Читаем без скачивания Священная швабра, или Клуб анонимных невест - Светлана Борминская

— Блинова? — фыркнула Ирина, поднимаясь.

Усатая гардеробщица отложила вязание рейтуз и взяла два протянутых номерка.

— Не понравилось у нас, куколки?.. И правильно, мужиков надо искать не здесь! — гардеробщица подкрутила усы и отдала им куртки. — Мужиков положено искать в питейных заведениях, на стадионах и в банях.

— А в банях-то как? — поперхнулась Лера. — Ай, да ладно, нам всё равно сегодня не надо. Пошли, Ир, а то на электричку опоздаем! — и Лера, намотав на голову шарф, устремилась к выходу.

Оглянувшись на вывеску «Клуб „ПОД ЛУНОЙ“», они свернули к станции.

— Собачий холод в этих Мытищах!

Как назло электричка пришла только через полчаса, и они устроили догонялки на платформе, чтобы не замёрзнуть.

— Лер, а ведь я ничего о тебе не знаю, — заходя в вагон, призналась Ирина. — Ну, кроме того, что мы работаем вместе и у тебя есть лимузин.

— Лимузин сломался! — махнула рукой Лера. — Давай сядем тут, у дверей… Знаешь, однажды я влюбилась так, что мне становилось легче лишь от физической боли, такая невыносимая досталась мне любовь. Хочешь? — Лера достала из сумочки пачку «холодка».

Ирина кивнула.

— Три года назад моя семья оказалась на улице, и вдобавок меня бросил муж.

— Ты серьёзно? — Лера внимательно посмотрела на Ирину.

— Абсолютно, — подтвердила Ирина.

— Ир, а что за семья у тебя была? — спросила Лера, когда электричка тронулась. — Ты ведь из Томска, кажется?..

— Да, из Томска. Я там родилась, окончила университет, вышла замуж, родила сына. Жили как все, пока из Санкт-Петербурга не вернулся после учебы мой младший брат… Из-за него мы и оказались на улице! Наркотики и его долги, которые приехали выбивать бандиты. В общем, неприятная история.

— И муж бросил тоже из-за этого?

— Да, какая уж тут любовь на улице! — Ирина горько усмехнулась. — Я ведь и приехала в Москву, чтобы заработать на квартиру.

— У каждой своя печальная история отношений с противоположным полом, — вытянув шею, Лера посмотрела в окно. — Неужели, женского счастья не существует?..

— Следующая станция «Северянин»! — раздалось из динамика, и в вагон из тамбура ввалился коренастый мужчина знойного кавказского типа в расстёгнутой дубленке.

Оглядевшись, он направился прямо к ним.

— Девки, а давайте выпьем?! — вытащив из-за пазухи бутылку мартини, а из кармана солёный огурец, подмигнул он. — Я сегодня развелся, девчата! Вериги брака пали и Ираклий смачно плюёт на них.

— Мартини с огурцом? — заинтересованно улыбнулась Лера. — А оливок в магазине не было?..

— С мартини сочетается всё, — жмурясь, как кот, Ираклий достал из кармана белые пластиковые стаканчики и открыл бутылку. — Ну, дёрнем?

Лера и Ирина переглянулись.

— Не верите Ираклию? Думаете, отравит?.. Эх, бабы, — Ираклий разлил мартини в стаканчики и мгновенно опустошил свой. — Итак, будем пить или страдать?

— Откуда он знает про наши страдания, Ир? — засмеялась порозовевшая после мартини Лера.

— Все девки страдают! — Ираклий с аппетитом жевал огурец и смотрел на Лерину грудь.

Через десять минут они выскочили на продуваемую платформу Ярославского вокзала и по обледенелым ступенькам спустились в метро, держась с двух сторон за рукава дублёнки Ираклия.

— Ты с нами?.. Поехали в ночной клуб, Ир! — позвала Лера.

— Я сплю на ходу, — отказалась Ирина. — Веселитесь без меня, хорошо?

В Ясенево она зашла в круглосуточный магазин, и уже через полчаса окунулась в пахнущее топлёным молоком с корицей тепло своей квартиры.

— Почему я их так люблю? — шёпотом спросила себя Ирина, глядя на мордочки спящих сыновей. — Потому что они мои… — и высыпав на пол под ёлкой красные яблоки сорта «джонатан», на цыпочках выскользнула из детской.

— По-моему, я уже целую вечность не выносил мусор?! — подскочил на стуле Лев Тимофеевич и разлил от неловкого движения чай прямо на ноутбук. — Ну, и свинья же ты, сеньор Рогаткин! — тряся ноутбуком, с минуту причитал новоявленный сеньор.

Мусорная мания появилась у Льва Тимофеевича месяц назад, и причина, вероятнее всего, была в затянувшемся одиночестве. Проскакав по комнатам галопом и, не обнаружив ничего, что можно было бы в ту же секунду спустить в мусоропровод, Лев Тимофеевич устремился на кухню. В тёмном углу под самым потолком висел в гамаке из паутины пушистый домашний паук Джонатан — членистоногий жилец его холостяцкой квартиры.

