Читаем без скачивания Седьмой флот - Сергей Качуренко

Я внимательно посмотрел на следователя. Потом вспомнил, что в Одессе очень любят разные розыгрыши со скрытыми камерами и начал осматриваться по сторонам. Панфилов, наверное, понимал мое состояние и терпеливо ждал. Потом до меня дошло, что одесситы не умеют злобно шутить. А Недоходов вряд ли мог такое придумать и подстроить, если брать во внимание наши с ним отношения.

Да и жизненный опыт подсказывал мне, что именно так все и происходит. Я имею в виду сновидения с архангелами. То есть после того, как кардинально меняется к худшему привычная жизненная обстановка, наступает пик внутреннего накала. Потом следует вопль души о поиске выхода и спасении, а следом? моментальный прорыв, несущий в себе информацию с желательной программой выхода из ситуации. Только Панфилову всего этого я не рассказал,? не было ни времени, ни желания. Да и уверенности в том, что он не примет меня за мистически-экзальтированную личность, тоже не было. Поэтому, помолчав, я спросил:

– Ну, Слона Вы нашли, а где Бокал?

Мне было известно, что еще один наш бывший однокурсник Вадим Федорович Бокальчук, удостоенный курсантским прозвищем Бокал, давно уволился из милиции и основал свой бизнес. Со временем даже выбился в местные депутаты. Говорят даже, что его считают одним из «отцов» города Николаева.

– Я вчера говорил с ним по телефону, – ответил следователь. – Бокальчук сказал: «Пусть начинает Слон, а потом, если надо, то и я подключусь».

– Понятно. Но я смутно представляю себе свою роль в этой истории. В качестве кого я буду участвовать?

– Не знаю, – признался Панфилов, глядя прямо перед собой. – Что-то вроде консультанта или частного сыщика. Понимаете, мне очень хочется помочь Недоходову, только не знаю почему! Точно не из жалости. А Вашего участия в деле я хочу, наверное, больше, чем мой подследственный. Тоже не знаю почему. Просто хочу, чтобы совесть потом не мучила. Может с моей стороны эгоистично, но считайте это попыткой не замарать честь мундира. Простите, я, наверное, несу чушь! Вы можете подумать, мол, страхуется и хочет докопаться до сути чужими руками. Не так ли?

– Лучше так, чем скрупулезно собрать бумажки, тупо подшить дело и отправить в суд, – ответил я почти машинально, а сам подумал, что не часто приходится иметь дело с такими следователями, как Панфилов. Да, он молод и не имеет еще должного опыта работы, но вот так при первой встрече говорить о совести и о своем внутреннем несогласии, наверное, смог бы не каждый. Мне даже стало стыдно за свой вопрос об участии в расследовании. Этот юноша выиграл первый «раунд». Особенно подкупило признание: «Сделать все возможное, чтоб совесть не мучила».

– Сколько вы можете уделить времени, помогая мне в этом деле? – подливая масла в огонь, спросил следователь.

– Сколько будет нужно, – попытался я исправиться.

– В таком случае, – он посмотрел на часы, – в тридцать шестом доме по этой улице для вас снята комната. Не пентхаус, конечно, но… Там есть где поставить машину. Об оплате не беспокойтесь – я все уладил. А на Ваш незаданный вопрос по поводу конспирации, могу ответить так: кому-то очень не терпится отправить Недоходова за решетку. Городская прокуратура просто достала! Меня уже обвиняют в личной заинтересованности. Короче, установку дали такую: «Еще вчера дело должно быть в суде». Поэтому, в отличие от Вас, у меня времени – минус ноль!

Комната, арендованная для меня Панфиловым, была уютной, но тесной и душной, как впрочем, и большинство съемных помещений на юге в разгар летнего сезона. Хотя нужно поблагодарить хозяйку за допотопный, но надежный вентилятор.

Я лежал на видавшем виды раскладном диванчике и «пролистывал» в уме события стремительно пролетевшего дня. Вопрос о конспирации был снят, но зато появились другие, не менее значимые вопросы, на которые я пока не находил ответа. Ко всему добавилась усталость и недовольство из-за нестерпимой жары. Единственное, что прибавляло силы, – это стремление помочь старому закадычному друзяке, попавшему в беду. Жаль, конечно, что не получилось у нас настоящей дружбы. За мишурой шального куража, который увлекал нас когда-то в пропасть безответственности и наплевательского отношения к себе и окружающим, за бездумной бравадой, заканчивающейся очередной попойкой, могли ли мы тогда увидеть то, что связывает людей крепко накрепко? Я думал о том, что бы с нами стало, если бы каждый из нас вовремя наступил на горло своему змею. Но да разве после драки кулаками машут? Теперь главное, чтобы все разрешилось.

