Читаем без скачивания Чёрная тень - Роберт Говард

— Посмотри! — не слушая Конана, она тянула дрожащую руку.

Киммериец судорожно сглотнул. На матово поблескивающем столе из черного дерева сияла золотом посуда, полная еды. В кубках искрилось вино.

— Пир! — заревел в восторге варвар. — Какой пир мы сейчас закатим!

— Остановись! Мы не тронем здесь ничего, — произнесла в смятении девушка. — Вдруг кто-нибудь сейчас войдет…

— Лир ан маннанам ман лир! — разразился Конан самым страшным из известных ему ругательств и, схватив Наталу за талию, швырнул ее на позолоченное креслице, стоявшее у края стола. — Тут кишки от голода змеями скручиваются, а она неизвестно чего боится! Ешь, девчонка! Приказываю!

В тот же миг он плюхнулся в кресло у противоположного конца стола, схватил кубок и несколькими глотками осушил его. Этот пурпурного цвета напиток с каким-то экзотическим привкусом действовал подобно дождю, оросившему иссохшее растрескавшееся плато пустыни. Опьяняющий аромат струился от яств, коими щедро был уставлен стол. Словно на заклятого врага, в исступлении набросился варвар на пищу. Яростно рвал он руками куски мяса. Кости трещали под натиском его крепких зубов. Манеры его спутницы тоже вряд ли сочли бы приемлемыми в изысканном обществе, если б увидели, с какой скоростью исчезают в ее маленьком ротике кушанья со сказочного стола.

На мгновение в голове бешено работающего челюстями Конана промелькнула мысль: «А что, если еда и вино отравлены?» Но здравый смысл подсказывал киммерийцу, что лучше быстро умереть от яда, чем медленно — от голода.

Насытившись, Конан поудобней откинулся в кресле и устало прикрыл глаза. Что ж, раз в доме есть свежая еда и питье, значит должны быть и люди, промелькнуло у него в голове. В обволакивающей неге умиротворения продолжил он свои раздумья. Кто знает, быть может, в каждом из этих темных углов притаился враг… Впрочем, имея силу в кулаках, стоит ли об этом беспокоиться?

Ни изысканная еда, ни питье не смогли усыпить тревоги Наталы. В отличие от своего спутника она и не помышляла о сне. Смутное предчувствие заставляло девушку напряженно вглядываться в темноту: от каждой арки и каждого окна тянуло холодом могильных плит. Стены дворца, окутанные зловещей тайной, хранили тягостное молчание. Мучительное ощущение полного одиночества, словно в каком-то склепе, подтолкнуло Наталу к дремлющему киммерийцу. Она потрясла полусонного гиганта за плечи.

— Пойдем же, Конан, пойдем отсюда! — взмолилась девушка. — Я чувствую здесь присутствие зла!

— Замолчи, ничего плохого с нами не бу…

Едва уловимый шорох оборвал киммерийца на полуслове. В следующее мгновение звук этот, во сто крат усиленный, прорвал тишину рокотанием грома. Конан стремительно вскочил и уже держал меч наготове. Взгляд варвара был прикован к стене, скрывающей тайну устрашающего грохота. Бесшумно и осторожно он двинулся вперед; Натала, дрожа всем телом, неотступно следовала за своим защитником.

Они остановились на пороге соседнего зала, где варвар застыл, как лев перед прыжком. Их глаза, постепенно привыкшие к темноте, уловили очертания высившегося у стены предмета, похожего на саркофаг. В нем кто-то лежал. Шаг за шагом Конан и девушка приблизились к усыпальнице.

— Клянусь Кромом, это тот бедолага, которого я спустил в колодец, — прошептал Конан, холодея от тягостного предчувствия.

Однако, присмотревшись, они обнаружили, что одежда лежащего в саркофаге отличалась большей пышностью, чем одеяние обезглавленного — она была сплошь усыпана золотом и драгоценными камнями, и в скудном свете, проникавшем из соседнего зала, мерцала, словно россыпь небесных звезд.

Где-то рядом послышался шорох. Конан отскочил в сторону, потянул за собой девушку.

Они видели тень, отбрасываемую на стену саркофагом и замершей в нем фигурой. К ней медленно и неотвратимо подбиралась еще одна тень, иная: бесформенная, громадная и такая черная, что сердце киммерийца сжала холодная рука ужаса. Он никогда не видел ничего подобного: эта тень не принадлежала ни человеку, ни иному созданию. Тяжелым черным облаком она обволокла лежавшего, вспучилась на стене огромным пузырем и тут же опала. Так же плавно и лениво, как и появилось, черное пятно сползло вниз, открывая очертания ложа: тело исчезло.

Ничто в подлунном мире не могло напугать хладнокровного киммерийца, но увиденное им сейчас относилось вовсе не к этому миру.

Конану пришлось привести в чувство свою бритунку, похлопав ее по щекам — от ужаса девушка упала в обморок.

Но любопытство пересилило страх, и они вновь приблизились к злосчастному месту. Обитое шелком возвышение было пусто, и лишь в изголовье ткань быстро впитывала каплю алой, ярко поблескивающей крови. Только что здесь лежал человек, и вот он исчез, поглощенный неведомым чудовищем, вызывавшем в сердцах людей древний животный ужас. Какие же мрачные силы скрываются в бесчисленных закоулках это треклятого дворца?

Варвар потянул девушку за руку: «Скорей! Подальше отсюда!», но тихий шелест шагов, послышавшийся невдалеке, заставил их замереть. К ним кто-то приближался, мягко ступая босыми ногами.

Тяжелая шелковая занавеска, закрывающая вход в зал, в котором они недавно пировали, отодвинулась, и пред ними предстал человек, удивительно похожий на двух уже виденных в этом странном городе. Он был столь же высок и плотен, в пурпурной тунике, перетянутой в талии расшитым золотом и драгоценностями кушаком; на поясе у бедра висел короткий меч. Равнодушен и скучен был взгляд янтарных глаз незнакомца, и рука его не касалась эфеса меча. И голос его был безразличным, когда он произнес несколько слов на незнакомом Конану языке.

Киммериец заговорил по-стигийски. Ответа не последовало, но блуждающий взгляд незнакомца оживился и дрогнул, наткнувшись на юную бритунку.

— О божественное создание! — Голос его внезапно дрогнул от страсти, с непривычным акцентом выговаривая стигийские слова. — Ты прелестней всех, кого мне доводилось видеть! В какой из благословенных стран родилась ты, златовласая красавица? В Андарре, Тотре или, быть может, в сверкающей звездами державе Кут?

— Что ты несешь, позолоченный болван? — прервал его киммериец, не выносивший пустых речей.

Не обращая на него внимания, мужчина восторженно продолжал:

— Воистину, мне снились многие красавицы, стройные и грациозные, словно газели в прекрасных заоблачных садах! Но ни одна из них не может затмить тебя, о царица моих снов, услада моей души! Твоя кожа белее молока, глаза прозрачней, чем горный воздух, ты слаще нектара! Так иди же ко мне, и взойдем на мое ложе, мягкое, как лебяжий пух!