Читаем без скачивания Мертвая зыбь - Юхан Теорин

У нее появилось такое чувство, что она сидит в очереди с номерком в руке и ждет, когда ее вызовут. Наступает момент, очередь твоего номера, ты встаешь, подходишь и получаешь свою справку, а в ее случае — правду. Потому что Джулия думала о белых отполированных костях, разбросанных на берегу там, в Стэнвике,[6] хотя Йенс всегда боялся воды.

— Джулия, он, должно быть…

— Так его нашли? — перебила она.

— Нет, но…

Джулия закрыла глаза.

— Тогда зачем ты звонишь?

— Нет, его не нашли, но у меня…

— Нечего тогда мне звонить, — выкрикнула Джулия и положила трубку.

Она продолжала стоять у телефона с закрытыми глазами.

Билетик с номером и место в очереди. Да, нынешний день явно не задался. Джулии даже не хотелось, чтобы в такой день, как этот, Йенс наконец нашелся. Она присела у кухонного стола и посмотрела в темноту по другую сторону стекла. Мыслей не было. Она перевела взгляд на телефон, поднялась, подошла к нему и подождала какое-то время. Но телефон молчал.

«Я делаю это для тебя, Йенс».

Джулия сняла трубку и посмотрела на стикер с номером, который много лет был приклеен к белому кафелю кухни над хлебницей, и стала нажимать кнопки. Отец ответил сразу же после первого гудка.

— Йерлоф Давидссон.

— Это я, — выдавила она.

— Ну да, конечно, Джулия.

Наступила пауза. Джулия решила начать первой.

— Мне не надо было вешать трубку.

— Да-да…

— Это не выход.

— Нет, ничего, — сказал отец, — совершенно нормальный поступок.

— Как погода на Эланде?

— Пасмурно и холодно, — ответил Йерлоф, — я сегодня даже на улицу не выходил.

Опять наступила пауза. Джулия набрала побольше воздуха, чтобы решиться, и спросила:

— Почему ты позвонил? Должно быть, что-то случилось?

Йерлоф немного помедлил прежде, чем ответить.

— Да… Кое-что тут произошло, — сказал он и добавил: — Но я толком ничего не знаю. Не больше, чем раньше. Ничего определенного, к сожалению.

«Так же, как и я, — подумала Джулия. — Мне жаль, Йенс».

— Я подумала, появилось что-то новое.

— Ну, может быть, так оно и есть, — ответил Йерлоф. — И, кроме того, я считаю, что кое-что надо сделать.

— Сделать? Что? Зачем?

— Для того чтобы продвинуться дальше, — объяснил Йерлоф и быстро добавил: — Ты можешь приехать?

— Когда?

— Как можно быстрее. Думаю, ты здесь понадобишься.

— Я не могу просто так сорваться и приехать, — сказала Джулия, хотя на самом деле ничего невозможного здесь не было. Ведь она сидела на больничном. — Ты должен мне хоть что-то сказать… сказать, о чем идет речь. Разве ты не можешь это сделать? — продолжала она.

Отец помолчал, а потом спросил:

— Ты помнишь, как он был одет в тот день?

Тот день.

— Да.

Джулия сама помогала Йенсу утром одеваться и прекрасно помнила, что одет он был по-летнему, хотя уже и наступила осень.

— В желтых коротких штанишках и красной футболке с Фантомом.[7]

— А ты помнишь, что у него было на ногах? — спросил Йерлоф.

— Сандалии, — ответила Джулия. — Коричневые кожаные сандалии с черными подметками из микропорки. Один ремешок на правой ноге у пальцев плохо держался, да и несколько ремешков на левой тоже были чуть живы. Но так всегда бывало в конце лета. Я их крепко сшила.

— Белой ниткой?

— Да, — быстро ответила Джулия, а потом задумалась. — Ну да, мне кажется, нитка была белая. А что?

Опять на несколько секунд последовала пауза, потом Йерлоф сказал:

— На моем письменном столе лежит старая кожаная сандалия с правой ноги, прошитая белой ниткой. Сандалия маленькая, подходит пятилетнему… Я сижу и смотрю на нее сейчас.

Джулию качнуло, и ей пришлось опереться на кухонную тумбу.

Йерлоф больше ничего не успел сказать, потому что Джулия резко нажала на рычаг, и в трубке стало тихо.

Номер, номер в очереди — это все, что она получила. И скоро, наверное, объявят ее имя.

Джулия успокоилась. Минут через десять она убрала руку с рычажка телефона и опять позвонила Йерлофу. Он ответил сразу же, как будто бы сидел у телефона и ждал ее звонка.

— Где ты ее нашел? — спросила она. — Где, Йерлоф?

