Читаем без скачивания Уходи и будь счастлива - Кэтрин Сэнтер

– Разве она расположена не слишком высоко?

Она была выше моей головы. Я едва могла что-либо видеть поверх нее.

Он кивнул.

– Это не то же самое, что водить машину, – пояснил он. – Там ты ориентируешься на то, что видишь. В полете опираешься на показания приборов.

– Ты не смотришь в лобовое окно?

– Смотрю, но столько же времени я наблюдаю за приборами. Получается, половину времени смотришь, половину что-нибудь вычисляешь.

Другой самолет коснулся земли, замедлился и прокатился мимо нас. «Вот видишь? – сказала я себе. – Они выжили». Наш мотор взревел, Чип снова что-то сообщил по радио и начал работать педалями, чтобы вывести нас на нужную позицию. Крылья пропеллера завертелись так быстро, что исчезли из виду. Самолет начал вибрировать и гудеть. Я села на свои холодные ладони, чтобы не сжимать их в кулаки.

– Пожалуйста, не делай каких-нибудь петель или чего-нибудь в этом роде, – попросила я.

Он взглянул на меня:

– Петель?

– Штопоров или переворотов через крыло. Или чего-нибудь еще. Какую-нибудь показуху.

– С тобой мне не нужна показуха, – сказал он.

– Безусловно.

– Ты и так знаешь, какой я потрясающий.

Я кивнула:

– Да. К тому же меня может стошнить.

Мы набрали скорость и помчались вперед. Когда мы оторвались от земли, я решила, что это не сильно отличается от обычного полета на большом самолете. Трясло немножко больше обычного. И капельку раскачивало.

Земля проплывала под нами. Так просто.

Чип был сосредоточен и спокоен, и было странно думать, что он всем этим управляет. Когда мы поднялись в воздух, он стал комментировать все, что делает, словно давая мне урок. Он рассказал, что «Сессна-172» был самым популярным самолетом из всех когда-либо построенных. Классика. Мы будем лететь на высоте 3000 футов[1] со скоростью 125 миль[2] в час, набирая скорость по мере того, как воздух становится разреженнее, чтобы не заглохнуть. Нужно осматривать небо, чтобы не столкнуться с другим самолетом, и смотреть на радар, чтобы не напороться на вышку или башню.

Но я заволновалась, когда он упомянул, что горючее находится в крыльях.

– Это кажется мне неудачным инженерным решением, – сказала я. – Что, если крыло отвалится? Ты будешь весь залит горючим.

– Крылья не отваливаются, – заверил меня Чип. – Этого просто не бывает.

– Ну а вдруг?

– Если они отвалятся, у тебя будет гораздо большая проблема, чем утечка горючего.

Я сложила руки на коленях и специально их расслабила, чтобы не казалось, будто я сцепила пальцы как можно сильнее.

Самолет был очень шумным, наушники потрескивали, и машина вибрировала сильнее в воздухе, чем на земле, особенно когда мы пролетали под тучами. Чип объяснил, что тучи на самом деле сидят на столбах поднимающегося воздуха, и, когда ты проходишь сквозь эти столбы, случается турбулентность. Я никогда раньше не думала о том, что тучи на чем-то сидят – они просто плавают, – но когда он мне все объяснил, это показалось мне не лишенным здравого смысла. Чем больше он мне рассказывал, тем в большей безопасности я себя чувствовала.

Он улыбнулся мне:

– Потрясно, да?

В некотором роде.

– Потрясно.

– Все еще боишься?

Да.

– Нет.

– Рада, что согласилась?

– Я буду еще больше радоваться, когда мы снова окажемся на земле.

– Я знал, что тебе понравится. Я знал, то ты можешь быть смелой, если постараешься.

Такой странный комплимент, как будто он не видел меня смелой и до этого. Словно моя способность проявить смелость была под сомнением.

Но я и в самом деле почувствовала себя смелее, когда мы поднялись над землей и под нами она стала казаться мозаичной картой.

Помнится, в тот момент я подумала: «Самое страшное уже позади».

Чуть позже возделанные поля под нами сменились заливами и устьями рек, и я догадалась, что мы летим к побережью.

– Куда мы направляемся? – спросила я.

– Я хочу показать тебе кое-что, – ответил Чип. – А потом мы развернемся и полетим домой.

И тут впереди я увидела воду. Под нами показался остров Галверстон, и несколько минут спустя мы уже приближались к его дальнему берегу. Впереди ничего не было, кроме сверкающего на солнце Мексиканского залива.

Чип направил самолет к суше, немного снизился и полетел параллельно краю песка. Я могла видеть дома и маленькие машинки под нами. Мы снизились еще немного. Я стала наблюдать, как волны набегают на песок.

– Внимательно смотри на берег, – сказал Чип, опускаясь еще ниже.

