Читаем без скачивания Книжные дети. Все, что мы не хотели знать о сексе - Елена Колина

тема урока: «Рассказы Чехова», 1979 год

– Кто расскажет про социальную никчемность Душечки? – спросила учительница и поощрительно-насмешливо взглянула на девочек на третьей парте у окна: – Ну, давай ты, Зина… или ты, Ася… вы же у нас «книжные девочки». Они были «книжные девочки», вечно сновали из подъезда в подъезд с книжками в руках – «я уже прочитала, на тебе». Но «книжная девочка» – это не книжный мальчик, нежный толстый очкарик с глазами больше, чем очки, живущий в нереальном мире, до обеда он Д’Артаньян, после обеда Монтигомо Ястребиный Коготь, а завтра пятнадцатилетний капитан, Дюруа, князь Андрей и даже госпожа Бовари. «Книжная девочка» – это совершенно иной психотип. Для нее только она сама реальна, а все остальные – персонажи. Книжная девочка читает-читает-читает, но живет в реальном мире – шалит, влюбляется, играет во взрослые игры, идет на рискованные эротические эксперименты. Книжной девочке все это гораздо легче, чем просто девочке. Она использует чужой опыт, она уже знает то, что обычная девочка узнает гораздо позже или не узнает никогда.

Тоненькая, большеглазая, похожая на холодного ботичеллиевского ангела Зина читала все, а похожая на пухленького шаловливого рубенсовского ангела Ася читала только «про любовь». У Зины все прочитанное было сложено в голове, как в кладовке, все баночки по полочкам и все подписаны, она в любой момент могла вытащить все, что ей требовалось, – сюжет, имена персонажей, рассмотреть, приложить к себе и убрать обратно. Ася читала Мопассана и Золя – набиралась опыта. И пристально, как петух выглядывает зернышко в куче мусора, выбирала «про любовь» из «Войны и мира» – наполняла себя литературными любовями. Чужие любови роились у нее в голове, как будто это не книжки, а сплетни: «А он что?.. А она что?..»

Зина переживала, что она все еще плоская, почти как мальчик. Зина думала, что она плоская, как мальчик, а Ася – от Аси глаз не отвести! Ася как рюмочка – пышная грудь, талия перетянута широким ремнем, она будто затянута в корсет. А Ася думала, что Зина невыносимо красивая, а сама она просто толстушка. Но не переживала нисколько. Ася уже была желанной, любимой.

У Аси был роман со взрослым мужчиной. Ася сама не понимала, осталась она физически девственницей или нет, – скорее, нет. Во всяком случае, она себя больше девственницей не считала.

Как назвать сексуальные отношения взрослого и пятнадцатилетней девочки – любовь? Зина настаивала на страшных книжных словах «растление», «совращение», а Ася ни за что не согласилась бы с расхожей формулировкой, что ее «растлил какой-то тип». Она не влюбилась в этого человека, но это было еще лучше, чем любовь, – быть не такой, как все, вести двойную жизнь. Она приходила на уроки из постели взрослого влюбленного мужчины и непонимающе смотрела на одноклассниц – как они могут переживать из-за оценок?!.. Ася рассказывала Зине подробности – как он ее целует, как гладит, какие слова шепчет. Зина слушала – и не слышала, как будто мысленно зажимала уши и кричала сердито – не говори, не говори!

Роман длился месяц, и в обеих девочках все это время пузырьками бурлил страх, выплескивался наружу: Зина нервно похудела, побледнела, а Ася нервно поправилась, порозовела. Зина боялась, что Ася теперь – плохая, а Ася волновалась, чтобы не узнали.

– А мне нравится Душечка! Она любит всех своих мужей, – с места сказала Ася.

Ася взглянула на Зину, Зина улыбнулась Асе.

