Читаем без скачивания Отмель - Илья Сергеевич Ермаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Может, сегодня не стоит никуда идти?
Остригли волосы и хватит приключений?
Нет… она давно не ходила на вылазку. Есть пара мест, которые она обязана проверить. И потом – цветные карандаши. Она дала обещание Девочке. Ради них она перевернет все дома вверх дном, но найдет хоть что-то!
Мальчик спрыгнул со стульчика, побежал на кухню и схватил со стола небольшой ножик.
– Не забудь это.
– Спасибо, Мальчик.
Она спрятала нож в ближайший карман на куртке, перенесла рюкзак в прихожую и начала обуваться.
– Тебе что-то нужно, Бабушка?
Та помотала головой.
– Надень шапку.
– Обязательно, – Мама показала этот жест, закатив глаза.
Надев на ноги теплые ботинки и застегнув куртку, Мама обратилась к Мальчику:
– Ты все помнишь?
Кивает.
Мама сняла с крюка охотничье ружье, проверила затвор, убедилась в наличии коробки с патронами в наружном кармане рюкзака и поставила оружие у двери, чтобы освободить руки и сказать:
– Не выпускай Бабушку на улицу. Не позволяй сестре снимать теплые носки. Если начнется приступ, прячься. Если начнет трясти, не пугайтесь. Это остаточные толчки. Если случится что-то опасное и непредвиденное – бегите. Без меня. Ты меня понял, Мальчик?
Она заметила, как по его тонкой шее пробежался комок, который он сглотнул мгновением раньше. Мальчик снова кивает, но на этот раз запоздало.
– Я скоро вернусь. Я люблю вас.
Мама послала каждому нежный жест в виде сердечка и задержала взгляд на Бабушке.
– Я погуляю с тобой, когда вернусь. Обещаю.
Бабушка никак не среагировала на это.
«Ладно, пора идти».
Девочка закончила делать еще один бумажный кораблик и пустила его плыть по ковру – морю.
Кошка проснулась. Это мирное животное лениво подняло голову, разомкнув желто-зеленые глаза с узкими щелочками-зрачками, взглянуло на новый бумажный кораблик, не проявив к нему явного интереса, а потом поспешило вернуться в мир своих таинственных и неведомым людям сновидений.
Животным повезло больше, чем людям. Тон на них не действует.
Мама надела рюкзак, проверила нож в кармане, повесила ружье через грудь, откинув его за спину, и взялась за ручку двери, осмотрев комнату еще раз.
Она уходит ради этих троих. И возвращается тоже ради них. Вся ее жизнь, каждый ее поступок, каждое решение, каждая ее жертва – только ради этих троих людей.
На самом деле… четверых.
Прощаться нужно быстро. Это Мама поняла давно. В такие моменты нужно просто развернуться и уйти без оглядки. Иначе… есть шанс вообще никогда не уйти.
Так она сделала и сейчас. Резкий рывок руки – дверь во внешний мир открыта. Из одной Тишины она уходит в другую Тишину. Но там все гораздо опаснее, чем в доме.
В этой Тишине Мама может умереть.
Если это случится, Девочка никогда не получит свои цветные карандаши, Мальчика никто не спасет от приступа видений, а Бабушка окончательно сойдет с ума, вынет беруши и умрет. Попытки уже были. И если бы Мама не оказалась тогда рядом…
Она нужна им, а они нужны ей.
Без них эта жизнь уже не имеет никакого смысла.
Пройдя мимо умирающего огорода, Мама вышла на уже знакомую ей тропу и направилась туда, где кости этого мира еще не прогнили до основания.
Интермедия
Оля Синицына – странный ребенок. Нет, «странный» мягко сказано. Иногда она меня просто пугала. Я не никак не могла понять, что именно в ней меня так отторгает, но это что-то – до безобразия мерзкое, гадкое и гнилое.
Так иногда говорят про людей: человек с гнильцой. И я чувствовала эту гнильцу в Оле Синицыной, но никак не могла разглядеть в ней это более отчетливо. Ее темная тень постоянно маячила где-то поблизости, но вечно ускользала – я не могла за нее ухватиться.
И сегодня, кажется, у меня получилось это сделать.
Оля Синицына вынудила меня позаниматься с ней, повторить Рахманинова… в мой выходной! В день рождения дочери! И зачем я согласилась?! Но я знала… определенно знала, зачем согласилась на этот урок.
– Давай еще раз. С третьей цифры.
Она положила руки на белые клавиши и начала играть. Эта рапсодия на тему Паганини у меня уже в печенках сидит.
Что за ребенок?
Ей только четырнадцать, а она…
– Проклятье!
Заметив ошибку, Оля Синицына резко прервала игру. Ее тельце пошло волной. Детские губы выговорили беззвучное ругательство, и она начала заново.
– Все в порядке.
– Нет, не в порядке!
Она зло на меня взглянула.
Откуда это в ней?
Глядя на эти черные глаза в обрамлении смольных волос, я могу точно сказать, что с этим ребенком точно было не все в порядке.
Ее психическое состояние меня тревожило не на шутку.
– Я буду играть до тех пор, пока не получится! Я должна быть лучшей!
«Я должна быть лучшей» – отчего мне видится в этих словах второй подтекст?
Смотрю на часы – уже половина двенадцатого. В час я обещала мужу быть на нашем полигоне. А в два часа мы должны уже заехать за мамой и детьми, когда у них закончатся уроки в школе.
– Оля, у тебя прекрасно получается, правда.
– Нет! Вы сами знаете, что это не так!
– Оля…
Она ударяет по клавишам и разворачивается на стульчике ко мне.
– Пропустите меня на конкурс. Я должна там быть. Я, а не эта зануда Андреева! Настька Андреева! Черт бы ее побрал!
– Оля.
Я процедила это жестко, стиснув зубы.
– В чем дело? Чем я ее хуже? Я же знаю, что вы хотите отправить на районный конкурс ее, а не меня, так? Я же это точно знаю! Разве нет?! Она будет выступать, а не я! Я тоже хочу! Я ведь знаю, что я не хуже! А даже лучше! Лучше нее! Этой стервы… вы бы знали, какая она двуличная! Перед вами она, конечно, миленькая. Глазки строит. Маленькая проститутка…
– Оля!
Я не выдержала и сорвалась на крик.
– Прошу тебя выбирать пристойные выражения. Ты все-таки говоришь со взрослым человеком. Как тебе не стыдно вообще?
– А что в этом стыдного? Опустить в компост эту заносчивую Настьку мне совсем не стыдно было бы! Она это точно заслужила!
– Заслужила? И чем же, позволь спросить?
Я в гневе сложила руки на груди.
Ох, черт… мне еще никогда не приходилось говорить с детьми в таком тоне. Что на меня нашло? На что этот ребенок меня вынуждает?
– Она фальшивит. Часто
