Читаем без скачивания Линия красоты - Алан Холлингхёрст

— Что такое? — спросил он.

Она прошла мимо и села на кровать, глядя на него все с той же зловещей усмешкой. День за днем Ник видел ее все в том же легком платье в цветочек, но сейчас ему вдруг показалось, что это платье ничего не прикрывает. Он сел рядом, обнял ее, потер ей плечи, как будто стараясь согреть, хотя она горела, словно ребенок в лихорадке. Спросил:

— Я могу что-нибудь сделать?

Голос прозвучал жалко, словно Ник не ее, а сам себя успокаивал, — в сущности, так оно и было. В глубине зеркала отражались две хрупкие фигурки, два юных лица с очень похожим выражением — страха и одиночества.

— Ты не мог бы прибрать у меня в комнате? — тихо попросила Кэтрин. — Унеси все оттуда вниз.

— Ладно.

Ник вышел в коридор, заглянул в комнату Кэтрин. Здесь, как всегда, шторы были задвинуты, и воздух пропитан сигаретным дымом. Тревожный красный свет торшера заливал беспорядочную груду белья на кровати. Машинально, хоть его никто не видел, Ник выпрямился и откашлялся, словно говоря: «Все в порядке, я все беру на себя». Мысль его лихорадочно работала, однако продолжала цепляться за последние секунды непонимания. Он оглядел стол, кровать, сваленную в кучу одежду на антикварном ореховом кресле. В углу спальни была раковина, и в ней Кэтрин выложила рядком, словно инструменты перед операцией, с полдюжины острых предметов: тяжелый мясной нож, тесак с двойной ручкой и волнистым лезвием, пару Длинных, остро заточенных ножей для разделки рыбы, пару кинжалов, коротких и толстых, которыми Джеральд ловко протыкал оленину. Ник собрал все эти штуки и с опаской, словно они могли ожить у него в руках, отнес по лестнице вниз.

Кэтрин запретила кому-либо звонить, намекнула, что, если он попробует, может случиться что-нибудь похуже. Ник мерил шагами комнату, ломая голову, что теперь делать, и с ужасом понимая, что экзамен на умение жить в мире Федденов он провалил. При одной мысли о том, что ее родители узнают, к горлу подкатывала тошнота. Все, как он и опасался: он их подвел, оказалось, что ему нельзя доверять. Может быть, попытаться разыскать Тоби? Но Тоби для Кэтрин — никто, в ее глазах он заслуживает в самом лучшем случае безразличной вежливости. Снова и снова Ник прокручивал в голове эту ситуацию. Убеждал себя, что кризис миновал, что, возможно, и кризиса-то никакого не было — просто своего рода ритуал, встреча лицом к лицу с тем, что притягивает и страшит. Что, так или иначе, опасность уже позади. Теперь Кэтрин молчала, сжавшись в комочек на диване, выглядела усталой, казалось, готова была уснуть сидя. Возможно, думал Ник, сегодняшний день уже превратился для нее в далекое смутное воспоминание. Возможно, она все это спланировала и подгадала к его возвращению. Возможно…

И тут она сказала:

— Ради бога, не оставляй меня одну.

И он ответил:

— Что ты, конечно, не оставлю.

Да, и об этом говорил Тоби на озере: у нее бывают моменты, когда она просто не может оставаться одна, кто-то обязательно должен быть рядом. В то время Ник мечтал стать одним из персонажей в истории этой семьи, взять на себя братский долг Тоби. Что ж, так оно и случилось, и теперь в Уиллсдене его ждет Лео, а Кэтрин просит, чтобы он не оставлял ее одну.

Ник отвел ее вниз, в гостиную. Она подошла к встроенному проигрывателю, не глядя, достала пластинку, не глядя, поставила — словно из последних сил стараясь доказать Нику, что еще способна хоть что-то сделать. Игла скакнула на середину диска, как будто разыскивая нужную композицию.

— А-а! — протянул Ник: он узнал скерцо — Четвертая симфония Шумана.

Украдкой поглядывая на Кэтрин, заметил, что она прикрыла глаза и полностью отдалась музыке. Что ж, наверное, это хорошо. И сам Ник, несмотря на волнение и тревогу, на несколько минут забылся: очень уж красиво это краткое возвращение трио перед волшебным переходом к финалу… Ясно чувствуется влияние Пятой симфонии Бетховена. Если бы Кэтрин спросила, Ник мог бы объяснить ей и это, и связь Четвертой симфонии со Второй, и то, как вся она вытекает из вступительного мотива, если не считать второй темы финала, совершенно неожиданной…

Тут он опомнился и встал, чтобы идти вниз и позвонить родителям Кэтрин. Однако, выйдя из комнаты, вдруг вспомнил о Лео — и почувствовал, что теряет свой единственный шанс, так что решил сперва позвонить ему, а звонок во Францию отложить на потом. Он не знал, как объяснить Лео, что случилось. Правду не скажешь — такая правда не для незнакомца. Выдумать какую-нибудь отговорку? Но Лео поймет, что это отговорка, и сделает неправильный вывод… Так ничего и не придумав, Ник откашлялся и начал набирать номер.