— Привет, Джонатан! — схватив полупустое помойное ведро, Рогаткин постучал по нему костяшками пальцев и направился к двери. С лестницы, когда он открыл дверь, нещадно дуло…

— Лев Тимофеевич, у нас на помойке появился монстр! — ещё вчера тет-а-тет предупредила его соседка, по старинке зовущая мусоропровод «помойкой». — Берегите глаза — оно вцепляется!.. Хотя у вас очки, так что вам не страшно!.. До чего ж вы красивый, Лев Тимофеевич, прямо как мой покойный муж! — загляделась на очкастого старшего следователя соседка в папильотках и вздохнула, помахав рукой.

— Чей-чей муж?! — на всякий случай уточнил Лев Тимофеевич, но соседка уже юркнула в дверь своей квартиры, как пугливая старая мышь.

— Любит она меня, просто жить без меня не может! А что?! И неудивительно, — буркнул себе под нос старший следователь, покрываясь от сквозняка гусиной кожей.

Патрон лампочки на лестнице был вырван «с мясом», и в углах площадки было темным-темно и страшно-престрашно, но не для Льва Тимофеевича. Обычно старший следователь выносил мусор с фонарём, но, включив фонарик на этот раз, обнаружил, что батарейка села и вместо мощного потока света из него торчал лишь жидкий лучик, который едва освещал кирпичные стены типовой многоэтажки. Несмотря на плохую видимость, Льва Тимофеевича это не остановило, и он ринулся к мусоропроводу, выставив впереди себя ведро на всякий пожарный случай. В монстра он, разумеется, не верил ни разу!

И в этот самый момент сверху на Льва Тимофеевича кто-то метнулся, целясь в блестящие очки и в белую голову старшего следователя межрайонной прокуратуры.

Сначала на пол упало ведро, на него с грохотом мешка с костями приземлился Лев Тимофеевич, а сверху на Рогаткина рухнул с душераздирающим воплем… монстр! Кое-как поднявшись в темноте, Лев Тимофеевич вдруг сообразил, что абсолютно не помнит, куда он направлялся в этот прекрасный зимний вечер, но очень быстро пришёл в себя и начал отдирать источник стресса от своей удалой головы.

— Опять женский пол?! — схватив стресс за ускользающее ухо, Лев Тимофеевич потащил его в квартиру.

Стресс оказался чумазой кошкой с разбитым носом.

— Так вот ты какой, чёрный ужас помойки?! — вскричал Рогаткин, и пока та не опомнилась, ухватил кошку за шкирку, и понёс в ванную, ласково приговаривая: — Киса, у меня есть детский шампунь. Киса-а-а-А!..

А назавтра…

— А отчего это вы весь поцарапанный, Лев Тимофеевич? — спросит его утром следующего дня прокурор Евтакиев. — А Лев Тимофеевич?.. Ну, что же вы молчите, как всегда? Взяли моду молчать! Ещё Всеволод Иваныч на вас сердился.

— Петр Никодимыч, — разведет руками Рогаткин, — я теперь — не один!..

— Даже так? — и прокурор, задумчиво щёлкнув языком, предложит: — Зайдите ко мне через пять минут… Зайдите, Лев Тимофеевич, не пожалеете! Ну, что вы морщитесь? Взяли моду морщиться!..

Кабинет прокурора Евтакиева.

— Ну, что вы всё зеваете, Лев Тимофеевич? — старший советник юстиции Евтакиев, закрыв сейф, неодобрительно покосился на зевающего старшего следователя. — Неужели, телевизор до утра смотрели?

— Нет, я телевизор вообще не смотрю! — после минутного раздумья, признался Лев Тимофеевич.

— Значит, о краже века из галереи Фирюзы Карнауховой вы не слыхали? — схватился за голову прокурор.

— Неужели, из галереи украли ценный холст «Мухи обнажённой»? — тревожно осведомился Лев Тимофеевич.

— Не «мухи», а «махи», Лев Тимофеевич! — на лицо старшего советника юстиции набежала тень. — Ну, как можно путать такие очевидные вещи, а?.. Всё намного хуже! Неделю назад из галереи Карнауховой, в которой сейчас идёт экспозиция раритетов Музея Кристальди, пропала…

Рогаткин, сняв очки, слушал самым внимательнейшим образом.

— …священная швабра! — с апломбом закончил предложение старший советник юстиции.

В кабинете Евтакиева повисла тишина, которую через полминуты нарушил заразительный смех Льва Тимофеевича Рогаткина.

— Ага-а-а… Вы меня разыграли, Пётр Никодимыч! Ага-ага, очень смешно, я вашу шутку оценил! — но, взглянув на Евтакиева, Лев Тимофеевич смеяться перестал. Улыбка ещё некоторое время блуждала по его лошадиному лицу, однако ввиду того, что направленный на него взгляд прокурора был чрезвычайно суров, Лев Тимофеевич через минуту тоже поскучнел. У него даже появился в лице намёк на некий траур, впрочем, понятный ему одному.