— Все не так просто, — сказал Йерлоф. — Ты, вероятно, знаешь, что я… что мне не так легко передвигаться, Джулия. И становится только тяжелее, вот поэтому я и хочу, чтобы ты приехала.

— Я не знаю… — Джулия зажмурила глаза и слушала шипение в телефоне. — Я не знаю, смогу или нет.

Она видела себя на берегу, видела, как бродит между камнями и осторожно собирает и складывает вместе маленькие кости — все, что смогла найти.

— Может быть.

— А что ты помнишь? — спросил Йерлоф.

— Ты о чем?

— О том дне. Ты помнишь что-нибудь особенное? — снова спросил он. — Подумай, это очень важно.

— Я помню, что Йенс пропал… он…

— Я сейчас не о Йенсе, — сказал Йерлоф. — Что ты еще помнишь?

— О чем ты говоришь? Я ничего не понимаю…

— Ты помнишь, какой туман тогда был над Стэнвиком?

Джулия помолчала.

— Да, — наконец проговорила она, — туман…

— Подумай об этом, — настаивал Йерлоф, — попробуй вспомнить туман.

Туман, туман — туман всегда являлся частью воспоминаний об Эланде. Тот туман Джулия помнила. Он был какой-то необычный, плотный, тяжелый. Иногда осенью такой нагоняло на остров с пролива.

Но что же тогда случилось в тот день в тумане? Что случилось, Йенс?

Тот, кто позже принес так много горя и страха Эланду, сейчас, в середине тридцатых, был всего лишь десятилетним мальчишкой. У него имелось свое царство, он владел каменистым берегом и бескрайними водами.

Мальчика звали Нильс Кант. Лето. Он загорелый, одет в короткие штанишки. Тепло. Нильс сидел на большом круглом камне, прямо на солнцепеке. Выше по берегу расположились прибрежные домики, а дальше — дома самого Стэнвика. Он думал: «Все здесь мое».

И это было правдой, потому что родственники Нильса владели берегом. Они являлись хозяевами большой части Северного Эланда. Эта земля была в собственности семьи Кант уже не одну сотню лет. И после того как три года назад умер отец Нильса, он понял, что должен позаботиться об их владениях. Нильс не скучал по отцу. У него остались только какие-то смутные воспоминания: высокий, молчаливый, строгий человек, иногда жестокий. И Нильсу нравилось, что в деревянной вилле над берегом его ждет только его мама Вера.

Ни в ком другом он не нуждался. В том числе и в друзьях. Нильс знал, что в домах вдоль берега жили дети всех возрастов и мальчики постарше по своей воле уже работали в каменоломне. Но эта часть берега принадлежала только ему. Мельников на ветряной мельнице выше и рыбаков в прибрежных хижинах можно было не считать.

Нильс приготовился спрыгнуть с камня. Он захотел поплавать еще раз перед тем, как вернуться домой.

— Нильс, — позвал его чистый мальчишеский голос.

Нильс не повернул головы, но услышал, как с края обрыва падают и срываются галька и маленькие камни, а потом раздались быстрые шаги.

— Нильс, мама дала мне кула,[8] и я их принес с собой. У меня их много.

Это пришел его брат Аксель. Он, как обычно, не мог ни секунды усидеть на месте. Он был на три года младше Нильса. В руке мальчик держал небольшую сумку из серой материи.

— Смотри!

Аксель быстро подошел и остановился у большого камня. Он посмотрел снизу вверх на Нильса. Затем он достал из сумки сверток и развернул его. Там лежал маленький перочинный нож и кула. Нильс уже подумывал о том, как бы их заполучить. Перед уходом мама дала ему только пять, но он их давно съел, поэтому сейчас он почувствовал неожиданную болезненную зависть.

Аксель взял один кула, посмотрел на Нильса и запихнул лакомство в рот, потом перевел взгляд на сверкающую воду. Он жевал медленно, с удовольствием. И вид у него был такой, как будто бы ему достались не только сладости, но и берег, вода и даже небо. Нильс отвел взгляд.

— Я пойду искупаюсь, — проговорил он и взглянул на воду, потом спрыгнул с камня, снял свои короткие штанишки и положил их на камень.

Он повернулся к Акселю спиной и пошел в воду навстречу волнам, балансируя на скользких, как угри, камнях; песок процеживался между пальцами ног.

Вода, прогретая солнцем, разлетелась в стороны, когда Нильс плюхнулся в нее в десятке шагов от берега. Этим летом он сам научился плавать под водой. Он набрал в легкие воздуха и нырнул, направившись вниз, к каменистому дну, затем повернулся и быстро всплыл на поверхность, к солнцу.

Аксель устроился у самой воды. Нильс плавал кругами, разбрызгивая вокруг себя воду, вокруг его головы лопались пузыри. Он проплывал еще несколько метров, теперь он уже не мог достать ногами дно. Он отплыл достаточно далеко.