С улицы доносилась развеселая музыка, и слышался гул оживленных голосов. Это в глубине двора, в заплетенной виноградом беседке, развлекались карточной игрой и светской беседой отдыхающие квартиросъемщики. Для них возле хозяйского дома была оборудована пристройка, состоящая из трех комнат и одной общей кухни. Отдельно, в огороде стояла душевая кабинка и туалет. Моя же комнатка была в хозяйском доме и предназначалась, наверное, для особых постояльцев. В общем, домовладение представляло собой частный мини пансионат постсоветского типа.

Хозяйка поместья – молдаванка средних лет по имени Мария, как видно, держала своих постояльцев в узде. Частенько слышался ее звонкий голос. Вот сейчас она распекала какого-то Мишу за не выброшенный вовремя мусор и налетевших из-за этого в кухню мух. Однако ко мне Мария отнеслась подчеркнуто вежливо, а по всем признакам чувствовался инструктаж следователя Панфилова.

– Для остальных проживающих, Вы – мой родственник, – наставляла меня хозяйка, а потом доверительно добавила. – Сергей Давидович – большой друг нашей семьи!

Имидж молодого следователя продолжал возрастать в моих глазах. Его забота и предупредительность трактовалась мной, как обустройство хорошо прикрытого тыла. А это всегда придает уверенности и способствует относительному покою жизнедеятельности. Только в подобных случаях главное не расслабляться.

Было около одиннадцати часов вечера, когда я разобрался со своими вещами и сходил в душ. Потом напился крепкого обжигающего чаю с ванильными сушками, которые любезно предложила мне Мария, и завалился спать.

Проснулся я от странных криков, доносившихся с улицы. На часах было половина седьмого утра. Мужской голос, усиленный каким-то громкоговорящим устройством, оповещал просыпающихся жителей переулка: «Молоко! Кому свежее молоко! Спешите порадовать свой организм!»

«Таки да! Я, несомненно, в Одессе!» – сделал я глубокомысленный вывод и попытался сползти с поскрипывающего дивана. – «Ни в одном другом городе вы не услышите такой утренний «промоушн» молочника, обеспокоенного здоровьем сограждан».

Несмотря на раннее утро, в моей коморке уже было душно, а выйдя на улицу, я убедился, что в такую жару спасение одно – море. Только вместо пляжа мне предстоял визит к Недоходову в следственный изолятор. И, опять же, не так, как это принято у нормальных людей, а с конспиративной прелюдией.

На трамвае я доехал до вокзала и ровно в половине десятого, маяча у входа в зал продажи билетов, набрал все тот же телефонный номер. Услышав привычный ответ: «Ждите!», стал подыскивать укромное место в тени. Но спрятаться под сенью векового платана так и не успел. По-видимому, человек, с которым я должен был встретиться возле вокзала, прибыл в условленное место раньше меня.

– Вы от Панфилова? – послышался за спиной уверенный мужской голос.

От здания вокзала ко мне подошел небольшого роста плотный мужичек лет сорока. Он назвался Анатолием и предложил пройти с ним на автостоянку. Мы сели в «не убиваемую» семерку с одесскими номерами последней советской серии и покатили по жарким улицам города. Только одно обстоятельство мне было известно точно – вскорости я повидаюсь с Лёнькой. И этот факт заставлял сердце учащенно биться и способствовал обильному потовыделению.

– Я работаю старшим опером в следственном изоляторе, – пояснил Анатолий и провел краткий инструктаж. – Вы тоже якобы опер, только из областного СИЗО. Это «отмазка» для нашего дежурного на всякий случай. Я договорился, так что вопросов не будет. Но мало ли что. Доставка Недоходова в оперчасть заказана на одиннадцать часов. Времени у нас будет не больше часа, только разговаривать придется в моем присутствии. Можете смело мне доверять. Панфилов – мой друг.

Изрядно попотев в пробках, но, все же вовремя добравшись до изолятора, мы беспрепятственно прошли в кабинет Анатолия. Он сразу же распорядился, чтобы привели Недоходова и уже через пару минут конвойные ввели арестованного.

Конечно же, я сразу узнал Лёньку, хотя годы и образ жизни, как говорят, взяли свое. Посреди кабинета стоял грузный дядька с седой неопрятной шевелюрой и пытался разгладить трясущимися ладонями свою измятую одежду. Волосы и расстегнутая рубаха были мокрые.

– В камере градусов пятьдесят жары. Вот и обливаемся водой, чтобы не сдохнуть, – пробубнил он, будто бы оправдываясь, а потом вдруг вздрогнул всем телом и медленно повернулся ко мне. Его загоревшее лицо стало бледнеть. Постояв так с полминуты, Доход отвернулся к стене и беззвучно зарыдал. У меня тоже ком стоял в горле. Я не знал, что сказать, да и не мог ничего говорить в тот момент. Только подошел и положил руку ему на плечо.