о превосходстве. Здесь лежит путь. Здесь находится дорога через чащу, и мы должны научиться видеть ее.
Он снова наклонился. На камне лежало еще три руны, все лицом вниз. Русс взял их и показал Бьорну первую.
— Многоголовый змей, — сказал он.
— Альфа-Легион
— Похоже на то.
— А другая?
Русс перевернул руну.
— Бьорн. Медведь. Ни разу не падала лицом вверх. Ни разу. Как думаешь, почему?
Бьорн посмотрел на нацарапанный символ и что-то внутри него застыло. На миг он ощутил непрошеное чувство бесконечности, гнетущего времени, холодных теней, утраты, терзающей его, словно рана.
— Вот почему вы вызвали меня, — понял Бьорн.
— Ты — часть происходящего. Каждый раз, как я разгадываю путь будущего, я вижу там тебя, на самом краю, и поэтому я хочу, чтобы ты был рядом, когда я переделаю Легион. Чтобы ты был со мной, когда мы пойдем дальше.
Бьорн посмотрел на примарха, и тяжесть на сердце не уменьшилась.
— Это место ненавидит нас, — сказал он. — Он раздавит нас еще до того, как все закончится.
— Нас ненавидит вся галактика, — сказал Русс с ноткой несдержанности. — Всегда ненавидела. Если мы хотим выжить, нам нужно насолить ей еще немного.
Сверхъестественный порыв телепортации был милосердно коротким. Содрогание пустоты, укол холода с едва слышимым воем вакуума, и на этом все.