Я уставилась в окно. Песок, люди, волны. Так забавно было очутиться здесь так быстро. Автомобилю для этого требовался целый час.

Спустя несколько минут Чип сказал:

– Здесь! – и указал на что-то рукой.

Я посмотрела в ту сторону:

– Где?

– Ты можешь это прочитать? – спросил Чип.

– Прочитать что?

Он посмотрел вниз в боковое окно:

– Черт! Мы летим слишком высоко.

Но когда мы чуть снизились, башни на радарах покраснели.

Чип повернулся ко мне и крикнул:

– Там на песке есть надпись.

Я ничего не видела.

– Что там написано?

– «Выходи за меня замуж!»

Я не видела никакой надписи на песке.

– Правда?

– Я видел это вчера в новостях. Парень написал это десятифутовыми буквами из ракушек для своей подружки.

– Здорово, – сказала я так, словно меня это интересовало чисто эмпирически.

– Похоже, прилив смыл надпись.

– Надо полагать.

– Я очень хотел, чтобы ты увидела ее.

– Правда?

– Правда. – Он взглянул на меня. – Потому что я хотел сказать тебе то же самое.

Одно дело – ожидать чего-то, или мечтать об этом, или надеяться, и совсем другое – пережить сам момент исполнения мечты. Я приложила руку к губам и прижалась лбом к стеклу, чтобы лучше рассмотреть берег.

– И есть еще кое-что. Открой отделение для перчаток.

И действительно, прямо передо мной был маленький ящичек. Внутри я обнаружила изумрудно-зеленый бархатный футляр для кольца.

Я так надеялась на это, что заставила себя сесть в самолет. Иногда стоит пойти на ужасающий риск. Я повернулась к Чипу:

– Ты просишь меня выйти за тебя замуж?

Его голос что-то проскрипел в наушники. Но я знала, что ответ был положительным.

И я ответила:

– Да!

– Ты даже не открыла футляр.

– Мне не нужно этого делать. Просто да!

Чип повернулся ко мне и широко улыбнулся, продемонстрировав безупречные зубы. Я видела свое отражение в его очках, и мои волосы были в жутком беспорядке. Я с трудом подавила желание поправить их. Я также подавила желание перелезть к нему и поцеловать его. Казалось странным не поцеловаться в такой момент, но ничто не могло бы заставить меня отстегнуть ремни безопасности. К тому же я даже не помнила, как это делать.

Вместо этого я показала одобрительный жест, подняв над собой два больших пальца.

– Это не будет официальной помолвкой, пока ты не наденешь кольцо.

Я открыла футляр и увидела очень изящное золотое кольцо с бриллиантом.

– Это принадлежало моей бабушке, – сказал Чип. – Мне пришлось побороться за него с моей сестрой.

Я вынула кольцо и надела на палец. Оно было немного велико. На самом деле, сильно велико, так что, когда я вытянула перед собой руку, чтобы полюбоваться им, бриллиант соскользнул вниз.

– Оно идеально, – сказала я.

– Тебе нравится?

– Да! – ответила я. Не в моем стиле, но какое это имело значение?

– Ты удивлена?

И да, и нет. Я кивнула:

– Да.

– Ты рада, что полетела со мной?

– Очень, – ответила я. И этот ответ был на сто процентов правдой.

По крайней мере, в тот момент.

Назад до аэропорта было двадцать минут лету, и мы провели это время, воодушевленно обсуждая предстоящую свадьбу.

Мы договорились, что церемония пройдет на том самом берегу, а потом начали обсуждать список подружек невесты и шаферов жениха. Выбор был очевидным – его брат и лучшие друзья Вуди, Статлер и Мерфи, и еще школьный друг Харрис. Но потом, конечно, возник вопрос, который вызвал у нас некоторые затруднения. Что делать с моей сестрой Китти?

Я не видела ее три года и не разговаривала с ней. Это было ее решение.

– Ты все равно должна пригласить ее, – сказал Чип.

Но я не была уверена, что мне этого хочется. Когда Китти уезжала, она объявила, что хочет «свободно вздохнуть» вдали от семьи. Она сказала, что будет оставаться на связи. Но после этого просто исчезла.

Мы знали, что сестра жива. Наш папа иногда связывался с ней и мог удостовериться, что она живет в Нью-Йорке, жива и здорова, и попросту не желает, по неизвестной нам причине, возвращаться домой. Даже просто с визитом.

Сначала это было нелегко, потерять ее вот так – быть отвергнутыми ею. Но теперь, после всего этого времени, я уже ничего к ней не испытывала. Она меня не любит? Отлично. Я тоже не буду ее любить. Она хочет притвориться, что ее семьи не существует? Нет проблем. Мы можем ответить ей тем же.