Лео снял трубку сразу. Отвечал довольно резко — но это, как сразу объяснил, потому, что он сейчас ужинает и еще не готов идти (сообщение, подбодрившее Ника). Голос его, чуть насмешливый, полузабытый за неделю, звучал точно так же, как и в прошлый раз. Ник только начал извиняться, как Лео все понял и самым дружелюбным тоном ответил: мол, все нормально, даже удачно, что так вышло, он и сам сейчас чертовски занят.

— Ну хорошо, — с облегчением ответил Ник. А в следующий миг почувствовал, что Лео мог бы выказать и чуть побольше сожаления, и добавил: — Мне очень жаль, что так…

— Все нормально, друг, — негромко ответил Лео, и Нику показалось, что он там не один.

— Я по-прежнему очень хочу с тобой познакомиться.

Наступило короткое молчание; затем Лео сказал:

— Я тоже.

— Как насчет выходных?

— Нет, в выходные не выйдет.

Ник хотел спросить почему, но тут же сообразил: в выходные Лео встречается с другими кандидатами.

— Тогда на следующей неделе? — спросил он, пожав плечами, хоть Лео этого и не видел.

Ему хотелось познакомиться с Лео до того, как вернутся Джеральд и Рэйчел, чтобы пригласить его в дом.

— Можно. На карнавал пойдешь?

— Может быть, в субботу… Знаешь, давай до карнавала.

Ник очень хотел пойти на карнавал, но боялся в первый раз встречаться с Лео в шумной толпе, где так легко потерять друг друга.

— Ну, звякни на той неделе, — заключил Лео.

— Да-да, конечно, позвоню, — с натужной бодростью ответил Ник. Его охватило такое отчаяние, что даже губы шевелились с трудом. — Послушай, мне очень жаль, что сегодня так вышло. Я обязательно это заглажу.

Снова недолгое молчание. Ник чувствовал, что последняя его фраза — а с ней, возможно, и все его будущее — покачивается на незримых весах. Наконец Лео проговорил хрипловатым полушепотом:

— Будь спокоен, загладишь!

И не успел Ник расплыться в улыбке, как его собеседник повесил трубку.

Понятно, почему он молчал, думал Ник, понятно, почему разговаривал так холодно. Очевидно, рядом с ним был кто-то еще. Что ж, все не так уж плохо. На самом деле даже отлично. Проходя через холл, он остановился перед огромным, тяжелым зеркалом и сказал себе, что выглядит очень мило: невысокий, но ладный, чистая матовая кожа, вьющиеся волосы. Лео обязательно в него влюбится! Непременно влюбится — вот увидите!.. Тут он вспомнил о Кэтрин и, побледнев, поспешил наверх.

Когда стало попрохладнее, Ник и Кэтрин вышли в парк. Он очаровывал Ника не меньше дома Федденов: огромный, словно городской парк в каком-нибудь старом европейском городе, но частный, с трех сторон огороженный высоким викторианским забором, обсаженный кустами, оплетенный непроницаемой зеленью. Было на окрестных улицах одно или два местечка, откуда посторонний мог заглянуть в парк и увидеть дорожку, обсаженную платанами, лужайку, фланирующую парочку или престарелую даму с такой же дряхлой болонкой. А порой в летние вечера, под пение дроздов в листве, Ник видел, как проходит мимо ограды по своим делам какой-нибудь парень — и хотелось улыбнуться ему и помахать рукой, но кто его знает, как он это воспримет. Были в саду и свои укромные места: сторожка садовника, куда вел один тайный изгиб тропы, детская площадка с горкой и песочницей, где болтали и украдкой сплетничали о хозяевах няни в форменных костюмах, а в дальнем конце парка — теннисный корт, откуда в августовских сумерках, оттеняя покой и свободу гуляющих, доносились сложно-ритмичные возгласы и глухие удары по мячу.

Прямо за домами из конца в конец парка бежала широкая, усыпанная гравием дорожка с дождевыми канавками по обеим сторонам. В эти канавки закатывались детские мячи, а в жаркое и сухое лето, такое, как сейчас, уже в августе тихо опускались туда первые, еще зеленые, листья. Ник и Кэтрин шли по дорожке, держась за руки, словно супружеская пара. И в самом деле, Ник чувствовал какую-то странную, почти официальную связь со своей спутницей. По сторонам дорожки через регулярные интервалы попадались викторианские скамейки, сделанные безо всякой оглядки на удобство; между ними на траве сидели люди, болтали и закусывали, наслаждаясь теплым летним вечерком.