Итогов этого месяца – месяца растления, любви? – было два, Зинин больной живот и Асины стихи. У Зины все время Асиного романа болел живот – от страха. Роман закончился, но боль не прошла, и ее маме пришлось отвести Зину к врачу, откуда они ушли с диагнозом «нервный спазм кишечника». Ася начала писать стихи, стихи лились из нее непрерывно, как вода из крана. Ася никогда прежде не проявляла интереса к литературному творчеству, Ася рисовала. Отец кричал ей «рисуй!», как другим кричали «делай уроки!». И вдруг – стихи. Стихи были совершенно эротическиоткровенные, бесстыдные-бесстыдные, написанные человеком, который без всякого стыда счастлив на празднике своего тела.

Зина выбрала самое нейтральное и послала стихи в журнал «Юность». Стихотворение начиналось со строчки «Спасибо, что все оказалось похоже…» и было о физической любви, но можно было подумать, что о любви ко всему, к жизни.

Никто не удивился, когда Асины стихи напечатали в «Юности», а затем в сборнике «День поэзии». А чему было удивляться? Все знали, что Ася талантлива во всем, она рисовала, мгновенно преображала тусклое платье каким-нибудь странным штрихом вроде кусочка меха, выдранного из сапога, фотографировала – и забывала проявить пленку, читала запоем стихи – и не узнавала ни одного поэта. Ася была небрежно талантлива, а небрежному таланту всегда успех. Зина умерла бы от счастья, если бы ее напечатали, а Ася, увидев журнал со своими стихами, улыбнулась и сказала что-то вроде «мя-ау!». Но у Зины была только одна способность – Зина все читала и все помнила.

– Женщина предназначена для любви к мужчине, – сказала Ася.

– Какому такому муш-шчине? – удивилась учительница.

– Не к муш-шчине, а к Гению или хотя бы Таланту, – вмешалась Зина. – Женщина должна жить страстью. К Генеральному секретарю, президенту, великому ученому, писателю…

– Да?.. А если ты выйдешь замуж за алкоголика, за ничтожество? – Что-то личное, надрывное прозвучало в словах учительницы.

– Я?! – презрительно скривилась Зина. Как будто учительница литературы предложила ей съесть лягушку, или сделать такой же, как у нее, начес из сожженных перекисью волос, или примерить свою давно вышедшую из моды кримпленовую юбку с отвисшей попой.

– Да, ты!.. А что? Все может быть… Страстью они, видите ли, будут жить, гению они, видите ли, будут служить или президенту… – пробурчала учительница. – А нормальную жизнь они не желают, простая человеческая жизнь им не по чину…

– Личный неудачный опыт мешает человеку правильно оценить ситуацию, человек думает, что его личное «плохо» – это норма жизни, – сказала Зина.

– Я думаю, ты права, Зина, – взмахнув ресницами, сказала Ася.

– А может, у вас будет один Гений на двоих… – упрямо продолжала ссориться учительница.

Учительница прекрасно знала, что девочки просто играют с ней, веселятся. Знала, но все равно всякий раз велась, как котенок на привязанный к нитке фантик. Но девочки неимоверно ее раздражали, про себя она называла их всегда одинаково – «эти».

«Эти» вели себя, как будто они не в коллективе! «Эти» знали то, чего остальные не знали. Зина – о частной жизни русских писателей-классиков, о Блоке и Любови Менделеевой, о Тургеневе и Полине Виардо, была знакома со знаменитыми советскими писателями, и даже казалось, что она была знакома с Пушкиным и Гоголем. Ася могла сказать на уроке: «Меня интересует магия, мистика» или уж вовсе непонятное: «Мир – это пластическое единство материальной и духовной формы», – наслушалась дома всяких глупостей! Или рассказать, как была на «рыцарском балу» со свечами и масками… Ох уж эти художники… художники от слова «худо»!.. Вот бы их к ногтю! Но как их к ногтю, когда у Зины отец – знаменитый писатель, депутат, а у Асиного отца, по слухам, были выставки в Америке, в Италии, неофициальные с точки зрения власти, но никто его за это не сажал. Поэтому эти… эти… эти… считают, что им все можно! Избалованные порочные детки знаменитых родителей! Куда лучше было бы работать в обычной школе!..